Серебряное кольцо

Серебряное кольцо
Олег Александрович Сабанов

Скучающий в деревенской глуши изгнанник не мог представить, чем обернется его знакомство с сестрами-близнецами.

Олег Сабанов

Серебряное кольцо

Вселяющая радостные надежды весна передала эстафету знойному лету, которое к концу августа устало от жары настолько, что с облегчением бросилось в прохладные объятия осени. На смену весеннему предвкушению праздника и расслабляющей летней духоте пришла политая слезами дождей прозрачная печаль увядания. Полыхнувший золотом сентябрь огненным листопадом перекинулся на тронутый ночными холодами октябрь, сжигая желто-багряным пламенем буйное зеленое убранство теплой поры и оставляя ноябрю темные остовы голых деревьев. Вилберн ценил последний осенний месяц за его безжалостную правдивость. Ноябрь, в отличие от того же мая, не обманывал радужными иллюзиями, суля в будущем только промозглый холод и долгие стылые ночи. Будучи незаконнорожденным сыном графа Реджинальда, он в полной мере изведал горечь разочарования вследствие несбыточных мечтаний. Все уверения отца оставить его в замке, приблизить к себе и взрастить рыцарем, готовым по первому призыву встать под знамена королевства, так и остались пустыми обещаниями. Когда Вилберну исполнилось шестнадцать, граф облагодетельствовал отпрыска кругленькой суммой и под давлением супруги настоял на том, чтобы он отправился в самый отдаленный уголок принадлежащей ему земли и поселился в давно пустующем доме, служившим когда-то своему хозяину приютом во время многодневных охотничьих походов. Напутствуя, отец выразил надежду на создание сыном со временем собственного семейного очага и дал ему слово при необходимости позвать обратно уже в качестве своего возмужавшего сподвижника. Не веря новым посулам, юноша тем не менее вынужден был, стиснув зубы, повиноваться и, простившись с проживающей в доме для прислуги одинокой матерью, в тот же день покинул графский замок.

Вопреки первоначальному мрачному настрою, юноша довольно скоро обосновался на новом месте и уже неделю спустя в полной мере ощущал себя хозяином сложенного из грубо отесанного серого камня небольшого, но крепкого дома на холме. Крестьяне из раскинувшейся у его подножия деревни обязаны были следить за состоянием жилища с тем, чтобы однажды вновь возжелавший поохотиться хозяин со спутниками смог заночевать в тепле и сухости. Полученные от отца средства для жизни в сельской глуши представлялись не иначе как огромное состояние и позволяли Вилберну по своему усмотрению распоряжаться свободным от рассвета до заката временем, занимая его прогулками вдоль полноводной реки, перечитыванием привезенных с собою книг, а также обдумыванием деталей будущего трактата о мучениях бастарда в ссылке. Несмотря на то, что местные крестьяне регулярно привозили ему провизию и дрова, иногда юноша сам спускался в деревню за маслом, сыром, овощами, хлебом, ища хоть какого-то общения с людьми.

Внешне похожие друг на друга дни проходили для Вилберна совершенно по-разному. Бывало, ему казалось, что все обстоятельства сложились наихудшим образом и ранняя смерть намного предпочтительнее одинокому прозябанию в глуши. В такие периоды время тянулось мучительно медленно и дождаться утра бессонной зимней ночью представлялось почти невыполнимой задачей. Когда же сердце юноши вдруг наполнялось беспричинной радостью, он мысленно благодарил судьбу за возможность находясь в тепле собственного дома есть досыта, не изнуряя при этом молодой организм тяжким трудом. Подобное состояние ускоряло бег времени настолько, что пролетающие сутки не успевали оставлять в памяти заметных следов.

