Конфликты большого города

2.2 Стороны градостроительного конфликта

Современные исследователи, специализирующиеся на градостроительных конфликтах, обычно выделяют пять категорий потенциальных заказчиков, заинтересованных в развитии конкретной урбанистической территории, и в связи с этим являющихся потенциальными субъектами градостроительных конфликтов:

– государство: важно понимать, что роль государства, которое выступает в градостроительных конфликтах через органы власти и чиновников, как персонализированных носителей этой власти, всегда двояка: с одной стороны, государство является ключевым центром принятия важнейших управленческих решений в области градостроительства, центром управления процессами, а с другой стороны выступает инвестором при разрешении вопросов создания новых и модернизации существующих объектов социальной, транспортной и иной общественно значимой инфраструктуры;

– частные инвесторы: основным конфликтогенным фактором в этой ситуации выступает желание инвесторов максимизировать прибыль от реализации конкретного градостроительного проекта, которое априорно входит в конфликт с желаниями иных участников конфликта, оперирующих другими ценностями;

– профессиональные сообщества: представители профессиональной элиты, эксперты в области дизайна, архитектуры и градостроительства, охраны памятников архитектуры, экологи. Эта категория субъектов достаточно атомизирована и, не только не организована, но различные субъекты, входящие в нее, зачастую могут обслуживать разнонаправленные интересы сторон одного и того же конфликта, причем такая позиция совершенно необязательно может быть вызвана чисто субъективными или коррупционными факторами;

– городская власть: необходимо разделять интересы государства как носителя высшей власти и местную, городскую власть, интересы которой в конкретном градостроительном конфликте могут совершенно не совпадать;

– локальное сообщество, местные жители: эта категория субъектов в градостроительных конфликтах занимает, как правило, максимально консервативную позицию, активно возражая против любых изменений городской среды и, в то же время, является активной стороной в любом современном городском конфликте.

Схема взаимодействия субъектов градостроительного процесса

Конфликты в современном городе зачастую носят локально-территориальный характер. Иными словами, большая часть местного городского сообщества (особенно если речь идет о масштабах мегаполиса) вообще никак не затрагивается конкретным ГК, не вовлечена в него. Как правило, такая часть сообщества ограничивается наблюдением и не предпринимает никаких действий в поддержку ни одной из сторон (хотя качественно ее интересы и векторы, как целого, безусловно, совпадают с интересами и векторами той ее части, которая активно участвует в градостроительном конфликте). Это обстоятельство важно отметить, поскольку его можно трактовать как одну из частых форм скрытого конфликта. Так, например, большей части локального сообщества (в силу целого комплекса объективных и субъективных причин) неинтересны такие понятия, как Генеральный план развития города (или части его территории), Правила землепользования и застройки, градостроительные нормативы и т. п., хотя эти понятия самым непосредственным образом связаны с градостроительным конфликтом. То есть, не имея возможности оперировать этими категориями с достаточной степенью профессионализма, местное сообщество (а ведь именно оно испытывает на себе основные негативные последствия, с этим конфликтом связанные) не имеет и возможности понять истинные причины градостроительного конфликта, и, следовательно, четко сформулировать и защитить свои интересы. Иными словами, конкретный пользователь городской среды объективно не имеет четкого представления о том, чем именно он пользуется. Логично предположить, что, в таком случае, его собственное отношение к окружающей его среде не может быть объективно позитивным и, следовательно, будет скорее латентно негативным.

2.3 Градостроительные конфликты в России

Особенностью городских (градостроительных) конфликтов в современной России является то обстоятельство, что их сторонами почти всегда выступают организованные группы. Связано это в том числе и с тем, что идеальная схема взаимодействия подразумевает непосредственную связь каждого с каждым. Однако с технологической точки зрения, учитывая масштабы градостроительной деятельности, такая система едва ли возможна на практике и, даже если могли бы быть реализована, скорее всего, обладала бы отрицательной эффективностью. В связи с этим возникает проблема создания надежных коммуникационных связей, которые бы обеспечили устойчивость участников, входящих в этим организованные группы.

Ну а поскольку в современной России отсутствует легитимный институт цивилизованного диалога между различными участниками градостроительного процесса и общественностью (диалога как до стадии возникновения конфликта, так и уже «внутри» конфликта), ситуации вокруг ГК обостряются, как правило, в геометрической прогрессии: каждая сторона отстаивает исключительно собственные интересы и ценности, никак не реагируя на интересы и ценности других сторон и, таким образом, платформа для формирования общественного согласия просто не может быть сформирована.

