– Вот так. Её здесь нет.
– Сиди здесь. Пойду я посмотрю.
Леонид сделал несколько кругов по залу, но также вернулся ни с чем.
– Хм, странно, – прокомментировал он. – Как сквозь землю провалилась. Быстро она, однако, обедает.
– Скорее всего, ты был прав, – пожал плечами Александр. – Жизнь не даёт вторых шансов…
Дневник художника. Запись №4
Так чем же я собственно недоволен? Стою, крашу стену. Ведь именно это делает мою жизнь более спокойной. Не лёгкой, нет. Я практически постоянно свожу концы с концами, но нет той боли, что причиняют сами попытки создать что-нибудь, изобразить свой внутренний мир и показать его людям. Они не хотят знать о нём, а я устал доказывать, что он прекрасен.
И я не просто устал – теперь мне страшно. Да, страшно по-настоящему. Не хочу больше, чтобы кто-то насмехался надо мной. Наверное, в этом причина? Не знаю. Если честно, я не могу определить, чего точно боюсь. Что мне мешает пробовать снова и снова? Я знаю, что далеко не все сразу получили признание. Некоторым потребовалось ни одно столетие, чтобы люди наконец-то увидели их талант. Они с безумным упорством продолжали стоять на своём, утверждая своё видение действительности, своё мироощущение, и кое-кому даже удавалось это, но очень многие падали, так и не убедив остальных.
Отчего так? Почему, встав на этот путь, обязательно нужно пробираться через лес трудностей и препон? Почему не может быть всё просто? Большинство творцов прожили очень тяжёлую жизнь, полную испытаний, лишений и боли. Достоевский говорил: «Чтобы писать, нужно страдать». Неужели без этого нельзя? Сможет ли художник, писатель, музыкант создавать шедевры, если будет счастлив? Возможно ли такое искусство? Что-то мне постоянно подсказывает, что нет. Если ты будешь честен, то тебя не примут, потому что никому не нужна правда. Люди привыкли жить в иллюзорном мире. Может быть, они правы? Ведь так проще. Так, однозначно, легче. Не зачем погружаться в эти дебри противоречивостей и несоответствий. Лучше на них смотреть через очки с цветными стёклами, чтобы глаза не резало от назойливого света настоящего, за которым нет ничего, кроме разочарования.
Тогда зачем я снова закрепил этот проклятый холст? Зачем сегодня так долго думал о том, что хочу изобразить на нём? Ведь всё не имеет смысла. Не имеет смысла… Смысла… Многое в нашем мире не имеет смысла, но существует и даже становится больше, но и это не особо мешает нам. Мы накопили такой огромный багаж бессмыслицы и даже не думаем расставаться с ним. Так почему бы не добавить в эту копилку ещё чего-нибудь?
В том-то всё и дело: не хочется плодить пустоту. Тогда уж лучше красить стены. Искусство, во всяком случае, для меня, имеет смысл, если несёт его. А если думаешь только о том, как смешать краски, тогда и браться не стоит: дело ведь не только в цвете. Без пронизывающей идеи и объём станет плоскостью, и цвет превратится в бесцветность, и тень будет просто чёрным пятном. Да, и именно пронизывающей! Нужно научиться пробивать людские панцири, доставать до самой мякоти, чтобы раздражало, разъедало, поглощало, но и питало, преображало, возвышало. Иначе опять нет смысла, иначе не искусство – только ремесло.
Поразительно, как меняет нас время. Ещё полгода назад я готов был выкинуть мольберт, а теперь он опять стоит посреди комнаты. Кисти, краски – всё готово к тому, чтобы снова открыть эту дверь, дверь в свою душу и, осторожно заглянув внутрь, выплеснуть часть её на полотно. Почему я опять это делаю? Почему я не могу просто спокойно жить, как все остальные? Как мой напарник, например? Ведь его вполне устраивает такая жизнь. Посмотри на его довольное лицо: он уже в предвкушении тех денег, что ему обещал Арсен. В конце дня он получит их и окончательно успокоится. Он будет почти счастлив. Так почему со мной не так? Зачем Создатель нарисовал меня таким сложным и неустойчивым? Почему мне так много нужно, чтобы быть счастливым? А может, не много – просто другое? Не знаю, но от себя не убежать. Состоятся – вот задача. Всё остальное – суета, как сказал Екклесиаст, и убийство времени. Поэтому и пытаюсь. Снова и снова. Потому что только там – счастье, даже если и придётся для этого неимоверно страдать…
Глава 5
В этот же день Александр направился в библиотеку. Всё было, как всегда: на входе спящая Вера Степановна, тот же стол с разбросанными книгами в конце зала. Недолго думая, Александр принялся за работу. Настроение было не самое творческое, но он поставил себе цель написать очередную главу до конца этой недели и, учитывая, что прошлый раз он практически ничего не делал, то сейчас нужно было навёрстывать упущенное.
