– Красавчик. Кто бы мог подумать, что ты у нас такой герой!
Сашка молча улыбнулся. У него была очень красивая улыбка и грустные глаза, только раньше я этого не замечал. Нам в армии всегда в пример ставили ВДВэшный спецназ. Командир батальона у меня был бывший десантник. Если у нас что-то не получалось или мы плохо стреляли, или ночью, замученные «дедами», на зарядке утром слабо бежали, он всегда орал, что в ВДВ мы бы не протянули и месяца, а когда он был сильно огорчен, то, матерясь в полголоса, говорил: «Не дай Бог с вашим стадом попасть на войну!». Крутой у нас был комбат.
Все это я вспомнил, глядя Сашке в глаза, с виду обычному пареньку небольшого роста с красивой улыбкой, который выжил в спецназе и героем пришел с войны…
– Пойдем, Сашка, выпьем за тебя, мы угощаем. На таких мужиках, как ты, вся Россия и держится, – сказал я, а сам подумал: ну как же это может быть, человек, который воевал, получил орден Мужества в двадцать с небольшим, вынужден «шестерить» в бильярдной и исполнять прихоти сытого быдла, которое кичится своими дешевыми бабками. «Сашка, ставь» больше я никогда с порога не кричал. В ту ночь вообще барских замашек у меня поубавилось.
Сколько же вас еще, достойных сынов Отечества, тихонько живет в нашей огромной безумной России, славной во все времена подвигами своих героев?
2000
Очки
Я шел с работы. Было уже темно, хотя в это время в январе день уже начинает прибавлять. Почти возле самого дома я увидел человека, стоящего на коленях на грязном утоптанном снегу тротуара и тщетно пытающегося встать. Все его попытки были настолько жалкими, что я не мог пройти мимо и не поинтересоваться, все ли у него нормально, мало ли, может больной, может плохо стало, все же бывает. Подхожу ближе и вижу: в затасканной телогрейке, в испачканных в известке кирзовых сапогах, в солдатской побитой цигейковой шапке в дуплину пьяный мелкий мужичок пытается встать. В метре от него разбросаны его рукавицы, сшитые из такого же грязно-серо-зеленого материала, что и телогрейка.
– Эй? С тобой все в порядке?! – на всякий случай брезгливо поинтересовался я.
Мужичок, не торопясь, поднял на меня свои пьяные, но осмысленные, грустные глаза и почти извиняясь попросил:
– Мужик, помоги, пожалуйста, очки найти. Я тут где-то упал, – сказал он, абстрактно разводя руками.
В свои двадцать три на «мужика» я еще не тянул, все же уточнив у него, где он именно упал, начал искать. Но напрасно. Было очень темно. На счастье, а точнее, на беду, мимо ехали знакомые пацаны на джипе. Увидели меня, притормозили.
– Потерял что-то?
– Да нет, вон мужик «синий» очки уронил. Подъедь, фарами посвети.
Свет у «Крузака», как прожекторы у космического корабля. Старомодные сломанные и перемотанные изолентой очки нашлись тут же. Пацаны погасили фары, но не уехали, так как давно не виделись и раз уж встретились, то хоть пять минут, но надо поговорить.
– На, вот твои очки.
Тот улыбнулся, но получилось это у него как-то грустно.
– Спасибо, землячок.
– Да ладно, – говорю я. – Жизнь долгая, в следующий раз ты мне поможешь.
– Помогу, конечно, помогу… – воодушевленно, но по-прежнему грустно, видимо, реально ощущая свое бессилие, сказал он мне. Хотя лучше бы он ничего не говорил. В груди моей все поднялось и сжалось. Сколько вас таких спившихся и пьющих от безнадеги, хронического безденежья и безысходности российских работяг. Ничего не изменилось в России. Как при царе пили мужики, одурманивая себя паленой водкой, так и при вождях и президентах пьют ее горькую, находя лишь в ней спасение. А на дворе третье тысячелетие. Посмотрел я на этого мужичка еще раз, и обидно мне стало: за него, за его детей, которые у него наверняка есть и которым он уже давным-давно ничего не может дать. Потому и пьет. Потому и глаза у него грустные.
