Сталин и Дальний Восток

Согласно принятым обязательствам, СССР после Крымской конференции стал вести подготовку к войне. 3 июня 1945 г. ГКО утвердил перечень войсковых соединений и частей, подлежащих перевозке в состав Забайкальского и Дальневосточного фронтов и Приморской группы войск. При этом Генштаб Красной армии обязывался закончить перегруппировку войск в состав Забайкальского, Дальневосточных фронтов и Приморской группы войск к 1 августа 1945 г.

30 июня 1945 г. Маршал Советского Союза А. М. Василевский был назначен главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке с подчинением ему с 1 августа 1945 г. Забайкальского и Дальневосточного фронтов, Приморской группы войск и Тихоокеанского флота.

7 августа 1945 г. Ставка Верховного главнокомандования приказала войскам Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов 9 августа начать боевые действия для выполнения задач, поставленных ранее директивами Ставки.

Перед этим, 8 августа 1945 г., советское правительство через посла Японии в Москве заявило, что с 9 августа 1945 г. СССР считает себя в состоянии войны с Японией[2 - Правда. 1945. № 189.].

План Ставки Верховного главнокомандования в войне с Японией заключался в проведении одной крупной стратегической операции, в которой планировалось тесное взаимодействие трех фронтов и Военно-морского флота. В период подготовки к проведению этой операции начались сильные проливные дожди, что исключало возможность использования авиации и значительно ограничивало действия артиллерии.

Главнокомандующий войсками Дальнего Востока А. М. Василевский принял решение: используя ночное время и начавшийся ливень, внезапной атакой прорвать японские укрепленные районы без авиационной и артиллерийской подготовки. Войскам предстояло прорвать мощную полосу японских долговременных оборонительных сооружений, которые были созданы непосредственно вблизи государственной границы. Только против Советского Приморья эта полоса состояла из семи укрепленных районов. При этом на пограничные войска возлагалась задача по уничтожению японских пограничных полицейских отрядов и постов. В общей сложности пограничным войскам трех округов предстояло уничтожить более 320 японских гарнизонов на границе.

Необходимо отметить, что японские пограничные полицейские кордоны представляли собой передний край полосы долговременной обороны и большая часть из них непосредственно входила в общую систему укрепленных районов.

Еще до объявления войны японское военное командование в Маньчжурии приняло меры по усилению своей группировки войск. В японских пограничных провинциях с июня было введено военное положение. По всей Маньчжурии и Корее была проведена мобилизация в армию японских резервистов, общей численностью до 200 тыс. чел. Многие из них прошли обучение в разведывательно-диверсионных школах.

В ряде населенных пунктов пограничных провинций была произведена скрытая эвакуация семей офицерского состава японской армии и чиновников различных ведомств. Пограничные укрепленные районы и гарнизоны были усилены личным составом и пополнены боеприпасами и продовольствием. В них велось форсированное строительство новых оборонительных сооружений. Усиливались и заново строились оборонительные сооружения, земляные валы и рвы. Шло пополнение личным составом полицейских частей.

Охрана границы осуществлялась как в ночное, так и в дневное время. Во многих японских пограничных полицейских отрядах была организована караульная служба с использованием натренированных собак, чего раньше не наблюдалось. Увеличилась сеть наблюдательных пунктов.

Нельзя не отметить и то, что японцы готовились применять бактериологическое оружие. В апреле 1945 г. Генеральный штаб японской армии дал указание руководителю бактериологической лаборатории Исии Сиро форсировать выработку бактерий. Исии на оперативном совещании руководящего состава отряда № 731 в том же месяце заявил: «Нам придется применить последние средства, в том числе и бактериологическое оружие для того, чтобы добиться перелома в пользу Японии»[3 - Материалы судебного процесса по делу бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия. М., 1950. С. 413.]. Эта лаборатория и ее филиалы находились в Маньчжурии и представляли серьезную угрозу, тем более что факты заражения водоемов в районе Трехречья на границе с СССР имели место еще в 1944 г. В 1945 г. спешно осуществлялись последние приготовления для начала бактериологических атак против Советского Союза.

К этому времени значительно активизировалась деятельность японской агентурной разведки. Усилилась заброска на территорию СССР хорошо подготовленной японской агентуры. Только в сахалянской и цзямусинской японских военных миссиях было подготовлено для заброски на территорию СССР в мае – июле 239 специально обученных агентов. Японская военная разведка настойчиво стремилась получить необходимые сведения о сосредоточении советских войск в приграничной полосе, их группировке, численности и готовности к боевым действиям, о загруженности и напряженности железнодорожных линий, интенсивности и характере перевозок по ним.

