В тоске по идеалу. Избранные пародии
В тоске по идеалу
Избранные пародии
Олег Cоколов
Иллюстратор Иван Соколов
© Олег Cоколов, 2023
© Иван Соколов, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0059-7692-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
«Корявый образ, загибающая не в ту сторону строка, непродуманность или надуманность посыла, вымученность и выспренность, пошлость, безвкусица и всякий иной поэтический «третий сорт», а то и откровенный брак – традиционная «дичь» для охотников-пародистов. Ну, а действуют они каждый по-своему. Кто-то одиночными прицельными выстрелами, кто-то автоматными очередями, кому-то по душе силки и капканы…
Любимый приём у Олега Соколова – нагнетание абсурда, или, пользуясь определением Салтыкова-Щедрина – «медленное ошеломление». Тут в пору заметить, что обратной стороной такого подхода может стать «делание из мухи – слона». Да, может, но не у Олега Соколова. Он всегда знает, почему, как и куда нам «плыть». Так что и сам выплывет, да еще, глядишь, и автора пародируемого за волосы вытянет на спасительный – то есть, на добротно-поэтический берег.»
(Русский литературный журнал в Атланте «На любителя», №30, 2007 г.)
«Ознакомившись с книгой Соколова, я стала лучше понимать свою дочь, которая сбежала от этого „пародиста“, оставив ему на память сына, дочь и совершенно невоспитанную собаку. Пусть помучается!»
(Тамара Ракитина, актриса, покойная теща автора).
Что выросло, то выросло
(Владимир Лапшин)
Мои стихи – боровички
Под сочной шляпкой манят ножкой.
К ним тянут пальчики руки
И стан сгибают понемножку.
Они – боровички на зуб,
И на душе от них светлеет.
С кряхтением сгибая стан,Весьма талантливо и спороПоэты сеют тут и тамСтихов невидимые споры.И вырастает среди лесаСтрочок строки, сморчок куплета,Свинушка модной поэтессы,Валуй известного поэта.Бывает стих червив, ужасен.Его с трудом берут в журнал.Вот сыроежку нудных басенСлизняк-редактор обкорнал.
И пародисты-червячкиСвою поэзию лелеют:На зуб кладут боровичкиИ на душе у них светлеет.Но чаще, прочитав стихи,Поганку укусив за ножку,В рот тянут пальчики рукиИ вызывают «неотложку».
Самовозгорание
(Юрий Кузнецов)
Когда приходит в мир поэт,
То все встают пред ним.
Поэт горит… и белый свет
Его глотает дым;…
Когда он с богом говорит,
То мир бросает в дрожь.
Своей персоне зная цену,Поэт, изящно ставя ногу,Жар-птицей выпорхнул на сценуИ начал жарить понемногу.Он выступал, искрясь стихами,Пожаром творческим томим…Из искры возгорелось пламяИ повалил по залу дым.И в том дыму, сверкая слогом,Чертовски, дьявольски хорош,Он начал разговоры с богом…По залу пробежала дрожь.Читал с горящими глазами,Глаголом сжечь сердца хотел…Но зал в оцепененьи замерИ как-то быстро опустел.
Стихи в угаре не кончались.Поэт горел бы до утра…Но тут пожарные примчалисьИ окатили из ведра.
Весенняя дума
(Алла Медникова)
Пришла весна. Чешу угрюмо
Коробки черепной забрало,
Под коей притаилась дума,
Как вошь под мышкой генерала.
И застываю насекомым
В янтарной капельке заката.
Пришла весна. Меня пробрало.От странной мысли нет покоя.Я раньше не подозревала,Что в голову придет такое! —Мой череп посетила дума!Есть от чего чесать затылок.Она вползла, как вошь, без шума,И затаилась средь опилок.И вот я, мрачно и угрюмо,Хожу, терзаема вопросом:Как поступить со вшивой думой?..А может спрыснуть «Диклофосом»?Беру его… Как все знакомо!Вдыхаю прелесть аромата…И застываю насекомымВ янтарной капельке заката.Расплата
(Алексей Зайцев)
Я сдал тетрадку на проверку!
Не ту! Трагедия! Провал!
Я в ней писал стихи! Про Верку!
Я Верку в ней нарисовал!
Как ей теперь
Смотреть в глаза-то?
Я завтра в школу не пойду.
Меня не ждите послезавтра.
Приду в трехтысячном году.