Городские власти, например, обычно рассматривают урбанизованные территории в качестве ресурса для дальнейшего развития, привлечения новых инвестиций, улучшения имиджа, приобретения новых нематериальных смыслов и ценностей общегородского и регионального (или национального) значения. Предпринимательское сообщество (бизнес) при этом оценивает территорию исключительно с позиции извлечения личной (корпоративной) прибыли. Местное сообщество относится к территории, как к месту своего ежедневного обитания, отдыха, как к месту, наделенному целым комплексом нематериальных смыслов, имеющих, как правило, существенное значение только для окрестных жителей и, зачастую, не распространяющееся за пределы квартала. Попытка реализовать ту или иную градостроительную инициативу «сверху» почти всегда сталкивается с тем, что на стадии осмысления идеи интересы местного сообщества, ценности и привычки простых людей, сформировавших на данной территории относительно удобную в их понимании среду, уже проигнорированы. Естественно, что горожане, адекватно отвечают на внешнюю угрозу своим территориям, коллективно возражая против предлагаемых трансформаций, даже если таковые носят объективный характер. При этом наиболее активная часть местного сообщества стихийно объединяется, демонстрируя способность к самоорганизации. Таким образом, формируются не только имеющие относительно короткую социальную жизнь инициативные группы различного масштаба, но и движения общегородского характера, активно влияющие на формирование общегородской проблемной повестки, в том числе и вне пределов поля конфликта, организационно породившего их.

Помимо непосредственных участников ГК, исследователи нередко выделяют так называемые «группы поддержки». К ним относятся те участники конфликтной ситуации, чьи интересы рассматриваемым градостроительным конфликтом затронуты в незначительной степени, либо не затронуты вовсе. Вот, например, что об этом пишет один из самых авторитетных российских специалистов в сфере градостроительных конфликтов Л.Н. Цой: «В последнее время все чаще градостроительный конфликт – это отголоски конфликтов между инвесторами по поводу земли. Здесь пускаются в ход СМИ, пропаганда, начинается информационная война, которая побуждает жителей выходить на улицы, протестовать, выступать против строительства. Если 10 лет назад действительно были конфликты между строителями, инвесторами и жителями, сегодня уже протесты жителей, очень часто только отголоски невидимой борьбы, иногда политической. К тому же, в большинстве случае рационализировать градостроительный конфликт – понять против чего, как, на каких основаниях, сколько протестует граждан – порой невозможно. Чаще всего, те, кто протестует, на деле не знают, против чего они выступают, они просто никому не верят и опасаются худшего после строительства. Был случай, когда бабушку с плакатом, которая митинговала против стройки, спрашивали: что за стройка? почему она не довольна? Ответ был неожиданный: «заплатите мне, я другой плакат возьму». К тому же мы в течение месяца делали фотографии протестующих, оказалось, что это одни и те же лица».

Впрочем, такая ситуация характерна не только для России. В зарубежной литературе такого рода выступления против любого изменения окружающего городского пространства рядом с местом проживания именуются феноменом NIMBY (Not In My Backyard, «не в моем дворе»); реже LULU (Locally Unwanted Land Uses, «нежелательный для данной местности вид землепользования»).

Первое упоминание акронима NIMBY приписывается журналистке Эмили Лайвзи в статье о токсичных химических отходах (1980)[5 - Livezey E.T. Hazardous waste//The Christian Science Monitor.1980. November 6. http://www.csmonitor.com/1980/1106/110653.html], а LULU ввел в оборот Фрэнк Поппер[6 - Popper F.J. The environmentalist and the LULU// Environment.1985. Vol.27 (1). P.7–11, 37–40.]. Разумеется, подобные конфликты, хотя и без соответствующих названий возникали всегда. Любое строительство, если оно не несет жителю близлежащей территории выгоды, создает разного характера неудобства и воспринимается в штыки. В XIX веке люди не хотели скотобоен, таверн, кабаков и вредных производств, сегодня к ним добавились стадионы, ядерные могильники, приюты для бездомных и т. д.