Красной армией проводились очень крупные перегруппировки войск, прибывали новые соединения и части. В приграничной полосе сосредоточилось большое количество боеприпасов, горючего, продовольствия и других материальных ценностей. Для обеспечения скрытности подготовки к наступлению все передвижения и подвозка грузов осуществлялись только ночью. В связи с этим на всех дорогах, ведущих к государственной границе, органы НКГБ были вынуждены установить четкую и скрытую службу регулирования и очень строгий прифронтовой режим.

В связи с создавшейся оперативной обстановкой на государственной границе с Маньчжурией, с целью эффективной парализации действий японских разведывательных органов и обезвреживания забрасываемой на территорию Советского Союза агентуры противника пограничные войска были вынуждены перейти на усиленный режим охраны границы. В результате проведенных мероприятий японская агентура чаще всего задерживалась непосредственно на линии государственной границы. Только в июне-июле на участке Хабаровского пограничного округа было задержано более 50 нарушителей, основная масса которых являлась агентами японской разведки.

Надежная охрана государственной границы в значительной мере способствовала проведению командованием войск Красной армии мероприятий по скрытому сосредоточению войск для решающего удара с целью разгрома японских войск в Маньчжурии.

Объявление войны для японского правительства было неожиданным, так как его разведывательные органы ориентировали, что советские вооруженные силы смогут выступить против Японии только к концу зимы – началу весны 1946 г. Это был серьезный провал.

После начала войны японские спецслужбы в спешном порядке пытались осуществлять диверсионно-террористические акции на коммуникациях советских войск; осуществлять заброску или оставление в тылу советских войск своей агентуры для сбора разведывательной информации. Во время боевых операций отдельные руководители органов японской разведки предпринимали попытки организовать диверсионно-террористические акты против советских войск. Однако подобная деятельность была малоэффективна, так как в результате стремительного наступления Красной армии японская разведка не смогла управлять этой деятельностью. Уже в первых боях японцы понесли тяжелые потери.

В результате стремительного наступления советских войск японская разведка не смогла реализовать свои планы, так как почти все реорганизованные к этому времени японские военные миссии в Маньчжурии были захвачены оперативными группами органов военной контрразведки «Смерш» НКО и НКВМФ СССР.

Отображая противоборство спецслужб СССР и Японии, нельзя не упомянуть о предшествующем военным действиям и явно не рядовом событии, имевшем место в июне 1938 г. в Дальневосточном крае, – о побеге начальника Управления НКВД ДВК Г. С. Люшкова в Маньчжурию. Об этом событии много написано. В связи с этим была в настоящем издании сделана попытка отразить не до конца изученные моменты этого события.

Ранее исследователями уже предпринимались попытки осмыслить взаимоотношения Японии и СССР. Для публикаций начала 30-х гг. XX в. характерны утверждения о надвигавшейся мировой войне[4 - Аварин В. Я. «Независимая» Маньчжурия. М., 1934; Болдырев Г. И. Японские милитаристы провоцируют войну. М., 1938; Иоган Е., Танин О. Когда Япония будет воевать. М., 1936; и др.]. Предпринимались попытки анализа состояния вооруженных сил Японии. Отражались японо-советские конфликты у оз. Хасан и на р. Халхин-Гол[5 - Болдырев Г. И. Указ. соч.; Его же. Как мы били японских самураев. M., 1938; Хамадан А. Япония на путях к «большой войне». Военно-фашистский заговор в Токио. 26–29 февраля 1936. М.-Л., 1936.]. В более поздних публикациях предпринимались попытки объяснить причины напряженности в отношениях СССР и Японии[6 - Кутаков Л. Н. История советско-японских дипломатических отношений. М., 1962; Степанов А. С. В борьбе за мир в АТР (1917–1933). М., 1996; Кошкин А. А. Россия и Япония: Узлы противоречий. М., 2010.], планы нападения на СССР, провокации японских военных[7 - Горбунов Е. А. 20 августа 1939. М., 1986; Его же. Схватка с Черным Драконом. Тайная война на Дальнем Востоке. М., 2002; Кошкин А. А. Крах стратегии «спелой хурмы». Военная политика Японии в отношении СССР. 1931–1945. М., 1989; Кутаков Л. Н. Россия и Япония. М., 1988. Молодяков В. Э. Несостоявшаяся ось: Берлин – Москва – Токио. М., 2004. Панасовский В. Е. Уроки Хасана и Халхин-Гола. М., 1989; Победа на реке Халхин-Гол. М., 1981; Шкадов И. Н. Озеро Хасан. Год 1938. М., 1988; и др.].