По прошествии года изгнанник окончательно свыкся со своим уединением, всем сердцем полюбил охотничий дом отца, а среди местных обитателей прослыл хоть и замкнутым, но в целом порядочным человеком, щедро расплачивающимся с ними за покупки. Чтобы совсем не одичать Вилберн старался не пропускать воскресных богослужений в деревенской церквушке, во время и после которых ощущал на себе изучающие взгляды прихожан. Однако лучшим способом развеяться стали для него редкие крестьянские праздники, где можно было продегустировать яблочное вино с ягодной настойкой местного изготовления, поглазеть на нарядных хлопочущих женщин, лихо вытанцовывающих сверстников и перекинуться несколькими фразами с захмелевшими старожилами. В задушевные беседы его общение не выливалось, но скучающий бастард к нему и сам стремился мало, довольствуясь ролью постороннего наблюдателя за буйством жизни простолюдинов. На одном из таких гуляний, посвященном собранному урожаю, внимание юноши привлекли девушки-близняшки, неотступно следующие друг за другом в пестрой толчее импровизированной ярмарки. Их поразительное сходство касалось только внешних черт, однако всякий пристальный наблюдатель легко бы заметил, насколько разнятся повадки, темперамент и выражение лиц у сестер. Шедшая впереди глядела вокруг с живым неподдельным интересом, часто приветливо кивая встречным односельчанам и ловко огибая мешающих проходу людей. Семенящая за ней словно тень копия в сходном длинном льняном платье почти не поднимала глаз и лишь изредка озиралась по сторонам безучастным взглядом. Выбившиеся из-под чепчика темные вьющиеся волосы ведомой подчеркивали точь-в-точь такое же как у впередиидущей близняшки бледное лицо, только полное отсутствие мимики делало его пугающе загадочным в отличие от улыбчивой мордашки сестры.

С детства слышавший сплетни о двойниках короля и любивший мистические истории Вилберн, испытывал обостренный интерес к неразличимым как две капли воды людям. Видимо, этот факт вкупе с привлекательностью молоденьких девушек заставил юношу приблизиться к ним, преградить путь, и с учтивым наклоном головы произнести несколько напыщенное приветствие. Сестры поначалу замерли как вкопанные, однако та, что была побойчее не растерялась и с иронией в голосе ответила:

– Добрый день, господин из дома на холме! Решили нарушить свое уединение и посетить наш праздник?

Бастард искренне считал, что всякого рода сарказм остался в прошлом вместе с обитателями покинутого графского замка и потому слегка опешил, услышав знакомую интонацию от жительницы сельской глуши.

– Я постоянный гость на местных торжествах, однако вас с сестрой вижу впервые, – пытаясь казаться невозмутимым, сказал он.

Игриво ухмыльнувшись, незнакомка взяла за руку своего близнеца и, не проронив ни слова, нырнула вместе с сестрой в людскую толпу. Расценив очаровательную улыбку как знак ее расположения, Вилберн поспешил вслед за сестрами, пробуя на ходу продолжить общение и вскоре был вознагражден за свою настойчивость. Мало-помалу разговорившаяся девушка вкратце поведала любопытному преследователю историю, из которой он узнал, что его собеседницу зовут Агата, а ее близняшку Селена. После того, как три месяца назад в пожаре погибли их родители, девушки перебрались из своего маленького приморского городка, где на месте дома осталось пепелище, к согласившейся дать им приют одинокой тете Камилле, живущей на окраине деревни. По ее словам, если бы не участие и забота тетушки им с Селеной пришлось бы броситься со скалы в морскую пучину. Однако теперь они чувствуют себя здесь как дома, помогают тете Камилле вести хозяйство и уже премного наслышаны об одиноком молодом господине из дома на холме. Все то время пока Агата говорила, ее сестра смотрела себе под ноги и не проронила ни слова. Вилберн терялся в догадках, пытаясь понять причину молчания Селены, однако задать прямой вопрос по этому поводу не решался, опасаясь своей дотошностью отпугнуть пошедшую на контакт девушку.

– Благодарим за компанию, но дальше мы пойдем одни. Не хочу, чтобы тетушка увидела нас рядом с молодым господином из дома на холме и замучила потом своими расспросами, – сказала Агата и остановилась вместе с сестрой, подчеркнув тем самым серьезность своих слов. – Хотя ей все равно теперь доложат, – тихо добавила она, обводя взглядом снующих вокруг людей.

– Могу ли я рассчитывать на новую встречу? – напрямую спросил Вилберн, забыв на секунду о набравшей в рот воды Селене. – Я так измучился без общения. Со своей стороны обещаю делиться с тобой самым сокровенным и постараюсь сделать так, чтобы нам не пришлось скучать!

