– Ну, помню. Я портретик этой фемины по фотографии за несколько дней написал, между прочим, за неплохие деньги.
– Вот, вот, что по фотографии. А фотографировал ты ее где?
– В ее же квартире, мы по телефону договорились, я подъехал – познакомился. Кстати хорошо, что она была не одна, а с мужем. Должен тебе сказать, что эта Марина – весьма впечатляющая штучка, я бы не удержался… Но когда посмотрел на ее муженька, у меня все опустилось. С таким ссориться даже идиот не захочет. Я сразу понял, что и женушка его побаивается. Она ведь пыталась мягко съехать от позирования, говорила, что неважно выглядит, что у нее голова болит. Я уж было стал дергаться, что уйду с пустыми руками, но когда этот дядя спокойно настоял на своем, она затихла. Правда в его спокойствии была такая тишина, которая обычно ощущается в тюремной одиночке или на кладбище. В общем, угостили меня кофе, я отщелкал с десяток кадров, наговорил его женушке столько же осторожных комплиментов, взял аванс и отчалил. Отдал проявить пленку и отпечатать фотки, отобрал из них самую удачную, ударно напрягся и через неделю принес готовую картину. Ее муж, этот, как его, Прокатило, работу похвалил, окончательно со мной рассчитался, и мы довольные друг другом распрощались. Картинка, кстати, получилась неслабая. Я даже вознамерился выставить ее в следующем месяце для публичного показа. Один знакомый меценат-поляк предложил устроить презентацию моих картин в своем клубе в Варшаве, а затем – в Польском Доме в Москве. Я, естественно, согласился, стал прикидывать, что можно туда отправить. Вот и позвонил не так давно Прокатило. Его, правда, не было дома, трубку взяла мадам. Я и закинул удочку насчет того, чтобы позаимствовать ее портретик на пару недель. Она сказала, что подумает и посоветуется с мужем. Но по ее тону я понял, что эта идея ее не вдохновляет. И подумал, что, на крайний случай, могу быстренько слепить копию с фотографий, которые у меня остались Ты же, кстати, зачем-то у меня несколько из этих фотографий взял.
– Об этом потом. Дело в том, что вчера вечером квартиру Прокатило «поставили». Почти ничего не взяли, кроме каких-то драгоценностей и валюты из сейфа и, что странно, того самого портрета, который ты намалевал.
– А что тут странного, я художник с именем, знаешь, какие люди у меня картины заказывали?
– Может быть, но только на стенах осталось висеть с десяток других картин, в том числе довольно ценная икона и этюд Серова. Не того, конечно, что Ленина писал, а того, кто девочку с персиком изобразил.
– Да, этот этюдик я сразу приметил, он наверняка немалые деньги стоит. Удивительно, что его не взяли. О, кстати, прикольный анекдот в тему. Знаешь, как называется девочка с персиком через сорок лет? Старуха с курагой. – Хозяин заливчато расхохотался.
– Серега, мне не до смеху. Около часа тому назад Прокатило мне позвонил, рассказал об ограблении и настоятельно потребовал сегодня же вечером прийти к нему с тобой, и чтобы ты обязательно прихватил негативы и все фотографии Марины, которые сделал. Прокатило – человек серьезный, бывший полковник КГБ и СБУ. Он лет пять, как из органов госбезопасности уволился, но связи у него и по сей день будь здоров. С ним шутить не стоит. Поэтому я сразу же ткнулся искать те снимки, которые ты мне дал, но не смог найти, хотя точно помню, что они у меня лежали в папке Е-Бэ-Цэ.
– В какой такой папке?
– Да это папка с файлами, где собраны материалы для проведения презентаций по Европейскому бизнес-клубу, по-английски сокращенно EBC, я же тебе месяц назад рассказывал, ты еще обещал подумать о вступлении.
– А, это там, где страховка при поездках. И еще какой-то бинар, и возможность зарабатывать бешеные деньги?
– В общем, да. Но сейчас не это важно. Поищи, пожалуйста, негативы и фотографии.
– А что их искать, они у меня в верхнем ящике стола в мастерской лежат.
– А мастерская у тебя в соседней комнате?