Необходимо отметить, что в 1920-1930-е гг. Япония была одним из основных потенциальных противников СССР, уделявшая самое пристальное внимание тайным методам борьбы.

Современная историография характеризуется появлением значительного числа работ по истории борьбы отечественных органов государственной безопасности с подрывной деятельностью спецслужб Японии, в которых анализируются деятельность советской разведки[8 - Соколов Б. В. Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная война спецслужб. М., 2000; Георгиев Ю. В. Рихард Зорге и тайны Второй мировой войны. М., 2007; и др.] и борьба контрразведки со спецслужбами Японии на Дальнем Востоке[9 - Горбунов Е. А. Схватка с Черным Драконом…; Егоров Н. А. Деятельность органов государственной безопасности СССР на Дальнем Востоке по пресечению разведывательных и диверсионно-террористических акций белоэмиграции в 1922–1941 гг.: дис. … канд. ист. наук. Владивосток, 2010; Линдер И. Б. Прыжок самурая. М., 2008; Лота В. И. За гранью возможного: военная разведка России на Дальнем Востоке, 1918–1945 гг. М., 2008; Шинин О. В. Деятельность органов государственной безопасности в межвоенные годы 1922–1941 гг.: на материалах Дальневосточного региона СССР: дис. … докт. ист. наук. М., 2007; Шульженко А. Б. Противодействие органов ГПУ – НКВД антисоветской деятельности японских спецслужб и белоэмигрантских центров на Дальнем Востоке России в 20-30-е гг. XX в. // Труды общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 4. М., 2008. С. 73–84; Его же. Борьба органов ОГПУ советского Дальнего Востока с иностранными спецслужбами в 20-х годах XX в. // Вестник ДВО РАН. 2008. № 5. С. 94–99; Тужилин С. В. Деятельность органов государственной безопасности СССР на Дальнем Востоке по обеспечению обороноспособности страны накануне Великой Отечественной войны (1938–1941 гг.): дис. … канд. ист. наук. Хабаровск, 2012; и др.]. Появляются новые подробности противостояния советских и японских спецслужб[10 - Полутов А. В. Работа японских военных миссий против России и СССР на Дальнем Востоке в 1916–1945 гг. (по материалам японских источников) // Органы государственной безопасности Приморья: взгляд в прошлое во имя будущего: Материалы науч. – теор. конфер. (Владивосток, 3–4 февраля 2003 г.). 2-е изд., испр. Владивосток, 2003. С. 55–66; Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М., 2003; и др.].

Интересны работы, в которых на основе широкого круга источников дается объективная оценка репрессиям, в том числе и в дальневосточных органах государственной безопасности[11 - Николаев С. Выстрелы в спину // Дальний Восток. 1991. № 2. С. 136–143; № 3. С. 132–144, Маки-Мираж. Из истории отечественных спецслужб. Хабаровск, 2000; Мильбах В. С. Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (Краснознаменный Дальневосточный фронт). Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937–1938 гг. СПб., 2007; Чернолуцкая Е. Н. Принудительные миграции на советском Дальнем Востоке в 1920-1950-е гг. Владивосток, 2011; и др.].

Большое внимание в научных исследованиях уделялось действиям пограничных войск НКГБ на Дальнем Востоке, особенно в период войны с Японией[12 - Платонов В. В. Боевые действия пограничных войск на Дальнем Востоке в 1945 г. М., 1961; Егоров Е. П. Действия пограничных войск дальневосточных округов накануне и в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1965; Буракшаев В. Я. Действия войск пограничного округа по охране государственной границы на Дальневосточном театре военных действий в угрожаемый период: дис. … канд. воен. наук. М., 1978; Умнов Ю. И. Управление соединениями и частями пограничных войск в первой армейской операции на Дальневосточном театре военных действий: дис. … канд. воен. наук. М., 1983; Акулиничев А. А. Действия войск пограничного округа в системе оперативного прикрытия армии в условиях Дальневосточного театра военных действий: дис. … канд. воен. наук. М., 1988; Краснощеков И. А. Участие пограничных войск Приморского округа в разгроме сил милитаристской Японии (август-сентябрь 1945): дис. … канд. ист. наук. М., 2016 и др.].