Услышав слова бастарда, девушка заметно замешкалась, но быстро взяла себя в руки, но ее глаза заблестели любопытством. Повидавший немало завистников с интриганами в графском замке и тонко чувствующий людей Вилберн, сразу подметил ее плохо замаскированный интерес. Он хорошо понимал, насколько трудно простой девушке, вынужденной изо дня в день смиренно помогать хлопочущей по хозяйству тете, устоять перед соблазном общения с графским отпрыском, пусть даже незаконнорожденным, и узнать из первых уст известные ему тайны.

– Вечерами мы с сестрой имеем обыкновение бывать на поляне у речной заводи, где возвышается разбитое молнией дерево. Река напоминает нам любимое с детства море, правда заменить его не может.

Вилберн знал это завораживающее своей таинственной красотой место, имеющее среди аборигенов дурную славу. Несколько лет назад рядом с ним в заводи утонули оставленные без присмотра дети, а месяцем позже там же повесилась их мать на ветви дуба, в который следующей ночью ударила молния. Тем не менее юноша обрадовался открывшейся возможности вновь увидеть Агату, но еще более тому, что определенно смог произвести на нее впечатление при первой же встрече. Окрыленный бастард учтиво раскланялся с сестрами и буквально полетел в свое ставшее родным убежище на холме.

Сутки до следующего вечера тянулись словно вечность и за что бы Вилберн не брался, будь то перечитывание книг, уборка по дому или приготовление трапезы, на ум то и дело лезли образы внешне неразличимых, но полностью разнящихся по своим повадкам близняшек. После обеда следующего дня он хотел по привычке вздремнуть часок-другой, но в итоге пролежал все это время глядя в потолок. В конце концов встав с кровати, бастард умыл лицо холодной водой, прополоскал рот настоем мяты, старательно расчесал волосы деревянным гребнем, облачился в короткий бархатный сюртук, который после отбытия из замка надевал всего пару раз, вышел из дома и неспешно направился к поляне у речной заводи.

Оказавшись через полчаса у засохшего дуба, он сел в его основании, оперся спиной о расщепленный ствол с обгоревшей корой и прикрыл глаза. Вилберну стало казаться, что прямо над ним на корявой ветке в петле медленно покачивается безжизненное тело, а с заводи тихо доносится крик неведомой птицы, напоминающий горький детский плач. Чтобы избавиться от неприятного наваждения, юноша открыл глаза, тряхнул головой, и, поднявшись на ноги, пошел к реке, собираясь умыть лицо. Несмотря на начало сентября вода оказалось еще по-летнему прогретой солнечными лучами, а юркие стайки мелких рыбешек на отмелях и мечущиеся по поверхности водомерки резвились так весело и рьяно, что создавалась иллюзия самого разгара летней поры. Возвратившись через несколько минут на поляну, бастард заметил медленно приближающиеся по ведущей к ней из редколесья тропинке две фигуры в серых платьях и еще издали узнал в них сестер. Он предполагал, что если близняшки сегодня и появятся у заводи, то, скорее всего, ближе к сумеркам, а его ожидание будет по крайней мере долгим, может, и вовсе бесплодным.

– Рад видеть вас в этом живописном уголке, который вряд ли сравнится с морским побережьем, но здешний воздух лесов, полей и бегущей реки так же чудесен, как и соленый бриз, – нарочито торжественно поприветствовал Вилберн подошедших девушек.

– Надо же! Молодой господин все-таки не забыл мои вчерашние слова и, определенно в ущерб своим делам, решил скрасить нам вечерний досуг, – с присущей иронией отозвалась Агата и шутливо поклонилась в пояс.

Остановившаяся за спиной сестры Селена еле заметно кивнула укутанной в чепчик головой и сразу спрятала глаза. «Что ж, уже прогресс, – подумал юноша. – Вчера я был уверен, что она меня вообще не замечает».

