Справа преобладала пехота. Это было видно по немалому количеству разгружающихся грузовиков и отсутствию танков.
– Курянин, быстро шифровку: «Командарму 10. Прошу немедленно нанести бомбовый удар скоплению вражеской техники квадрат 76-34. Ориентировка на месте визуальная. Командир ОРСН.»
– Лёшка, бегом к старлею Симонову. Скажи, что на левом фланге устанавливают полевую батарею, эти шесть стволов опасны для его танков. Напомни, чтобы вперёд нашего танка не лез. А нашим танкистам скажи, чтобы накрыли осколочными позиции полевой артиллерии. Давай гони.
– Курянин. Пилипенко на связь.
– Есть.
– Кузьма Петрович, это командир. Сейчас против вас попрёт пехота. Готовь осколочные. Пошли кого-нибудь к танкистам, пусть тоже не стесняются. Пулемётчиков предупреди. И посматривай влево. Те танки, что будут рваться в центр обороны, будут у тебя, как на ладони, да ещё и бортами.
– Иван, давай к зенитчикам. Пусть начинают по готовности, когда танки выйдут на дистанцию уверенного поражения. В лоб броню они не прошибут, а вот борта продырявить, гусеницы разуть или навесные бензобаки подпалить – это будет им по зубам.
– Товарищ командир, шифрограмма.
– Давай. «Командиру ОРСН. Бомбардировщики взлетели. Командарм 10».
Ну, что ж, это уже кое-что. Лишь бы не опоздали, а то в чистое поле бомбы покидают. Слева раздался свист мин, и брызнули осколками четыре взрыва. Твою ж прабабку! Так они наш десант издаля порешат. И словно в ответ послышались громкие короткие та-та-та наших ДШК и выстрелы снайперов. Миномёты с той стороны пару раз кашлянули и заткнулись. Ага! Не понравилось!
Постепенно бой расширялся и усиливался. И вот наступил момент, когда вся огромная масса немецких войск зашевелилась и пришла в движение. Зрелище, скажу вам не для слабонервных. У меня даже заболела шея от бесконечного мотания головой, вверх, вперёд, вправо, влево и опять по кругу. Пауза явно затягивалась. Да, где ж вы сталинские соколы, растудыть вас! Зачем вы мне будете нужны через полчаса?! Уф-ф. Напрасно ругался. Прощения прошу.
Три тройки наших бомбардировщиков СБ выплыли из-за леса с северо-востока и начали наползать на поле боя. Господи, лишь бы мессеры не появились. И они появились. С-цуки! Однако, и наши И-16 тоже выскочили откуда-то сбоку. И понеслось. Я не успевал мотать головой, потому, что и крестоносцы, рыча моторами, уже прилично приблизились.
И тут началось маленькое светопреставление. Каждый из СБ с пологого пикирования сбросил по двенадцать полусоток. Почти шесть тонн тротила обрушились на танки и пехоту, и весь центр поля покрылся тёмными кустами взрывов. Между тем в воздухе продолжалась отчаянная схватка. Мессеры явно преобладали в скорости и парами клевали бомбардировщиков. «Ишачки» ловко вертелись, но не успевали за стремительными серыми тенями. Вот бомбардировщик задымил одним мотором и заковылял в нашу сторону. Второй вспыхнул, и из него посыпались парашютисты. Слава богу, приземлятся где-то у нас в тылу. СБ-шки медленно повернули и поползли назад. Ага, вот и мессер пустил струю дыма, и захромал домой. Но картина воздушного боя уже ускользнула, поскольку нам предстояло сражение на земле.
Полусотки бомбы достаточно мощные, но против танков не очень эффективные. Чтобы попасть сверху в разбросанные по полю коробки, мало быть снайпером, надо быть почти чудотворцем. Конечно, согласно теории вероятности, были попадания и взрывы рядом с танками, о чём свидетельствовал пяток дымных столбов, но намного больше пострадали немецкая пехота и артиллерия. По характеру перемещения противника и ослаблению напора я чувствовал, что бомбёжка всё-таки сбила фрицам дыхание, потрепала и расстроила танковый клин. Но стадо железных слонов опять собралось и продолжило наползать на наш рубеж.
Я строго-настрого предупредил командиров обоих прикрывающих центр танков, чтобы они стояли тихо и не рыпались. Сначала свою партию на малых дудках исполнят сорокапятки и зенитки, затем к ним подключится наш «неубиваемый» танк и обе батареи, потом придёт очередь танков Симонова и тех, что прячутся за домами на правом фланге. Обе резервные тридцатьчетвёрки должны вступить последними, чтобы сразу не подставиться и потом в упор долбить по прорвавшимся в центре танкам. О привлечении последних двух танков, стерегущих в тылу оба шоссе, не хотелось и думать.