– Ладно, давай тебя подниму, – сказал я и, собрав его рукавицы, за плечи мощным рывком поставил на ноги.
– … Слышь, зём, спасибо… Еще встретимся, – покачиваясь, сказал он мне в спину, потому что я уже пошел к машине. Напоследок я еще раз обернулся, чтобы глянуть, как он пойдет. Судя по тому, как он вставал, идти он должен был весьма неуверенно. Сделав первый шаг, он остановился. Качнулся и со всего маху, как был в полный рост, грохнулся на спину, сильно ударившись о мерзлый асфальт затылком. Его голова издала такой звук, что я вмиг понял, как на живодернях забивают собак, раскалывая им черепа железными прутами.
Из машины раздался дружный хохот. Со стороны это должно было выглядеть очень смешно. Но только со стороны. В машине пацаны не могли слышать этого ужасного звука, а я слышал, и поэтому мне было совсем не до смеха. Я подбежал к беспомощно лежащему на асфальте телу. Признаков жизни мужичок не подавал. Я потормошил его ногой. Через несколько секунд он открыл глаза. Значит, жив, подумал я и побежал звонить. Ближайший телефон был рядом, в магазине. Сотовые тогда еще были редкость. С трудом объяснил я ситуацию продавцам, но телефон они мне дали. Я только не мог решить, куда звонить: в милицию или в скорую?
Мои сомнения развеяла заведующая, баба, видимо, тертая:
– Он пьяный?
– Да просто в дугу.
– Ну тогда какие менты? Ты че? Ты же сам мужик! – улыбаясь, сказала она мне, и я покорно вызвал скорую, а про себя подумал: «Ну, надо ж было мне лезть к этому мужику, искать его очки, ну шел бы да шел. Доковылял бы он как-нибудь домой, нет, надо было лезть. Теперь лежит он с хрен знает каким сотрясением, и все с моей легкой руки». С этими мыслями я вышел из магазина. Каково же было мое удивление, когда на том месте, где должно было лежать бездыханное тело, я увидел мужичка в окружении очередных прохожих, уже стоявшего на ногах, в своих очках, в которых он смахивал на спившегося интеллигента, в своих рукавицах и робко отряхивающего со спины снег. Вот уже воистину пьяному море по колено. С облегчением я сел в машину, и мы поехали подальше от этого места, точнее, в сторону моего дома. Только вот для себя я так и не решил, правильно ли я сделал или нет, что полез к нему со своей добротой, не успокоило и то, что под общий разговор в машине я вспомнил известное изречение: «Дорога в ад вымощена благими намерениями». Так что ж, теперь вообще никому не делать добра?
1999
Охота
Степкин отец был известен как спортсмен, рыбак, охотник, турист, заядлый автолюбитель и одновременно пьяница и бабник. С последними двумя характеристиками были связаны не столько алкоголизм и распутство, сколько нелепые, смешные, на грани правды, истории. В целом Семенов-старший слыл хорошим инженером и добряком, и весь двор считал, что Степке повезло. Иметь такого отца – для пацана это просто счастье. От родителя Семенов-младший унаследовал факультет механики политехнического института и свойство попадать во всякие истории. Больше у Степки с отцом общих эпизодов в биографии не предвиделось. Особенно Семенов-старший горевал оттого, что сыну не смог внушить любовь к природе, спорту и охоте. Все усугублялось еще тем, что с детства Степка до глубокой ночи зачитывался книжками, с отличием и красным дипломом закончил музыкальную школу, а на предмет охоты безапелляционно говорил отцу: «Ну что мне сделали эти птички и зайчики? Пусть они живут и летают». После подобных заявлений Семенов старший сокрушался: «Степка!? Ну как ты жить – то дальше собрался!?». Но нужно отдать должное терпеливому родителю, что сокрушался он без истерик. Хоть Степка и косил под ботаника, парень он был что надо, и Семенов предполагал, что то, как живет и какие задачи перед собой ставит сын, – это тоже вариант. Он не давил, но все же считал, что походы за грибами, охота и рыбалка не помешали бы. Мать Степки на все эти идеологические стычки своих мужиков смотрела философски, дескать время рассудит – кто прав. И время рассудило. Однажды вечером сын пришел домой и с порога поверг всю семью в изумление.