Когда садишься работать в таком состоянии, обычно, дело идёт плохо: думаешь над каждым словом, по нескольку раз зачёркиваешь предложения, переписываешь целые абзацы. Всё как будто стоит на месте, а ты продолжаешь сыпать буквы в надежде, что возникнет движение, но получается лишь гора мусора.
Увы, но порой одного желания недостаточно. Должно возникнуть что-то ещё. Какая-то химия внутри тебя. К слову сказать, различные несправедливости, случающиеся вокруг, вполне могут поспособствовать тому, что талант проявит себя, но иногда жизнь кажется такой безнадёжной, что остаётся только бездействовать.
Именно такое состояние сейчас было у Александра. Его как будто окунули в болото отчаяния. И теперь он совершенно не представлял, как выбраться из него. В этом случае чистый лист бумаги может помочь, ведь на нём можно легко создать мир, который тебя устраивает. Но на сей раз заполнить пустоту было нечем. Самому разросшуюся внутри дыру было не закрыть. Здесь только случай. Неожиданное обстоятельство. Что-то такое, что выдернет тебя из прелой трясины, взбудоражит, заставит расправить крылья, закружит в своих бурных вихрях.
Мысли Александра невольно устремлялись к той девушке. Вчерашний сон, неожиданное появление в столовой, где он постоянно обедает с товарищем, – всё это лишь подогревало фантазии. Хотелось вновь увидеть её. Александр решил, что в следующую пятницу должен, во что бы то ни стало, появиться в библиотеке. Вдруг она снова будет там в это время?
Теперь ему так был понятен гончар, для которого принцесса Онегия оказалась совершенно недоступной. Его бы и близко не подпустили к воротам замка. Это было такое сиюминутное общение, что уже не верилось в его реальность. Будто видение. Мираж. Но получается, что принцесса тоже влюблена в него? И сейчас она на краю гибели. Уже практически ничто не может спасти её. Неужели это финал? Нет, она не должна сдаваться. Родители уже сжалились и убрали охрану. Клетка открыта – птичка может лететь, но крылья безжизненно лежат вдоль тела, и сил их поднять практически не осталось.
Ноги не слушаются. Тело шатает из стороны в сторону, но сейчас самый подходящий момент. Через десять минут вернётся служанка, и тогда сбежать будет невозможно: Онегия уже будет не в состоянии подняться с постели.
– Волек, любимый мой, Я иду к тебе. Скоро. Очень скоро мы будем вместе. Пусть и в последний раз.
Ещё немного и ей удастся добраться до библиотеки, а оттуда есть тайный выход. Главное, не упасть или не задеть что-нибудь. Если услышат – всё кончено. Тогда им не суждено больше встретиться в этой жизни.
Спешно накинув одеяние с капюшоном, которое висело на крючке прямо у тайного входа, Онегия покинула замок. Она шла будто пьяная, то и дело спотыкаясь на неровной брусчатке. Тёмная безлунная ночь скрывала всё. Лишь парочку случайных прохожих обратили на неё внимание, предлагая зайти в гости, вероятно, приняв принцессу за пьяную блудницу.
Вскоре Онегия оказалась у жилища гончара. Когда дверь открылась, она произнесла лишь одну фразу «Мой Волек» и буквально упала в руки, полностью обессилив. Гончар подхватил девушку и бережно отнёс на постель.
Последующие дни в городе он не раз слышал, что разыскивают сбежавшую принцессу. К нему даже приходили с обыском, но гончар предусмотрительно перевёз возлюбленную в старую хибару в лесу. Этот неприметный, маленький, деревянный домик служил гончару мастерской. Там принцессу никто не смог бы найти. Она уже была не в состоянии разговаривать – лишь молча смотрела куда-то вдаль. Волек не отходил от возлюбленной ни на шаг, поминутно давая ей попить, поглаживая, успокаивая прикосновениями.