Вилберн предложил прогуляться вдоль реки по высокому правому берегу известной ему тропой. Агате идея понравилась и все трое неспешно пошли вниз по течению, причем Селена сразу отстала на два шага, словно давая сестре возможность вдоволь наговориться с молодым господином. Между ними и правда сразу завязалось легкое непринужденное общение, в ходе которого каждая затронутая тема, даже самая пустяковая, вызывала обоюдный живой интерес. Агата словно ждала момента, когда встретит благодарного слушателя и собеседника, поэтому делилась с бастардом накопившимися мыслями, вспоминала забавные случаи из своей жизни, с долей притворства сетовала на патриархальный деревенский уклад и устаревшие взгляды тетушки Камиллы. Иногда она вдруг взрывалась звонким заразительным смехом, если какая-то из озвученных баек ей самой казалась потешной. Юноша в долгу не оставался и сыпал подробностями своего пребывания в графском замке, пересказывал услышанные от его обитателей истории, цитировал заученные куски поэм, целые параграфы из книг, крылатые выражения мудрецов, зачастую безбожно коверкая их в полете собственной импровизации. Когда же он упоминал графа Реджинальда в качестве своего отца, Агата почтительно замолкала и взирала своими большими зелеными глазами на Вилберна, как на сошедшее с небес божество. Семенящая сзади Селена для изголодавшихся по интересному общению собеседников переставала существовать вовсе, лишь препятствия на извилистой тропинке типа повалившегося дерева или разросшегося кустарника напоминали о ее существовании и заставляли провожатого с сестрой оглянуться со словами предостережения. Мили через полторы тропа стала теряться в густой траве, потому они, недолго думая, развернулись и двинулись в обратном направлении, а когда уставшие, но продолжающие без умолку болтать обо всем и ни о чем вернулись на поляну, ощутили тянущуюся с остывающей заводи пронизывающую прохладу.

– Спасибо тебе, Вилберн, за приятную прогулку и весьма увлекательный разговор, – с нежной теплотой произнесла Агата, отчего бастард моментально согрелся. – В деревню нам лучше возвратиться порознь.

– Ненавижу зависеть от людских пересудов, но, видимо, так в самом деле будет лучше для нас, – отозвался юноша, не сознавая того, как буквально пожирает горящими глазами Агату. – Могу я рассчитывать на продолжение общения?

– Мы с сестрой бываем здесь почти всякий вечер, пока еще погода позволяет, – сказала она и смущенно прыснула в ладошку, не выдержав его пытливого взгляда.

Расценив ответ, как плохо замаскированное желание девушки вновь с ним встретиться, Вилберн больше не проронил ни слова. Опершись рукой на обугленный ствол разбитого дуба, он долго провожал глазами удаляющиеся фигуры сестер, таких похожих и совершенно разных одновременно.

Начиная с утра каждого последующего дня юноша нетерпеливо ждал приближения вечерних часов и сгорая от нетерпения загодя спешил на заветную поляну возле речной заводи. При появлении близняшек его сердце взрывалось ликованием, а когда начинался их совместный моцион по живописным окрестностям, бастард с Агатой забывали о молчаливой Селене и сразу же терялись в своих условно правдивых историях, жадно впитывая фразы, слова, взгляды и жесты друг друга. Идиллия продолжалась целую неделю и переставшего ощущать свое одиночество Вилберна все сильнее охватывало зарождающееся в сердце чувство, однако он боялся самому себе в этом признаться. После прогулок бастард возвращался в свой дом на холме, умывался холодной водой и сразу укладывался спать, уже зная, что ночное сновидение подарит пусть призрачное, но оттого не менее волнительное свидание с Агатой, часто наполненное пикантными деталями, о которых наяву приходилось лишь мечтать.

Вечером восьмого дня он, как обычно, ожидал у дерева сестер, но вскоре заметил приближающуюся фигуру только одной из них. Не понимая, как реагировать, юноша против сложившихся правил пошел ей навстречу, а когда поравнялся с девушкой, по очаровательной улыбке на бледном лице сразу узнал Агату.

– Чего подбежал, решил согреться? – со смехом заявила она, мигом сняв его легкое напряжение, – Селена немного захворала и решила остаться дома вместе с тетушкой, так что пройдемся сегодня вдвоем.

Девушка смахнула с лица паутинку, блеснув при этом тонким серебряным колечком на безымянном пальце левой руки. Вилберн подметил его при первой же встрече на ярмарке, но сразу полюбопытствовать на сей счет не решился, а потом и вовсе перестал замечать скромное украшение, всецело увлекшись его обладательницей.

– Ты разве помолвлена? – вырвалось у него то ли в шутку, то ли всерьез.

– Нет, конечно! Разве стала бы я в таком случае встречаться вечерами с молодым человеком и открывать ему свои маленькие тайны? – ответила Агата с нотками обиды в голосе.