В последние годы появился целый ряд научных работ о деятельности советских органов государственной безопасности российского историка С. В. Тужилина, основанных на документах государственных и ведомственных архивов[13 - Тужилин С. В. «Провокаторы»: тайная война на Дальнем Востоке (конец 1930-х – начало 40-х гг.) // Проблемы Дальнего Востока. 2011. № 3. С. 134–138; Его же. Из истории советской контрразведки: «дальневосточный „Трест“» (1939–1945 гг.) // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2011. № 1. С. 67–70; Его же. Сложные предвоенные годы // Хабаровские чекисты. История в документах и судьбах / Авт. – сост. А. С. Колесников. Хабаровск, 2011. С. 48–51; Его же. Борьба тяжеловесов: хабаровские чекисты против японских спецслужб // Тихоокеанская звезда. 2012. 18 декабря, 19 декабря, 20 декабря; Его же. Японские военные миссии на советском Дальнем Востоке // Великая Отечественная война. 1945 год: Исследования, документы, комментарии / Отв. ред. В. С. Христофоров. М., 2015. С. 183–226; Его же. Заслон от интервентов: органы ВЧК – ГПУ на Дальнем Востоке в 1917–1922 гг. // ВЧК (1917–1922 гг.): к столетию создания. Сб. ст. и док. / Отв. ред. В. С. Христофоров. М., 2017. С. 283–316; Его же. Националистический путч в Токио 26–29 февраля 1936 г. Предыстория, ход и последствия события в архивных документальных материалах // Исторические чтения на Лубянке. 100 лет ВЧК-ФСБ. Сб. ст. и материалов XXI науч. – теор. конф. 28 ноября 2017 г. М., 2018. С. 240–255; Его же. «Куда в действительности пошло это количество взрывчатых веществ, установить невозможно». Деятельность японских концессий на Северном Сахалине в сообщениях НКВД СССР. 1936–1939 гг. // Исторический архив. 2018. № 6. С. 113–119; Его же. «Было бы наивно верить в искренность „дружбы“ японских империалистов». Военно-политические и социально-экономические факторы обеспечения государственной безопасности на советском Дальнем Востоке (1938–1941 гг.) // Военно-исторический журнал. 2019. № 6. С. 4–13 и др.].

Японский исследователь, профессор университета Тохоку – Тэраяма Киосукэ в своих работах рассматривает вопросы укрепления Красной армии, Военно-морского флота и экономики Дальнего Востока СССР, делает объективные выводы о деятельности партийных и советских органов по укреплению ДВК[14 - Тэраяма К. Маньчжурский инцидент и СССР. Acta Slavica Japonica // 1996. T. XIV. Р. 179–198; Егоже. Soviet policy toward Mongolia in the 1930s – From the Manchurian Incident to the Nomonhan. Sendai City, 2008; Его же. Советская мобилизационная политика на Дальнем Востоке в начале 1930-х гг. // Урал и Сибирь в сталинской политике. Сб. ст. Новосибирск, 2002. С. 98–125 и др.].

Цель настоящей работы – на основе новых источников отразить историю деятельности органов государственной безопасности в борьбе с подрывной деятельностью спецслужб Японии. Ранее часть материалов была опубликована в монографии: «Противоборство. Спецслужбы СССР и Японии 1918–1945 гг.»[15 - Мозохин О. Б. Противоборство. Спецслужбы СССР и Японии 1918–1945 гг. М., 2012.].

Глава I

Контроль Сталина за политико-экономической обстановкой на Дальнем Востоке

С окончанием Гражданской войны и иностранной военной интервенции на европейской территории России главное внимание большевистского правительства переключилось на Дальний Восток. Советская власть на этой территории отсутствовала, там существовала буферная буржуазно-демократическая Дальневосточная республика (ДВР).

В это время Дальний Восток стал ареной борьбы за власть, сферы влияния, природные ресурсы и рынки сбыта многих стран. В первую очередь это касается Японии и США. Увеличив свою группировку в Сибири, Япония стала игнорировать претензии США на руководящую политическую роль в этом регионе. Ею предпринимались попытки по укреплению своего влияния на континенте.

Советским правительством, в свою очередь, решалась задача покончить с японской военной оккупацией Приморья и Северного Сахалина, чтобы открыть путь для политического воссоединения страны на всем ее пространстве.