Простите, люди, изувера!Мой грех ужасней, чем Ковид.Им оскорбились чувства ВерыИ личных данных ее вид.Как ей смотреть теперь в глаза-то?Слова я дурно подбирал…Теперь достоин газавата,Как атеист и либерал.Я экстремист! Я уголовник!И стало вдруг не по себе:У Веры папочка – полковник,Полковник служит в ФСБ.Я был им встречен и допрошен.Он напророчил мне беду,Что если сочинять не брошу —«Приду в трехтысячном году».В ломках творчества
(Виктор Липатов)
Водку пить и курить гашиш
Стану. Брошусь в объятия бреда,
Но зато не пойду в торгаши,
Не предам по планете соседа,…
На планете нас только двоеНепродажных и гордых поэтов.Мы друг друга читаем запоем,Подливая друг другу при этом.И приняв поднесенные граммы,Как культурные люди планеты,Друг на друга строчим эпиграммыИ друг другу слагаем сонеты.А когда я от водки устануИ другого запросит душа,Он предложит мне марихуану,Я ему предложу гашиша…И в бреду завершая все это,Где больничных палат чистота,Я воскликну: «Мы с другом – поэты!»Санитар возразит: «Наркота!..»Яйца неглиже
(Илья Резник)
Степан Авдотьевич Писдрюкин,
Мужик отчаянных кровей,
Носил огромнейшие брюки
Ввиду количества мудей.
Мудей в них было вдвое больше,
Чем у обычных мужиков.
Писдрюкин яйцами гордился.
И т. д. и т. п.
(Народная поэма «Мужик»)
Культурный русский иудейИлья небезызвестный Резник,Вдруг опустился до мудейИ сочиняет как скабрезник.
В тоске по идеалу
(Александр Вергелис)
Сидящая напротив женщина
пестра, как елка в Новый год.
О Боже, сколько же навешано
на ней, как красен этот рот!
Сладка, наверно, как пирожное.
Сидишь и думаешь с тоской:
какая пошлость невозможная
была б жениться на такой.
Поэт – совсем не деревенщина,имеет вкус и важный вид.Не всякая, поверьте, женщинаего собою соблазнит.Под новый год вхожу беспечно яв метро и вижу пред собой —сидит, помадой изувечнаяфемина с челкой голубой.Румяны щечки, как пирожное,тулуп украшен мастерски…Ее общупал осторожно яглазами полными тоски.И грёзы понеслись стоп-кадрами:алтарь, застолье, простыня,запой, свиданье с психиатрами…Тут кто-то дергает меня.Пришел в себя и вижу, – дурочкамне эта нежно говорит:«Не бойтесь, милый, я снегурочка,а не какой-то инвалид!Смахните с глаз тоску тревожнуюи скройте, Боже, поскорейво взгляде пошлость невозможнуюв мой адрес. Будьте подобрей!»
Восточное осенение
(Алексей Машевский)
Утренней листвы невнятный шорох,
Осени дыханье из окна.
Я с самим собою в разговорах
С четырех часов лежу без сна.
Мне теперь как будто только снится
Все, что происходит в эти дни.
А у нас работают узбеки,
Строят так же нехотя сарай.
Слышен гул трудящихся узбеков,Азии дыханье из окна,В ожиданье творческих успеховЯ лежу на склонах топчана.Сам с собой, как в караван-сараеНавои, Хафиз иль Рудаки,Я рублю, не торопясь, рубаи,Как Бабур, вбиваю ритм строки.Стройки заоконной слышу ритмы,Трудоночь сменяет трудодни.Я во сне сколачиваю рифмы,Я такой же пахарь как они!
Так и спал бы… Но походкой шефскойПодошел и, гадя в реноме,Гаркнул бригадир: «Акын Машевский!Ваши тексты – не Бабур-намэ!»
Муть
(Алексей Черников)
В мясе большой воды не утаить прожилки,
Кто это тонет – ты ли, немой Господь?
Рыбы идут на дно – розовые опилки,
В черных кругах превозмогая плоть.
Топотом черных волн вдоль новгородских сказок,
Хвойных проказ, вылинявших лампад,
Господи! – разреши музыку или муку,
Милый мой! – разреши сбыться такому звуку,
Чтобы и Китеж твой помнил мои следы.
В мареве хвойных проказ шепчет «Аминь!» осина,Кто это стонет там? Его ли немой Господьглушит галоп перед долом? Так глинакроет собою цветы, превозмогая их плоть.Господи! – разреши китежскою франшизойфрении молодой ставить свои следы.Манит, на букву «П», пастырь с белесой ризой,Линькой своих лампад, горечью лебеды.В мутности водяной не заострожить рыбку,Щерится лик сома на лягушачный квак.Нежно, как комара, давит Перун улыбку,Глядя на чудский сказ, смачный, как бешбармак.Библейский мемуар
(Инна Лиснянская)
Помню я сны Авраама и Сары,
Вопли Ионы в кипящей волне.
…Нет, не желаю писать мемуары,
Это занятие не по мне.
