Орёл в курятнике

На подоконниках во всех комнатах в простеньких горшочках росли фиалки и герань. Без излишеств. Окна были прикрыты тюлевыми занавесками. Наташе бросилось в глаза полное отсутствие штор. Не было также и картин. О роде занятий хозяйки дома говорил только макет декорации к спектаклю «Гроза» – дипломная работа Анны Андреевны, – установленный на одной из полок.

Ковров в доме не было, а все полы, включая и санузел, были застланы потёртыми ковровыми дорожками ядовитого красного цвета, списанными и перепавшими Анне Андреевне по жребию по случаю обновлению интерьеров театра.

Женщины выпили по рюмашке, по другой. Сечкина рассказала, что заканчивает факультет ИЗО в пединституте, что будет преподавать в школе черчение и рисование, вести художественный кружок. Будущая учительская деятельность Наташи Шутренкову не воодушевила.

– Вы мужа на операцию привезли? – спросила хозяйка.

Заговорили о детях. Это мужики всё об армии да о бабах, а женщины, те устремлены в будущее. Наташа переживала за сына.

– Светляков, хирург, тот мастер золотые руки. У самого Кричевского стажировался. Всё будет с твоим Петенькой зашибись, а вот с моим чего будет – это одному богу известно, – вздохнула Анна Андреевна. – Всё в его жизни сикось-накось!

– А кстати, – заинтересовалась Сечкина, – почему он по вашим стопам не пошёл? В отца?

– В отца? – Шутренкова презрительно оттопырила нижнюю губу. – Да он его и в глаза не видел! Муж у меня был, а отца у Андрея не было. Ты можешь меня осуждать, но я не стесняюсь своей популярности в молодые годы. Знаешь, сколько у меня любовников было? Тебе столько не осилить! Ха! Смутилась! Скромница какая! А ты сразу поверила, да? Ну скажи ведь, поверила?

– Поверила, – кивнула Наташа. – Вам трудно не поверить.

– А не надо верить первому встречному, – Анна Андреевна высморкалась о край скатерти. – Извините за некультурность. В носу засвербело, а это к слезам. А плакать нам с тобой не к чему. Вот выжрем всю водку, тогда и повоем по-бабьи. Нет, дорогуша! Не до любви мне было! В сорок первом мне только четырнадцать исполнилось. Отца, офицера, сразу убили. Мать и так больна была, а тут совсем слегла и к осени померла. Брата моего меньшего в детский дом приняли, а я уже по возрасту в дети не годилась. А жить как-то надо было? У нас во дворе была художественная мастерская. Там всякие плакаты в то время изготавливали. Ну и я подрядилась к художникам за краюшку хлеба. А когда немец к Москве вплотную подошёл, то народ весь из столицы и рванул…

– Как это рванул?! – возмутилась Наташа. – Что вы такое говорите?!

– Ладно, – отмахнулась Анна Андреевна. – Я тебе ничего не говорила, ты ничего не слышала. А бежала я со своим художником. Ну, потерялась в этой давке. Кто-то меняв грузовик за руку затащил. Приехала во Владимир. Что делать? А тут, в Приморске, у меня папин брат служил на флоте. Я к паровозникам…

– К машинистам, – поправила хозяйку Сечкина.

– Я к паровозникам, – продолжила рассказ женщина, проигнорировав замечание Наташи. – Вымолила, чтобы меня на восток куда-нибудь отвезли. Мужики сердечные оказались. Так меня от одного к другому, с паровоза на паровози доставили сюда. А дядька-то был не женат, в казармах сам жил. Устроил меня в одну семью. У них сын был обалдуй, но талантливый. Узнал о моих художествах и пристроил в мастерские при театре. Там и служу с сорок второго. Художку уже после войны окончила. Там в художке и имела несчастье влюбиться в нашего преподавателя. Замуж за него вышла, а он бабником оказался. Я уже с пузом ходила, как заваливается его краля, которую он в Магадане поматросил и бросил, когда срок там отбывал по тридцать седьмой статье. Ну, я вещички в руки и фить в дверь! Только меня и видели. А потом в себя пришла… Оставалось только утопиться. Пришла я топиться в рыбный порт. Сижу, ноги себе уже верёвкой обвила, к камню верёвку пришпандорила, и обратный конец себе на шее вяжу. А мой будущий муж вахту нёс на китобое, рядом с которым я топиться собралась. Он, значит, на носу стоит, трубку свою курит и за мной наблюдает. А у меня никак узел на шее не завязывается!

– Гражданочка, – орёт он мне сверху, – вы чего так над концом извращаетесь?! Конецу них это не тот конец…

– Я в курсе, – улыбнулась Наташа.

– Ах, ну да! Ты же рыбачка! «Рыбачка Соня как-то в мае…» А о чём я? – Анна Андреевна удивлённо уставилась на Сечкину.

– О самоубийстве, – подсказала гостья.

– Ага! А я откуда знала, что «конец» – это ихняя верёвка?

– Канат, – подсказала Наташа.