17 июля 1920 г. было оформлено соглашение о перемирии между Дальневосточной республикой и Японией в виде обмена нотами. Стороны признавали целесообразность образования ДВР в качестве буферного государства с единым правительством без вмешательства в его дела вооруженных сил других государств. ДВР брала обязательство поддерживать дружественное сотрудничество с Японией, «не вводить» коммунистического строя, не позволять пребывания войск Советской России на своей территории и не пропускать их через нее.

1 января 1921 г. Пленум ЦК РКП(б), учитывая сложную политическую обстановку, признал «советизацию Дальневосточной республики недопустимой, равно как и недопустимым принятие каких бы то ни было шагов, ведущих к нарушению договора с Японией. Была создана специальная комиссия в составе: Преображенского[16 - Преображенский Евгений Александрович (1886–1937) – секретарь ЦК и член Оргбюро ЦК РКП(б) в 1920–1921 гг.] (или Крестинского[17 - Крестинский Николай Николаевич (1883–1938) – в 1920–1921 гг. член Политбюро и секретарь ЦК РКП(б), в 1921–1930 гг. советский представитель, полпред в Германии.]), Никифорова[18 - Никифоров Петр Михайлович (1882–1974) – член правительства ДВР в 1920–1921 гг., председатель Совета министров ДВР в 1921–1922 гг., член Дальбюро ЦК РКП(б) в 1920–1922 гг.] и Чичерина[19 - Чичерин Георгий Васильевич (1872–1936) – нарком иностранных дел РСФСР (СССР) в 1918–1930 гг.] для детальной выработки основных положений экономической и внешней политики Дальневосточной республики»[20 - Архив Президента Российской Федерации (АП РФ). Ф. 3. Oп. 66. Д. 999. Л. 1.].

Проходящие переговоры с Японией по поводу установления дипломатических отношений шли, но очень трудно. Так, 18 апреля 1922 г. дальневосточное телеграфное агентство сообщило в НКИД РСФСР о прекращении 16 апреля переговоров между ДВР и Японией в Дайрене. Переговоры были прерваны по инициативе японского правительства. Сообщалось, что 30 марта между русской и японской делегациями было достигнуто полное соглашение по всем пунктам основного торгового договора. Когда же на очередь встал вопрос о военном соглашении, японская делегация отказалась определить срок эвакуации своих войск и предложила формулу, которая давала бы возможность японцам продолжать интервенцию до бесконечности[21 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 999. Л. 16.].

1 июня 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о необходимости возобновления переговоров с Японией, признав возобновление их целесообразным и считая, что переговоры должны вестись между Японией и объединенной делегацией РСФСР и ДВР. Предварительным условием возобновления переговоров должен был быть вопрос о выводе японских войск из Сибири и принципиальном согласии Японии на определение точного срока их вывода. Кандидатом на ведение переговоров предлагалась кандидатура А. А. Иоффе. При этом в Дальбюро сообщалось, чтобы они никакие дипломатические шаги в отношении Японии не предпринимали без предварительного согласия ЦК[22 - Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 558. Оп. 11. Д. 404. Л. 1–2.].

В это время создалась такая ситуация, когда Японии не хватало сил для оккупации территории России, как своими военными, так и с помощью белогвардейцев, а у России не было сил, чтобы вести войну с Японией и одновременно с остатками белогвардейской армии на Дальнем Востоке.

Немного позже, 9 ноября 1922 г., Политбюро ЦК РКП(б), рассматривая вопросы в отношении Сахалина, постановляет поручить заместителю Главного концессионного комитета А. А. Иоффе в печати выразить протест против занятия японцами части острова и упомянуть, что если они эвакуируют войска, то будут иметь права на концессии на Северном Сахалине[23 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 999. Л. 191.]. Таким образом, торг продолжился.

Необходимо отметить разногласия по Сахалину и среди членов Политбюро. Так, в начале 1923 г. Л. Д. Троцкий выступил с предложением продать Японии Северный Сахалин, мотивируя это трудностями, возникшими с эвакуацией оттуда японских войск, и необходимостью стабилизации положения на Дальнем Востоке в свете назревавших серьезных политических событий в Европе. Однако, в конце концов, благоразумие восторжествовало, и вопрос о продаже Северного Сахалина больше не поднимался.