Иногда Волек, чтобы слегка развеяться, садился за гончарный круг и создавал что-нибудь. Потом показывал свои творения Онегии, пытаясь таким образом как-то отвлечь её от болезни, надеясь, что это благотворно повлияет на её состояние. Однако с каждым днём Онегии становилось всё хуже и хуже. Последние несколько дней она даже перестала стонать – просто лежала, закрыв глаза, и лишь мокрый от пота лоб и слегка поднимающаяся грудь свидетельствовали о том, что в ней ещё теплится жизнь.
Снова и снова Александр перечитывал это место и не знал, как продолжить его. Она умирает, а он простой гончар – даже не лекарь. Принцессу ищут, поэтому к лекарю обратиться он не может. Спасти её может только чудо. А как же любовь? Любовь ведь умеет творить чудеса, так почему бы и сейчас не произойти такому чуду? Но что должно случиться? Как любовь поднимет почти мёртвого человека с постели? Александр не знал. Пожалуй, сейчас он не меньше, чем его герой нуждался в чуде.
Просидев с ручкой в руке около часа, Александр понял, что сегодня ему не взять эту крепость – она тверда, как скала, и также неприступна. Он отложил рукопись в сторону и бросил взгляд на дневник: быть может, его друг по разуму, Дмитрий Пестудный, ему ответит…
Дневник художника. Запись №5
Как бы мне не хотелось бросить всё, я вынужден признать, что без работы я бы вообще не выжил. Особенно это чувствуется, когда получаешь вознаграждение за свой труд. В такие моменты кажется, что всё правильно, всё тихо и ровно идёт своим чередом – и волноваться совершенно не о чем. Такова жизнь – не нам решать, что хорошо, а что плохо, и как должно быть всё устроено.
Так было и в этот раз. Видимо, нам с напарником удалось удовлетворить требование Арсена. Это можно было легко понять по его довольной ухмылке. Заплатил, как и обещал, – тут ничего не скажешь. Напарник сразу же отправился праздновать: уж очень он любил это дело, особенно в компании симпатичных и легкодоступных женщин. А я запасся едой, прикупил пару новых красок и кистей и даже успел сходить на выставку картин современных художников. Несмотря на эмоции, которые я получил от посещения экспозиции, настроение было абсолютно не творческое. Оказавшись наконец-то дома, захотелось устроить праздник живота, а после – погрузиться в спокойствие и комфорт и просто побездельничать, но, коснувшись подушки, я тут же заснул.
Зачем я её открыл однажды? Как мне это удалось? Мой желудок накормлен, но это не значит, что голода больше нет. Это даже не голод – это потребность совершенно иного рода, иного измерения. От неё не спастись видимой устроенностью, не укрыться за благополучием – её интересуют абсолютно иные вещи. Не важно, чем живёт плоть, когда играет музыка космических сфер. Если ты попытаешься закрыть её – тебе непременно постучат с той стороны и напомнят о себе.
Мне приснился странный сон. Как будто и не сон вовсе. Больше похоже на путешествие или воспоминание. Да, я как будто видел уже нечто подобное или искал. А может, рисовал в своём воображении? Не знаю. Воспоминание или просто образ? Или, может быть, и то и другое одновременно? Одно могу сказать точно: никогда мой сон не был столь реальным.
Я шёл по лесу. Место было диким и почти непроходимым. Пришлось пробираться через буреломы и завалины. Иногда встречались болотные заводи. Ландшафт был очень неровным: я то поднимался в гору, то оказывался в овраге. Сквозь кроны деревьев пробивался солнечный свет. Ветви беспечно играли лучами, а те растения, что жили внизу, как могли, тянулись к теплу.
Я вышел на поляну. Трава была уже довольно высокой.Такой она становится где-то во второй половине июля. Огромные жёлтые зонтики пижмы распространяли повсюду горьковатый аромат. На противоположной стороне, ближе к лесу, виднелись сиреневые пятна цветов иван-чая. Кое-где встречался репейник. Обычно, он стоял в гордом одиночестве, и его огромные тёмно-зелёные лопухи легко отвоёвывали пространство у других растений.