Гарвардская энциклопедия определяет NIMBY как местный конфликт, в котором жители полагают, что принятое решение о строительстве объекта или ином использовании территории негативно повлияет на их жизнь[7 - Lake R.W. Locational Conflict (NIMBY) International Encyclopedia of the Social & Behavior Sciences. 2001. P.9019. https://ru.scribd.com/document/12496390/Locational-Conflict-NIMBY.]. Они считают подобное изменение пространства потенциально опасным, вредным, позорным или нежелательным по любым причинам (психиатрические больницы, тюрьмы, кладбища и т. д.).

И хотя Гарвардская энциклопедия рассматривает NIMBY вполне в нейтральном ключе, в урбанистике и СМИ закрепилось употребление этого акронима с негативным окрасом – «синдром НИМБИ», «НИМБИсты». Жителя представляют неадекватным ретроградом и себялюбцем, эмоционально и безосновательно возражающим против всего. Известный специалист по транспорту Вукан Вучик писал: «В своем худшем виде синдром НИМБИ был проявлением эгоистичного лицемерия – люди хотели получить новые возможности, но требовали, чтобы негативные последствия новшеств ложились на других. Во всех случаях речь идет о местных интересах, противостоящих общим целям проекта».

Чтобы нейтрализовать влияние «НИМБИстов» на городскую жизнь пиар-специалисты и маркетологи строительных компаний создали неологизм YIМBY (Yes In My Backjard; «Да, в моем дворе!). Пиарщики осмыслили его потенциал в рамках создания фиктивной поддержки градостроительных инициатив. Создано это опять же полуфиктивное движение в противовес NYMBY, которых «джимбисты» обвиняют в противостоянии всему новому, важному для жителей современного мегаполиса, а также в элементарном эгоизме – нежелании поделиться своим комфортом и потерять часть собственного материального блага ради общегородских целей – например, YIMBY всячески высмеивают собственников жилья, которые не хотят лишаться привычного вида из окна, умалчивая при этом, что «вид из окна» влияет на стоимость жилья, а разницу собственникам никто компенсировать не собирается. Вместо этого сайты YIMBY демонстрируют идеальные виды высокотехнологичных городов, где всем удобно. Объединения и кампании YIMBY нельзя рассматривать как общественные движения, очевидно, что их деятельность является сугубо коммерческой и происходит как часть пиара той или иной градостроительной инициативы. Представители местных сообществ не поддерживают YIMBY, справедливо считая их лоббистами капиталистических принципов эксплуатации городской среды.

Противопоставить таким пиар-технологическим уловкам можно принципы коллаборативного и критического планирования, которые позволяют разрешать градостроительные конфликты и бороться с »ретроградством» жителей, не манипулируя ими, а привлекая их к обсуждению и выработке разумных компромиссов с другими стейкхолдерами конфликта.

Сторонники коллаборативного планирования (от англ. collaborative – совместный, общий), такие как Пэтси Хили, Джон Форестер, Нил Харрис и др., исходят из того, что конфликтность естественна и присуща городскому пространству в силу большой плотности. Город – территория сложных взаимоотношений и взаимодействий различных субъектов и вследствие этого содержит конфликт в себе. У живущих рядом людей, хотя они и являются соседями, разные взгляды, происхождение, воспитание и т. д. Встречаются чужаки, в результате чего при первом значимом контакте возникают противоречия. Однако ничего страшного в этом сторонники коллаборативного подхода не видят: путем переговоров люди способны прийти к устраивающему всех решению.

В коллаборативном планировании ГК считается нормой, а не проблемой или угрозой социальному порядку. А негатив связан исключительно с безграмотными, непрофессиональными способами разрешения ГК.

Критическое планирование (critical planning) демонстрирует совсем иные способы понимания ГК и вообще городского пространства. Сторонники этого подхода (Дэвид Харви, Мануэль Кастельс, Марк Перселл и др.) толкуют городское пространство в неомарксистском ключе. Проблема видится им не в разнообразии города и его жителей, а в самой структуре капитализма, основанного на эксплуатации большинства меньшинством. По их мнению, все городские ресурсы принадлежат элите, а уязвимые социальные группы маргинализируются и выдавливаются в гетто. Ну а конфликт возникает, когда человек осознает, какая социальная и пространственная несправедливость с ним творится. И мобилизует собратьев по несчастью на борьбу за свои интересы.

