Орёл в курятнике

– Стоять! – рявкнул дед. – С кем дрался?

– Со всеми…

– За что?

– Они меня косым дразнили.

– Ну?

– А я не косой, я косоглазый!

– Кто кого? – дед спрятал улыбку за нарочитым зевком.

– Ничья, – вздохнул Петька. – Я как за дрын ухватился, так они все и сбежали. Ну не буду же я с дрыном за ними по всему посёлку носиться? Завтра продолжим. Дрын я у калитки оставил. Ты его не трогай!

– Я его не трону, – пообещал Ефим Родионович, – я его выкину куда подальше! Что это за причуда – дрыном! Убить кого надумал? На кулачках надо, по-пацански!

– Ага, по-пацански… А если я маленький, а их много?! – недовольно проворчал Петька.

Он подошёл к деду и забрался к нему на колени.

– Они фильм посмотрели «Джентльмены удачи». Где Крамаров – Косой. Ну, и меня стали звать Косой. Дед, скажи, а вот косоглазый Крамаров же стал знаменитым? А я разве не смогу? – Петька прижался к деду. – Ну скажи!

– Ты подожди в артисты записываться! – усмехнулся дед. – Попробуй сначала что-нибудь посерьёзнее, мужское, так сказать. Ну а коли не получится, то тогда и в крамаровы можно податься.

– Они что, все глупые там, эти артисты? – удивился мальчик.

– Поди не Ломоносовы! – фыркнул в усы дед.

– Да? – Петька задумался. – А я буду как Крамаров. Папка меня увидит в кино, и ему станет стыдно, что он нас бросил!

– Э-хе-хе! – тяжело вздохнул Ефим Родионович. – Боюсь, внучек, что твоему папке такое чувство как стыд неведомо… Беги давай переодеваться!

Он снял Петьку с колен и подтолкнул в сторону детской комнаты. А сам загрустил.

У Наташи сразу не заладилось с Андреем. Сечкин переживал, он сам фактически навязал дочери этот брак. Не смогли они с матерью её, дочку единственную, отгородить от страданий. А всего-то и нужно было – не лезть в её личную жизнь. А с другой стороны – как не лезть, если она сама себе цену не сложит? Видели, что дочка горда и свободолюбива.

– Что ты переживаешь? – успокаивала мужа жена. – Ты же не знаешь, как оно там у них… Ты же в постели с ними не бывал…

– Так-то оно так, только я же вижу… Нет промеж них любви. Как испарилась куда-то…

А потом сколько они Наташу на замужество подталкивали. И мужики попадались добротные, без гнили. Но, вот, упёрлась и ни в какую, как будто её на костёр тащили. А Петька рос, ему уже нужен был отец. Дед, конечно, тоже мужчина, но отец, всё одно, ближе. К нему и отношение другое и обучение от него полезнее. Времена-то меняются. К чему Петьке дедовские навыки, полученные в эпоху, когда и электричества не было?

– Опять они его обижают?! – возмутилась Наташа, когда Ефим Родионович обмолвился о драке внука. – Ну ничего, я с осени приду работать, я им там всем покажу!

Ей уж и вправду не терпелось. Осталось летом сдать «госы», а договориться о месте работы она успела – в школу к сыну. Учительница по рисованию была в пенсионном возрасте и держалась в школе только по просьбе директрисы.

– Да ты не о том! – скривился отец. – Чего ты в мальчишеские дела лезешь, женщина? Не убьют! Я тебе про отца его.

– Где я отца ему возьму?! – поджала губы Наташа. – Лучше без отца, чем с таким как Коноплёв!

– Ну, это не моё дело. Сама разбирайся в своей личной жизни. Я тебе за просто так рассказал, без смыслу, – закончил разговор дед Ефим и уткнулся в газету.

Перед сном Ефим Родионович поговорил с женой. Как-то же надо было дочь в чувство приводить? Негоже женщине без мужа, а сыну без отца. Не по-людски и перед односельчанами срамно. Обсудили они всех местных женихов, да всех и забраковали: тот пьёт, этот гуляет, третий драчливый, четвёртый беспутный.