– Да. Подожди, сейчас схожу и принесу. – Бородач, засунув руки в карманы халата, все так же босиком вышел в коридор. Через некоторое время он снова появился в дверном проеме и растерянно протянул: «Слушай, а пленка и фотки пропали…»
Тихо, но пронзительно заиграл марш Мендельсона. Адвокат недоуменно покрутил головой, а хозяин квартиры, порывшись в свалке газет на журнальном столике, достал мобильный телефон, нажал кнопку и приложил аппарат к уху.
– Да. А, дзень добры, пан Яцек. Згода, чекам за годину. (А, добрый день, пан Яцек. Хорошо, жду через час – польск.).
– Приехал Яцек из Варшавы, хочет встретиться со мной, через час заедет. Нужно успеть принять душ и одеться. Яцек – все-таки западный типаж, вот увидишь, несмотря на жару, припрется в галстуке. Ты подожди пару минут, почитай журнальчики с газетками, а я приведу себя в порядок, и договорим. – Бородач торопливо вышел, чем-то прошуршал в коридоре, а затем из ванной комнаты донеслись звуки бьющих струй воды.
Минут через двадцать в комнату зашел совсем другой человек. После туалета живописец являл собой образец элегантно одетого мужчины в расцвете сил в белых шортах, бордовой рубашке с короткими рукавами и красных вьетнамках на босу ногу. Расчесанная на прямой прибор грива черных волос вместе с окладистой бородкой выгодно оттеняла большие голубые глаза в кайме огромных ресниц. Слегка поглаживая двумя пальцами не слабых размеров нос, он задумчиво произнес:
– Да, действительно, странная история. Интересно, кто стащил фотки, и зачем они ему понадобились?
– Ему, а может и ей. Кстати, ты когда в последний раз видел пленку и фотографии?
– Так, сегодня у нас среда, а в воскресенье утром я копался в ящике стола, искал записную книжку, и точно помню, что конверт с фотографиями там лежал. Он такой приметный, фирменный от «Кодак». А сейчас его нет. Ну, и пленки в коробочке тоже, я весь ящик перерыл.
– А больше ничего не пропало?
– Да я особо тщательно не смотрел. Но там же сверху кинул недавно пару сотен баксов и полштуки гривен, так они целехоньки.
– А припомни, кто у тебя с воскресенья был в гостях?
– Дай бог памяти… Так, в воскресенье после обеда приходили Володька с Таней, и Томка, она же осталась до утра. В понедельник днем Игорь, вечером Наташка. Во вторник утром Генка, а где-то около трех притащились еще двое. Предварительно позвонили по телефону, сказали, что имеют интересное деловое предложение. Я продиктовал адрес, явилась такая экзотическая парочка. Мужик высокий, неплохо прикинутый, часики у него за штуку зеленых, не меньше. Представился он, кажется, как Станислав Зуб. А мадам тоже ничего, лет ей за тридцатник, но выглядит неплохо, я бы даже сказал, экстравагантно. Зовут Ира, а фамилия у нее такая птичья, не то Воронова, не то Воробьева. Я думал, картину хотят заказать, а они начали интересоваться, часто ли я бываю за границей, потом стали стращать всевозможными болезнями и другими несчастьями, достали черные кожаные папочки этого твоего Е-Бэ-Цэ и предложили вступить в клуб, чтобы иметь страховую защиту и деньги зарабатывать. Я, когда понял, зачем они явились, сразу же им сказал про тебя, что у меня есть друг Виктор Смуров, который мне про Е-Бэ-Цэ уже рассказывал, и что я, если надумаю стать членом клуба, то буду иметь дело только с ним. Они о тебе лестно отозвались и быстренько откланялись. Ты, кстати, их знаешь?
– Еще бы мне их не знать. Это, можно сказать, первые люди Е-Бэ-Цэ в нашей стране и немногие из тех, кто действительно в этом деле прилично зарабатывают. Интересно, откуда они узнали твой телефон?
– Да мало ли как, я же свои визитки направо и налево раздаю. Ну, и вчера вечером залетели на огонек две Светки – конфетки, мы с ними гуляли до утра. Вот и все посетители, пожалуй.
– А чужие не могли в твое отсутствие забраться в квартиру?
– Да я практически от дому не отходил, у меня же машина до вчерашнего дня была в ремонте, а пешком я ходить не люблю, да и работенка имелась. Я только Дуньку пару раз в день на четверть часа погулять выводил, и то рядом с подъездом. Вряд ли кто-то мог в это время залезть в квартиру.