В коллаборативном планировании конфликт разрешается коллаборативно. К компромиссу пытаются прийти на любом уровне: форумы, референдумы, обсуждения и пр. Спор нужно втиснуть в совместную активность власти и жителей, но сохранить эту активность в рамках закона. Стороны должны выработать решение в правовом поле.

Основные плюсы коллаборативного планирования:

– недовольство формализовано в рамках институтов, т. е. есть, где и кому его высказать;

– существуют механизмы вовлечения в диалог стейкхолдеров и экспертов;

– опыт компромисса накапливается и сводит на нет насилие, поскольку горожане научаются и привыкают формулировать не лозунги, а предложения.

В настоящее время в России, как и в мире, коллаборативная модель разрешения конфликтов является господствующей и единственной дозволяемой.

В критическом планировании методы коллаборации считаются неприемлемыми. Противники этого подхода задаются вопросом: можно ли в принципе заниматься коллаборативным планированием в неколлаборативном мире? Компромисс не решает проблемы, поскольку на экономически сильных субъектов или власти управы все равно не найти. Публичные слушания и другие способы обсуждения, по их мнению, являются инструментами манипуляции, с помощью которых элиты узаконивают проводимую ими политику. Коллаборация представляется им лицемерием, она лишь маскирует противоречия и отвлекает от них. Нужно строить принципиально новый город, по-другому организовывать его и иначе смотреть на городскую жизнь, где капитализм больше не является принципом структурирования пространства, а нужды общества удовлетворяет сам город.

Таким образом, разрешение конфликта может произойти только с посредством реального перераспределения властных полномочий и схем управления городским хозяйством.

Рассмотрим с точки зрения коллаборативного и критического подходов историю конфликта вокруг строительства стадиона на улице Лодочная в Москве.

Стадион предполагалось построить на территории парка, что взывало немалое возмущение местных жителей. По словам очевидцев, 3 октября 2016 года на территорию приехали лесорубы, частное охранное предприятие и спортсмены. Они оцепили лесополосу металлическими заграждениями, оттеснили протестовавших граждан и дали лесорубам возможность пилить деревья. Некоторые люди были избиты, однако полиция не вмешивалась.

С точки зрения коллаборативного планирования, жители обязаны были действовать в рамках правового поля: чинить помехи к началу работ они права не имеют, а должны обращаться в суд и местные органы власти. Но поскольку любое решение легитимно, пока не доказано обратное, значит, для подавления активного протеста годится насилие.

С позиции критического планирования проблема выглядит иначе: протест против строительства стадиона всего лишь частный случай протеста против всего властного контекста, в котором эта стройка стала возможной без учета и даже вопреки их мнению. Соответственно жители требуют трансформации политической системы, где решения об изменении пространства их обитания будут с ними согласовываться.

Первым случаем разрешения градостроительного конфликта с помощью коллаборативного планирования принято считать разрешение конфликтной ситуации вокруг строительства развязки Третьего транспортного кольца в 1998 году. Тогда жители Кутузовского проспекта вышли на акции против нового строительства.

Кутузовский проспект – представляет собой ту часть Москвы, где жили и продолжают жить советская политическая и экономическая элиты, их дети, внуки. А в 1990-е гг. этот район облюбовали так называемые «новые русские» и стали активно покупать там жилье. И тут Правительство Москвы внезапно решило строить Третье транспортное кольцо. В 1990-е никаких публичных слушаний, общественных слушаний, посвященных градостроительным вопросам, в принципе не предполагалось, да и вообще информации, как таковой, не было. Даже интернетом пользовались совсем немногие.

Так что жители узнали о том, что собираются строить, только когда огородили площадку для строительства и начались работы. До этого никакой информации не было. Отсутствие информации мгновенно породило самые невероятные слухи и страшилки, которые жители подхватывали и разносили дальше: «Сейчас будет строиться, а по проекту там должен быть построен подземный тоннель под Кутузовским проспектом, наши дома поплывут», и так далее.

Люди были взволнованы и стали выходить на пока еще неорганизованные митинги, но со временем стали собираться, формировать инициативные группы, писать и подписывать массовые обращения. Причем это были известные советские люди и их потомки. Они звонили в Московскую городскую Думу, постоянно обращались в Кремль, в администрацию Президента и так далее. Поэтому московской власти пришлось реагировать на протесты жителей, хотя для нее это тоже был совершенно новый опыт, ведь в 1990-е гг., на стройки в других частях Москвы жители никак не реагировали. У них были совершенно другие интересы – выживание в изменившихся экономических условиях, например.