– В город ей надо, – решила Дарья Петровна. – Чего бабе с дитём на парубков кидаться? Нужно вдовца искать или разведённого, чтоб понимал мужик, в чём его счастье.

– В чём? – заинтересовался Ефим Родионович.

– А ты не знаешь? – фыркнула жена.

– Может и знаю… А ты об чём?

– Иди ужо ко мне, забывчивый мой, – Дарья Петровна обняла мужа, притянула к себе. – Напомню!

Эх, кто бы и Наташе напомнил! Она мужчин сторонилась, да уж прямо надо сказать – боялась, крест на себе поставила. Думала, что не хватит ей той самой женской мудрости, позволяющей слепить из простого мужика с традиционным набором причуд и пороков отличного семьянина. А других-то в посёлке и не было. А раз не хватит, то зачем ещё раз в этот омут – совсем утопиться? Оттого и любовь всю – на сына…

Да и вокруг что: пьянство, семейные ссоры, измены, драки. У той же подруги Веры от праздника к празднику то губа разбита, то фингал под глазом, то шишка на лбу, а то и нос сломан. А такая любовь была! Казалось Наташе, что мужики перевелись. Не было таких, как её отец. Но женское своего раз от раза требовало, тогда Наташа, повыв тихонько в подушку, чтобы не слышали родители и Петька, вставала, доставала из шкафа бутылку коньяка…

Вот, ведь, странное дело: женщина одинокая, сама себе хозяйка и мужиков полно вокруг свободных и на любовь охочих, так нет же… Не о чести думала Наташа. Какая честь, когда уже ребёнок имеется? Не осудил бы её никто. Полно было и женщин гулящих и девок, с пути праведного сошедших. Не хотела она сердце своё пошлостью губить. Понимала, что раз отдалась без любви, второй раз и любовь утратит ценность, а любить хотелось, чтобы как у всех. Чем она хуже?

Как-то перебрала и на работу явилась с тяжёлого похмелья. Вера, пришедшая за покупками, удивилась: «Ты бухала, что ли?»

Наташа смутилась и покраснела.

– Понятно! Мужика хотела, – догадалась Вера.

– Очень нужно! – фыркнула Наташа.

– Нужно, если бухала, – задумалась Вера. – Слушай-ка, Мишка, который механик у твоего на шхуне, давно на тебя виды имеет.

– Мне за него его Люська все космы повыдёргивает! – усмехнулась Наташа.

– Да где та Люська и где ты?! – возмутилась подруга. – Нашла с кем себя сравнивать!

Люська была известной распутницей в Порт-Стрелке. За глаза мужики звали её наставником юных самцов.

– Не хочу! – Сечкина поморщилась. – Переживу как-нибудь. Не я первая, не я последняя.

Правда с тех пор пить перестала. Стала читать всякое, желательно не про любовь. Постепенно даже взяла себя в руки, полностью сосредоточилась на подготовке к выпускным экзаменам, думам о мужиках в её голове совсем не осталось места. Но…

В тот злополучный день в самом конце мая восемьдесят второго, выйдя из дома за водой к колодцу, она вдруг обнаружила, что в усадьбу напротив вселяются новые жильцы. Дом пустовал два года, казался мёртвым уже окончательно. Ан вишь!

Наташа оставила вёдра и коромысло на скамье у калитки и подошла, чтобы поздороваться.

И остолбенела: новыми соседями были полковник Рукавишников и его жена.

Отец Виталия хоть и был «небожителем», но родился и вырос в деревне. Когда небо ему закрыли по состоянию здоровья, он спустился с небес и ощутил в себе нечто крестьянское. Ему захотелось возиться с землёй. И жена его тоже считала, что старость должна быть активной, а активной она может быть только на земле. В этих местах Рукавишникова прожили более десяти лет и привязались к ним душой и сердцем.