– Значит, взял кто-то из твоих знакомых. Ведь Зуб с Воробьевой в мастерскую не заходили?
– Не знаю, не могу гарантировать. Я им предложил кофе, они не отказались, и я на какое-то время выходил на кухню его приготовить. Так что не исключено, что кто-то из них мог взять фотки.
– Ну, это же еще нужно было точно знать, где их искать, ведь времени-то было в обрез.
– Да. Я отсутствовал не больше десяти минут, и хотя не прислушивался, но все-таки шагов не слышал. Да и Дунька бы залаяла, если бы кто-то прокрался в мастерскую. Хотя нет, она в это время на кухне ела кабачки, я ей как раз поджарил. А когда она трапезничает, все остальное ей побоку.
– Значит, круг подозреваемых лиц не так широк?
– В принципе, да. Но только зачем так раздувать это дело? Подозреваемых! Это в тебе бывший мент вылазит наружу. Ну, пропало несколько обыкновенных фотографий. Большое дело! Тоже мне преступление века! Да наплевать мне на эти фотографии и на то, что их кто-то взял.
– Я же тебе говорю, Прокатило – человек опасный, с ним ссориться не нужно.
– Ну и что, это же не ты его квартиру обчистил. Ну, нет пленки и фоток, скажешь, что я их за ненадобностью выбросил. А про те снимки, что ты у меня взял, он и знать не должен. – Художник налил себе коньяка в рюмку. – Тебе налить?
– Нет, мерси. Я на машине.
– Так у тебя же есть какое-то спецудостоверение от прокуратуры.
– Есть-то оно есть, но без нужды злоупотреблять не стоит. Хотя ладно, накапай на донышко.
Хозяин потянулся рукой к бутылке, но торжественно зазвучавший марш Мендельсона изменил его намерение, и он, сменив недовольную физиономию на елейную улыбку, заворковал по мобильному телефону.
– Да, это я, зайка. Ну кто еще может отвечать по моему мобильнику? Нет, к сожалению, сейчас занят. Знаешь, лапуля, как только, так сразу. Я тебе сам позвоню. Целую. Куда? В очаровательный носик, а ты куда хотела? Всему свое время. Пока, зайка. – Художник отключил телефон и положил его на журнальный столик.
– Слушай, Серега, а почему у тебя на мобилке свадебный марш? Что за извращенный вкус, не мог более приятную мелодию подобрать?
– Что ты понимаешь! Это чтобы постоянно быть начеку, не расслабляться и помнить о той опасности, которая исходит от каждой особи женского пола. Звонит очередная подруга, а я уже настороже. Не слишком ли я серьезно к ней отношусь, не грозят ли мне узы брака?
– И что помогает?
– Как видишь. Я пока в полном понимании этого слова вольный художник.
Во входную дверь тихо постучали.
– Наверное, наш польский друг. – Хозяин встал, и уверенно ступая вспененными алыми подошвами, вышел в коридор. Оттуда донесся звук открываемого, затем закрываемого замка и какие-то междометия. Через коридор молнией промчалась собака, раздался заливчатый лай и крики хозяина: «Фу! Пошла вон! На место, овца курдючная!». На обратном пути фокстерьерша, явно обиженная тем, что ей не дали до конца исполнить свой сторожевой долг и выслужить съедобную награду, на минуту заглянула в комнату. Она уставилась сначала с вожделением на тарелку с сыром, потом просительно на адвоката, но, поняв, что и на этот раз ей не обломится, укоризненно покачивая растрепанной головой, удалилась.
Неся на себе изысканный запах от Дольче энд Габбана, мягкой поступью в комнату вошел среднего роста брюнет, одетый в кремового цвета костюм, белую рубашку с галстуком в коричневых узорах и блестящие светло-коричневые туфли. Возраст его на первый взгляд определить было трудно, при желании ему можно было дать и тридцать лет, и сорок с хвостиком. Манжеты рубашки выступали из рукавов пиджака на положенные полтора сантиметра. Аккуратная прическа, темные очки от Гуччи, золотой зажим на галстуке и аристократически невозмутимое выражение лица придавали ему вид человека из высшего общества. Из-за спины брюнета выглядывал хозяин квартиры и, ехидно ухмыляясь, пальцем показывал на галстук гостя. Виктор привстал. Художник выступил вперед и торжественно представил гостей друг другу.