Боясь еще больше задеть самолюбие девушки, бастард быстро сменил тему, и они побрели знакомой тропинкой вдоль русла реки. Видимо потому, что этим вечером им в затылок не дышала Селена, или из-за наблюдающих на них с облаков амуров, которым наскучила недосказанность, общение юноши и девушки быстро переросло в сплетение рук, затем в слияние глаз и в итоге увенчалось долгим страстным поцелуем. Все попытки Вилберна вспомнить подходящие моменту слова, коих, как ему казалось, он знал в достатке из прочтенных рыцарских саг, заканчивались провалом. Абсолютно свободный от мыслей, каким только и может быть счастливый человек, он раз за разом припадал своими губами к ее устам, не замечая, как желто-багряные листья с высоких крон мягко опускались на его голову и плечи. В тот момент, когда она на мгновение отстранилась, чтобы быстро убрать со лба под чепец свою непослушную прядь, бастард вновь задержал взор на блеснувшем колечке.

– Оно было подарено мне покойной ныне бабушкой, которая строго-настрого запретила посвящать кого-либо кроме сестры в его тайну, – неожиданно сказала Агата, поймав взгляд юноши. – Но разве могут быть секреты от любимого человека, которого так долго ждала и наконец встретила?

Бастард, плохо понимающий весь смысл сказанных слов из-за вскруживших его голову страстных лобзаний и, по сути, только что прозвучавшего признания в любви, тем не менее пристальнее всмотрелся в прозрачную зелень глаз девушки.

– Раз ты помнишь об этом даже сейчас, то действительно дело серьезное. Выкладывай все начистоту! – пытаясь казаться непринужденным, заявил Вилберн и изобразил на лице подобие улыбки.

– Точно хочешь знать? Не пожалеешь потом? – еще больше интригуя своими вопросами, прошептала она.

Юноша уже хотел вновь впиться в нее горячим поцелуем и прервать неуместное в данный момент словоблудие, но порок любопытства взял верх над грехом вожделения.

– Я пережил изгнание из родного замка и разлуку с отцом. Что может меня после подобных ударов ввергнуть в уныние или удивить? – подчеркнуто пафосно произнес Вилберн, памятуя о благородной крови в своих венах.

– У меня в роду не было графа с замком, зато существовало страшное проклятие, – начала Агата после выдержанной паузы. – Мои предки погибали от болезней или несчастных случаев в относительно молодом возрасте, иногда не успевая оставить потомство. Даже те, кто связывал с ними жизнь брачными узами словно заражались этим таинственным недугом. Исключение – моя бабушка, которая подарила нам с Селеной кольцо…

– А как же тетушка? – перебил ее бастард.

– Она была удочерена малюткой и неродная нам по крови. Так вот, бабушка прожила до преклонных лет благодаря этому простенькому украшению, которое хранило ее от бед, болезней и прочих напастей, – девушка подняла распростертую ладонь левой руки к своему лицу. – Сразу скажу: я понятия не имею, откуда оно взялось и почему обладает магической силой, но знаю определенно, что без него моя жизнь потускнеет и в любой миг может оборваться.

– Постой, а почему твоя родная сестра Селена нормально себя чувствует? – удивился юноша.

– Понимаешь, бабушка собиралась отдать кольцо первому родившемуся внуку или внучке, но появились на свет мы с сестрой. Она долго к нам приглядывалась, а когда ее любимым близняшкам стукнуло тринадцать лет, посвятила нас в тайну колечка, но надела его именно на мой палец. Селена же росла замкнутой, странной девочкой и бабушка побоялась, что она попросту потеряет его. А так я, пока весела и полна сил, присматриваю за сестрой и даже заставляю ее носить кольцо на своем пальце вечером перед сном.

– И что это ей дает? – поинтересовался Вилберн.

– О, видел бы ты Селену теми вечерами! Преображается прямо на глазах, начинает тараторить, смеяться, петь и в буквальном смысле светится изнутри! – воскликнула Агата, окончательно оставив свой интимный шепот.

Юноша попытался представить ее практически немую и вечно угрюмую сестру в только что описанном состоянии, но не сумел.

– К чему тебе мое красочное описание, если есть возможность все изведать самому? – провозгласила она, аккуратно стягивая колечко со своего пальца.