2 октября 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) решает в процессе переговоров предложить японцам 50 % существующих нефтяных источников и предоставить им в будущем 50 % тех, которые они откроют. Япония же должна была проводить 10 % отчислений с валовой добычи. Предлагалось также предоставить японцам для разведок площадь в 1000 кв. верст; в качестве же крайней уступки дойти до 4000 кв. верст. Срок для производства этих работ планировался от 5 до 10 лет и др.[24 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 1000. Л. 153.]

11 октября 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) поручило НКИД пообещать Японии предпочтение при сдаче в концессию второй половины нефтяных ресурсов при договоренности с Японией о немедленном принятии соглашения в целом[25 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 1000. Л. 169.].

Подготовка документа продвигалась медленно, японцы шли на различные уловки. Они, как могли, тянули с эвакуацией войск, стараясь «зацепиться» за материк. 9 января 1925 г. Г. В. Чичерин сообщил председателю Реввоенсовета М. В. Фрунзе о том, что японцы затягивают вывод своих войск с Северного Сахалина по климатическим условиям. Японское правительство окончательно планировало вывести свои войска к 1 или к 15 мая 1925 г.

При этом в протоколе договора должно было быть прописано об обязательстве России заключить концессионные контракты в течение 6 месяцев со дня вступления договора в силу и по истечении 3 месяцев с момента полного удаления войск и полного установления власти СССР над всеми частями территории Северного Сахалина[26 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 1001. Л. 17–18.].

15 января 1925 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло предложение НКИД о продлении срока между эвакуацией японских войск из Сахалина и подписанием концессионного контракта до пяти месяцев[27 - АП РФ. Ф. 3. Oп. 66. Д. 1001. Л. 20.].

Ценой политических уступок России служили в первую очередь экономические интересы Японии. Учитывая то, что Советская Россия закрепилась на территории Сахалина, Япония стала прорабатывать варианты получения концессий. В это время она испытывала большие затруднения во ввозе заграничного коксующегося угля из Англии и Америки, что усиливало ее стремление на получение концессий на Сахалине. В результате ей были предоставлены нефтяные и угольные концессии, а также были предоставлены послабления и по рыболовству.

В результате переговоров 20 января 1925 г. в Пекине состоялось подписание советско-японского соглашения. Таким образом, в связи с предпринятыми дипломатическими усилиями японская военная интервенция на советском Дальнем Востоке была прекращена в 1925 г. На первом этапе была осуществлена эвакуация японских войск из Приамурья и Приморья в 1921–1922 гг., затем с Северного Сахалина в 1921–1925 гг.

И. В. Сталин постоянно контролировал развитие отношений с Японией. Так, 10 июня 1925 г. он направил шифртелеграмму полпреду в Японии Копу, в которой писал, что «на днях НКИД демонстрировал в ЦК Ваши предложения о нашем соглашении с Японией в Маньчжурии. Сообщаю Вам для сведения, что это предложение мы расценили, как попытку восстановить сферы влияния в Маньчжурии за счет Китая, ввиду чего и отвергли его»[28 - РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 404. Л. 6]. Такие инициативы вождем не поощрялись.

13 декабря 1928 г. Политбюро поручило НКИД доложить на заседании вопрос о политике в отношении Японии[29 - Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 3. Оп. 61. Д. 311. Л. 176.]. 20 декабря Политбюро его заслушало и поручило комиссии в составе «т. т. Микояна, Ксандрова, Пятакова, Карахана, Кубяка, Уншлихта и Лобова рассмотреть всю совокупность вопросов, связанных с нашими взаимоотношениями с Японией в настоящий момент, выяснить размер и условия японских концессий, а также как выполняются японцами принятые ими на себя обязательства, и выработать конкретные предложения о нашей политике по отношению к Японии в настоящее время». В частности, комиссии предлагалось обсудить вопрос о возможности привлечения американцев, в порядке концессий или смешанных обществ для работы на Дальнем Востоке[30 - РГАНИ. Ф. 3. Оп. 61. Д. 311. Л. 178.].

В подготовленном докладе о Японии Караханом было отражено внешнее и внутреннее положение Японии. Констатировалось, что внешняя политика Японии подчинена задачам китайской политики, в значительной мере определившей на данный период отношения, складывающиеся между Японией, Англией, США и СССР.

4 апреля 1929 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о строгом надзоре за исполнением японцами концессионных договоров, требуя выполнения всех обязательств по платежам, добиваясь по возможности перевода всех платежей со стороны японских концессионеров советскому правительству на иностранную валюту там, где платежи были обусловлены в червонцах.