Вскоре перестрелка разгорелась по всему фронту, но я продолжал внимательно следить именно за танковым клином четвёрок, грозно наползающему на наш центр. Вот стволы головных танков окутались дымом, и через секунду близкие взрывы взметнули в воздух тонны земли. Нехило долбанули осколочно-фугасными. К грохоту разрывов и свисту рваного металла присоединился треск и шум падающих деревьев.
Ощутимо ударило в бок и голову. Тьфу, зараза, обязательно надо в голову, как будто других мест нет. Рвануло осколком из рук бинокль, но что облучённому прибору какой-то осколок. Отряхнув землю, я продолжал наблюдать.
Вот дёрнулся и задымил один из головных немецких танков. Вот полыхнул и второй. Справа. Значит, подключились сорокапятки Пилипенко. Давай Кузьма, покажи сверхчеловекам, их место в неживой природе.
Неподалёку хлёстко ударили зенитки. Оба трассера уткнулись немцу в борт. Сразу поражение и огонь. Ого, как разгорелось! Видимо, ребята договорились стрелять дуплетом в навесные бензобаки. Неплохо задумано.
Новая волна взрывов и дыма накрыла наши позиции, видно здорово мы разозлили гордых потомков нибелунгов. Гады! Всё лицо запорошили. Вокруг на броне валялось уже не меньше десятка горячих отскочивших от меня осколков. Всё-таки реально выручает броня. Вот опять, в поясницу врезало, и я покачнулся, будто кувалдой врезали. Похоже, крупная железяка прилетела.
Справа неподалёку знакомо бухнуло, ещё и ещё раз. Эт-то что ещё такое?! Твою ж маманю! Батура, две пушки приволок на прямую наводку. Пострелять напрямую по танкам захотелось. Выживет, прибью на хрен, засранца!! На неподготовленную позицию!! Фактически голым стоит!! Убьют ведь дурака!
В поле разгорались танки. Ещё один. И ещё. Так. Вот и Батура отметился. А теперь вали оттуда подальше! Ва…
Несколько взрывов слились в один, подбросили и повалили одну пушку и скособочили другую. Никого из расчётов не видно. Ну, покажитесь же. Нет. Никого.
Слева наш «неубиваемый» танк выдвинулся вперёд и съехал с дороги вправо, уступая место дивизионным тридцатьчетвёркам. Так. Молодец Варик. Сразу крайнего немца завалил. Ого. Ещё одного. Так, и ему в ответ прилетело. Даже отсюда видно, как огненным росчерком отлетают от корпуса трассирующие болванки. Лишь бы башня выдержала и не слетела с погона. Вот ещё в немца попал, и у того башню внутренним взрывом сорвало.
Сзади мощно рвануло. Вздыбилась земля, тугая горячая волна подбросила и швырнула меня вниз. И опять по спине прилетело что-то тяжёлое. Хек-х, вылетел из лёгких воздух. Впечатался локтём во что-то твёрдое. Оглушённая голова соображала туго. Кое-как разобрался, где верх, а где низ, выкарабкался из-под кучи земли, отряхнулся, протёр глаза и проморгался.
– Товарищ командир, Курянин… – словно через вату до меня донёсся голос Бали. Он помог мне подняться. На тёмном от копоти и грязи смертельно усталом лице белели глаза, в которых отразилась боль.
– Тьфу, – я выплюнул изо рта землю, – что Курянин?
– Вон, смотрите, – он моргал, стараясь прогнать из глаз слёзы.
На месте перекрытого окопчика, где мы прятали рацию, дымилась воронка, из которой среди торчащих дыбом веток и обломков ствола виднелись неестественно вывернутая рука и край обескровленного лица с остекленевшими глазами. Прямое попадание фугаса. Прямо под ноги. И никакая броня не помогла. Судьба опять преподала нам потрясающий урок. Но по большому счёту ему всё-таки повезло, ведь лучше моментальная смерть, чем увечная жизнь. Горло сжала обида и боль. Я с трудом проглотил горький комок:
– Лёша, беги в тыл, кликни всех наших, кого найдёшь. Пора.
– Я тебя одного не оставлю!
– Это приказ! Исполнять!
Баля убежал, а я опять забрался на танк и постучал в люк.
– Командир, вызывай оба танка, стерегущих в тылу шоссе. Пусть поспешат. Давайте ребята, ваш выход. Стреляйте точно, быстро и через выстрел маневрируйте. Иначе они вас засекут. Удачи, – и я спрыгнул с брони. Теперь эти танки тоже мишени.
Пробравшись вперёд и влево через поваленные деревья, я перевалился через задний бруствер и скатился в засыпанный гильзами и землёй окоп вблизи пулемётного расчёта. Быстро огляделся и приготовился к бою.
Впереди пространство представляло собой невообразимую мешанину из горелого железа, воронок, куч выброшенной взрывами земли вперемешку с сотнями трупов, горящего бензина, едкого порохового дыма, рёва моторов и воплей людей. Нормальный человек не выдержал бы такого, но в воспалённом сознании пульсировало только одно слово «долг», и руки крепче сжимали оружие, будто от нашего рубежа зависел исход всей войны! Кто знает, может быть и зависел.