– Я еду на охоту, – стесняясь своей решительности, выпалил Степка.
– А я думала, чем омрачится столь прекрасный день?..
Семенов-старший посмотрел на жену и не без гордости спросил: – Степан, ты не заболел ли?
Степка вкратце поведал, что с первым снегом с двумя одногруппниками и «еще одним пацаном» они на поезде поедут в настоящую тайгу на зайцев.
– Там даже лоси водятся! – триумфально завершил он, решив пока опустить дальнейшие детали и подробности, так как восхищенный глава семьи мог повести себя неадекватно.
И действительно. Психическое состояние Семенова-старшего могло резко ухудшиться в любую секунду. Степкин отец сиял как медный таз и путался в мыслях, думая, с чего начать. Этого момента он ждал всю жизнь:
– Сынок, патронов возьми с дымным порохом, дробь пусть будет двойка, тройка и на всякий случай картечь… Хотя нет, картечь не нужна. Тебе нужен белый маскхалат, хорошие сапоги – болота в тайге еще не промерзнут, потом возьми побольше носков, обязательно спички, компас, нож … бутылку водки я тебе дам… Так, что еще? Тебе срочно надо сделать охотничий билет и переоформить мое старенькое ружье. Затем, подобрать теплые вещи, можно еще взять валенки и на всякий случай несколько патронов с пулями…
– Пап. Ты меня, что, на войну собираешь? – перебил Степка взволнованного родителя. Семенов-старший прервался, но подумав сказал: – Ладно, ты прав. Не все сразу. Я тебе расскажу и покажу все по порядку. Время еще есть. Жаль, что ты раньше со мной не ездил…
* * *
Следующий месяц был посвящен систематическим сборам, инструкциям, и даже однажды Семеновы ездили за город. Степка учился стрелять из ружья. Преимущественно по бутылкам, которые самоотверженно подкидывал отец. На втором десятке патронов он начал в них попадать, и Семенов-старший не без гордости резюмировал:
– Моя кровь. Гены – великая вещь!
К поезду Семенов Степку отвез лично. Несмотря на все преграды, в пятницу ему удалось пораньше убежать с работы и вовремя подъехать к вокзалу.
– У меня, сынок, охотничье приключения начинались уже на стадии вокзала, – пошутил Семенов старший, вытаскивая ружья и рюкзак из машины.
«У меня тоже», – подумал Степка, вспомнив, что дома оставил сумку с патронами, документами на ружье и деньги. Благо билеты покупал не он. «Съездил на охоту», – обреченно подумал он, но решил не портить торжественности момента и, взяв после теплого прощания с отцом вещи, поплелся к перрону.
* * *
После нескольких бутылок водки и третьего часа пути, под стук колес и гомон друзей, Степка расслабился и решил, что если ружьё без документов заберут, то так тому и быть. Значит, охота не для него, и прав он был, что не рвался в охотники и рыболовы. Об отце старался не думать. Конечно, он ужаснется, когда дома увидит сумку, но, может, не станет ее разбирать и не узнает, что Степка уехал без лицензии, разрешения на оружие и охотничьего билета. Так думал Семенов-младший, захмелев и засыпая под стук колес.
* * *
После пересадки на электричку Степка с друзьями добрался до деревни своего одногруппника. К Антону приехали поздно ночью, поели и легли спать. Выпивать больше не стали.
– Вам завтра в лес, так что нечего, – сказал Антонов дед и отправил молодежь спать.
* * *