Московские власти отреагировали на ситуацию неожиданно толково: они наняли конфликтологов. Группа была сформирована из специалистов из Института социологии Российской Академии наук, и застройщик действительно вложил в нее определенные средства.

Группа начала работать. Жителям была предоставлена максимально полная информация об этом проекте, проведены разнообразные экспертизы. В то же время конфликтологи объясняли людям, что этот проект не так уж страшен, как они успели нафантазировать, что у него есть и плюсы, что ущерб для жителей от проекта будет минимальным: если срубают дерево, то обязательно будет высажено другое.

Все привело к тому, что, по большому счету, этот конфликт хотя и не был исчерпан до конца, властям удалось найти с жителями компромисс. Например, с собственниками гаражей были проведены практически отдельные переговоры. Они получили другое место под свои гаражи, и отошли от инициативной группы.

Несмотря на то что была инициативная группа, выступавшая категорически против – «никакого строительства и все!» – и были жители, которые остались недовольными, были проведены первые в истории градостроительных конфликтов в РФ переговоры между властью, застройщиком и гражданским обществом. Необходимо было найти компромисс, и он все-таки был найден. И в первую очередь этому способствовало предоставление жителям наиболее полной информации по этому проекту. Конфликтная группа из Института социологии РАН – начала работу с жителями, фактически она взяла на себя обязанности власти по информированию об этом проекте, и именно информация и ее разъяснения помогли выработать устраивающие жителей и власти решения. Важно понимать, что в 1998 г. не существовало ни тематических сайтов, ни общедоступного интернета, ни экспликации, ни экспозиции, ни публичных общественных слушаний, ничего подобного не было.

Позитивным результатом этой ситуации стало то, что правительство Москвы приняло необходимые нормативные акты о необходимости публичных слушаний, участия граждан в градостроительной деятельности и защите их прав. Именно после этого начался процесс участия населения в решении вопросов, связанных с градостроением. До противостояния на Кутузовском проспекте о важности работы с населением никто даже не задумывался.

Глава 3. Нейтрализация городских конфликтов

Власти и предприниматели редко бывают заинтересованы в разрешении городских конфликтов – это дорого и может серьезно нарушить первоначальные планы по освоению той или иной территории. Поэтому во всем мире заинтересованные в освоении того или иного спорного пространства лица предпочитают не решать проблему путем выработки компромисса, а нейтрализовывать ее с помощью разнообразных манипуляций общественным сознанием. В таких ситуациях власть и бизнес вынуждены тратить значительные усилия на то, чтобы протестующие жители поддерживали ее, как говорится, «добровольно и с песнями» – не добившись решения спора в свою пользу, а просто приняв решение власти как устраивающую их данность.

В этом смысле нейтрализация является противоположностью коллаборативному планированию: решение о том или ином изменении городского пространство остается неизменным, а сам конфликт растворяется в бесконечных «экспертизах», разговорах, «документах» и т. д.

Модель нейтрализации требует не независимого эксперта, а специалиста по пиар-технологиям, способного убедить жителей в том, что предлагаемое изменение его привычного пространства – именно то, о чем он давно мечтал, создавая стереотипные образы «респектабельности», «счастья», социального и личного успеха. Для этого используются устоявшиеся в массовом сознании образы, например, счастливой семьи с собакой, выходящей поиграть и позаниматься спортом на новом стадионе, построенном на месте лесопарка. Понятно, что на спортивный объект вряд ли круглые сутки будут пускать граждан с собаками, а с удовольствием погулять можно было и в парке, который предполагается снести… Но  почему бы не нарисовать для местных жителей более современную «продвинутую» картинку и таким образом предупредить их протесты?

Активных протестующих власть стремится маргинализовать, объявить неким отклонением от «нормальных людей», которые радуются изменениям. Большинство методов, которыми пользуются пиарщики, довольно просты и широко известны, но не становятся от этого менее действенными.

В их числе обесценивание и самого протеста, и его участников: например, «горстка недовольных», «да там два инвалида» и т. д. – о количестве протестующих; «там собрались одни городские сумасшедшие», «всякая шушера» и т. д. – об их качестве.