– Да хрен с ним! Я думала, что он не одобряет моего способа самоубийства, конца то есть. И ору ему: мне, мол, всё равно как сдохнуть. А он мне сверху и вещает, ну раз всё равно, то давай как в сказке помирать, мол, жили они долго и счастливо и померли в один день. Я ему на пузо показываю, а он смеётся: это же хорошо, мол, не бракованная. И взял меня в жёны с Антошкой. Любил он его. И Антоша мужа любил, но звал дядей. Мы сразу так договорились, чтобы без обмана. Вот так.

– А кто ваш Антон сейчас? – поинтересовалась Наташа, хотя и знала уже.

– Водила, – Анна Андреевна небрежно махнула рукой. – Такой был талант! Но попалась одна смазливая бестия и всю жизнь моему сыну покалечила. Слаб он оказался. Не для искусства. Характера не хватило. После армии окончил курсы и с тех пор водит автобусы по маршруту. А в личной жизни у него полный ноль. А у тебя как?

– Примерно также, – улыбнулась Наташа.

– Ну, тогда вас и оженим. Чего вам холостяковать без толку? – рассмеялась Анна Андреевна. – Родите мне внука… Меня выпрут из театра… Буду нянчиться с малышом… Как никому не нужная бабка… У-у-у-у-у!

Анна Андреевна разрыдалась. Наташа бросилась её успокаивать:

– Анна Андреевна, не надо плакать! Вот водичка…

– Подожди! – отстранила от себя гостью художница. – Кто ж так успокаивает? Сейчас научу! Давай вой!

– Зачем? Я не хочу, – замотала головой Сечкина.

– Вой! У тебя мужа нет! – настаивала Анна Андреевна. – Раз мужа нет, значит бабе после пьянки нужно выть!

– Это кто так сказал? – возмутилась Сечкина. – Нет, да и фиг с ним!

– Молодец! – одобрила гостью художница. – Наш человек! Всем спать!

Глава 4

В больнице Петя впервые оказался один, без мамы.

В школе друзей у Петьки не было. На что он постоянно болеющий и по мнению поселковых пацанов никчемушный годился? Ни в игры поиграть, ни с рыбзаводскими или с мальчишками из военного городкаподраться. Ни в тайгу с ним не сходить, ни в море. Ребята с улицы брали Петю только что в чижа или бабки поиграться, а девчата – в классики. Дед Ефим с бабушкой, да мама – вот и весь круг общения. Мальчик всегда находился под надзором старших.

А тут – один, да ещё в обществе взрослых мужчин. Впору бы оробеть, забиться тихо в уголок, да поскуливать. Разве знал он, что для взрослых дядек может стать отдушиной в их временной изоляции от привычного мира? А стал. Мальчишка был забавный, как такой может не понравится? Он всё время вставлял в свою речь «разве не так?» как удэге вставляют своё «аманаби» или «бясике». Выкручивался, стесняясь своего заикания. Как при разговоре натыкался на затруднение, так тут же повторял фразу, которую выговорил ранее или «разве не так». Да и любознательный, не балованный…

Соседи по палате Петьку приняли с теплотой, непривычной для пацана. Петька ожил. Тут же прошёлся по палатам, со всеми перезнакомился. Других детей в отделении не оказалось, Петьку, маленького и хлипенького, жалели, угощали всякими вкусностями, расспрашивали о жизни, о родственниках. Петька стал популярным.

После ужина от обжорства он еле дышал. Прибрёл в холл, уселся на диван и там, под шум телевизора, показывавшего какое-то кино, заснул. Антон аккуратно перенёс мальчика на кровать, укрыл одеялом. Петька проснулся, понял, что не дома и стал хныкать, просясь к маме.

– Ну что ты разнылся как маленький? – расстроился Антон.

– А я какой? Разве не маленький? Маленький и есть… Отвези меня к маме, а? – попросил нового друга мальчик. – А я тебе свои конфеты отдам. Разве не отдам? Отвези, а?

– Не получится, брат! – стал уговаривать Петьку Антон. – Больница – это, брат, очень серьёзная контора. Тебя нужно к операции готовить, а для этого нужно, чтобы ты какую-нибудь злую инфекцию не подхватил. Видел, как тут санитарочки со швабрами носятся туда-сюда? А в вёдрах у них думаешь просто вода? Нет, брат, в вёдрах целая хлорка! Знаешь, какая это сильная отрава для бактерий? У-у-у-у-у! Что ты!

– А мы не отравимся? – насторожился Петька.

– Нет, – успокоил Антон. – Для нас той хлорки маловато будет. Ну, если то ведро всё выпить, то можно отравиться. Но ты же не будешь пить хлорку из грязного ведра?

– Бр-р-р-р! – поморщился Петька.

– Воистину бр-р-р!

Петька стал засыпать. Он осознал, что в присутствии Антона может чувствовать себя спокойно, как с мамой.

Утром к сыну пришла Наташа. Анна Андреевна не выпустила её из дома, пока она не съела яичницу с беконом, кусочек рыбного пирога и тарелку салата из капусты и свежих помидоров, щедро сдобренных каким-то особым соусом из грецкого ореха. Готовить Шутренкова любила. Тоже ведь творчество.

– В меня не влезет! – запротестовала Сечкина, когда хозяйка подвинула к ней тарелку с пирогом.

– Ты даже не представляешь, как я на тебя обижусь, – глубокомысленно заметила Анна Андреевна. – Оно тебе надо?!

– Ну правда, мне много! – взмолилась Наташа.