Наш «неубиваемый» продолжал долбить слева, ему подпевали другие тридцатьчетвёрки, но и там уже имелись потери. Был отчётливо виден густой дым над одним из наших танков, другому снаряд разбил опорный каток, ленивец и разорвал гусеницу. Правый фланг отсюда был виден плохо, но и там над землёй повисла чадная копоть. Наверняка танкистам приходится туго.
Вот, подорвавшись на минах, в сотне метров замерли ещё два танка с крестами. Ещё один вспыхнул от попадания справа. Да сколько же их на наши головы!!
Подбитые танки мешали проезду других. Немцы пытались спихнуть горящее или горелое железо, начинали елозить и попадали на прицел наших пушек. Однако, судя по выстрелам, и у нас пушек поубавилось. Слева палили лишь две тридцатьчетвёрки, укрывшиеся в овражке рядом с шоссе. Другие танки, похоже, вышли из строя. Один дымился догорая, другой только чадно разгорался, а третий по-прежнему замер без катков и гусеницы.
Как и в прошлый раз, немцы отчаянно рвались к нашим окопам. Наркотой их что ли накачали? Волна атакующих приблизилась вплотную. Немцы пёрли валом, шли во весь рост, орали и галдели. Да, они и впрямь, похоже, пьяные! Наши пули рвали их тела, а они лезли вперёд, как одержимые! Замешанные на страхе и шнапсе ненависть и фанатизм – поистине зверская смесь. С перекошенными яростью лицами гансы лезли через дымящуюся баррикаду из битой техники, куч земли и трупов перед нашими окопами и от безумного бешенства были готовы вцепиться в нас зубами. Пулемёты не умолкали и захлёбывались лишь на минуту, чтобы сменить раскалённый ствол или ленту. Взрывы гранат, многоголосый вой, несмолкаемый густой свист пуль и звериная ненависть накатывали раскалёнными волнами. На миг меня охватила паника и тут же сменилась холодной яростью. Чувства как-то сразу притупились, будто замёрзли, в голове исчезли все мысли, осталось только сильнейшее желание убивать.
Я менял в автомате магазин за магазином, орал, матерился и уже был готов броситься в рукопашную, когда что-то изменилось. Секундой позже я понял: к нам подошла подмога. По немецким цепям в упор хлестнули пулемётные струи свинца и громыхнули выстрелы из танковых пушек. И немцы вдруг сдулись. Сразу сдулись. Словно опомнившись, эсэсовцы бросились назад, падали, отползали и навсегда замирали, скрючившись, на земле. Откуда-то из-за завала пытались отстреливаться, но вскоре заткнулись. На левом фланге тоже бой стих, а справа всё ещё раздавались очереди и хлопки гранат. Пару раз грохнула танковая пушка. Два взрыва и всё.
Звуки боя стихли, словно впитались в землю, а шум откатился вдаль и замолк. Теперь тишину нарушали только шорох огня, стоны и жалобные крики раненых и треск горящих боеприпасов. Густо чадили почти прорвавшиеся к позициям танки, с которых свисали дымящиеся человеческие останки, торчали тросы и какие-то железяки. Бой закончился.
С трудом двигая ногами, я добрался до штабной машины, но возле неё понял, что делать мне здесь нечего. Курянин погиб, рация разбита, шифроблокнот пропал. Сашка на левом фланге со своими ДШК. Вестовые и Дед куда-то подевались. Склонившееся к закату солнце намекало, что заканчивается ещё один день войны.
Истратив все силы, и даже сверх того, я натурально собрался подыхать. Не в состоянии не только двигаться, но даже моргать, я сел на землю, привалился к колесу и выпал из реальности. Мягкая темнота заботливо обняла, избавив от всех бед и тягот. Но не успел я глаза сомкнуть, как из умиротворяющего покоя меня выдернул истошный крик:
– Смирно! Ты как стоишь, красноармеец?! На кого ты похож! Где головной убор! И, что это за тряпка на голове!
Я разлепил глаза и увидел, что по позиции шныряют какие-то посторонние бойцы с трёхлинейками, а на стоящего рядом со мной Балю орёт незнакомый гебешный старлей. Да, что ж это такое! Они что специально за кустами прятались, пока мы здесь жилы рвали?
Нет, они не прятались. Пока я был в отключке, прошло около часа. За это время из Коссово вернулись три наших Опеля с боеприпасами, и вместе с ними прибыло подкрепление.
Со стоном я отодрал себя от земли, шагнул к капитану и отдал честь:
– Здравия желаю. Я командир группы специального назначения старшина Батов. Представьтесь, пожалуйста, товарищ старший лейтенант госбезопасности.
– Развели тут, понимаешь, анархию, – одутловатый тип, снял фуражку и протёр её платком изнутри и блестящую от пота лысину, – ты, старшина, совсем за порядком не следишь.