Мой светлый путь заслугами усеян.Вот первая приходит мне на ум —Как я вела народы МоисеяПустынями, без карты, наобум…Я не теряла даром время Оно:Пророк Иона мною был спасен,Я вдохновила к песням СоломонаИ пел мне песни умный Соломон.Я предрекла расплату за грехиИ божий гнев в Содоме и Гоморре,Но были все к пророчеству глухиИ города исчезли в Мертвом море.Да, иногда я поступала скверно,Из прошлого не выбросить главы:Я голову вскружила ОлофернуИ Олоферн лишился головы…На прожитое вновь бросаю взгляд,Но мемуары не увидят света, —Сюжет украли! Сделан плагиатПод видом книг из Ветхого Завета.Обмылок любви
(Елена Зырянова-Ронина)
И даже музыка пуста.
Как капли, слезы на затылок.
Любви желтеющий обмылок
Ушел на пену возле рта.
Как лист страдает от чернил,Я пострадала от невежды:Наставив пятен на одежде,Меня мой милый очернил.Он соблазнял, читал стихи…А после улыбнулся милоИ бросился кусочком мылаСвои замыливать грехи.Но я не Моника Левински!И в пене, словно Афродита,Я наказала паразита,Который поступил по-свински:Ругаясь, с пеною у рта,Зажав в своей руке обмылок,Ему начистили затылокИ все доступные места.Насупя в поединке бровь,Мы мылили бока друг другу…В тот день узнала вся округа:Любовь без мыла – не любовь!Марсианский хроник
(Марс Гисматулин)
Я влюблю тебя до пыток,
До бессудных сновидений,
В изначалье, до бескрылок
Средь разбросанных камений.
Среди разбросанных камений,В душе сатир, походкой барс,В плену бессудных сновиденийОхотился на женщин Марс.Певец амурных приставаний,Бескрылки нимфам теребя,Путем забавных рифмованийПытался их влюбить в себя.Раз вдохновенье накатило —Его не оттащить назад.Он был немного Чикатило,Но кончил как маркиз де Сад:Закона зоркие сатрапыНа Марса дело завели…И набежали эскулапыИ в «изначалье» увели.Прощальная трель
(Стефано Гардзонио)
Выпал снег, и старый зуб
Тихо заболел.
Я стою, как старый дуб,
Слышу птичью трель.
Пой, скворец моей души,
Песню в честь страстей.
Дева, нежно обними
Жгучий ствол скорей.
Выпал снег и тает вдруг.
Старый зуб гниет.
Улетел скворец на юг,
С девой – самолет…
Был я стройный кипарис,А теперь как дуб.Листик на сучке повис,Словно желтый cтруп.Усыхаю, как стерня.Зуб болит, гниет.Там в дупле внутри меняЧервячок снует.Но я гордый менестрель —Буду век творцом!Верещу губами трельМолодым скворцом.Вижу деву меж людьми,Подлетаю к ней:«Ну ка, нежно обнимиЖгучий ствол скорей!»Дева глянула тепло,Но умчалась ввысь,крикнув – «Залепи дупло!К дятлу обратись…»
Пессимистическая комедия
(Вадим Ямпольский)
Мысли, как нетрезвые матросы,
дверь снесли, ввалились в кабинет
к жизни неприятные вопросы
накопились, а ответов нет.
Их приход понятен и банален,
пусть палят со злости в потолок…
за кордон давно уехал барин
и со страху вывез все, что мог.
В голове жужжали мухи сонно.Тишь, застой, мещанский мрак и тлен.Вдруг вломились в череп беспардонномысли с предложеньем перемен.И давай штормить девятым валом,ковырять в извилинах штыком,потрясая своды небывалым,образным, матросским языком.Что искали злые недоумки?Золото талантов, перлов склад?Их давно увез в дорожной сумкеподлый барин, трус и ренегат.И с тех пор я не блистаю в верстке,нету злата в сером веществе.Я, как жид, раздет по продразверстке,и без царя страдаю в голове…
Лесная жуть
(Максим Жегалин)
Какие сосны, прадед вырос дубом,
А дед – орешником, я этот лес
Целую в листья, корешки и губы.
Здесь можно много: я могу летать.
Но как ужасно ожиданье мертвых:
Они скучают в темной древесине
И тянут ветки к тем, кто ходит
В лесу живых, качается, потеет.
Я в лес влетел и сразу впился в листья,Как будто в губы. Сосны хороши!Я дуб люблю, как прадеда родного,Орешник – словно деда своего.Я жук-типограф, вязью графоманаПокрыл стволы, вершки и корешки.Теперь повсюду сухостой, валежникИ лишь лесник от ужаса потеет.
Евреи
(Евгений Минин)
Цветные порхают гурами —
наложницы в пёстром гареме.
Порхают порочно гурами,
неведомым чувством горимы,
в стеклянном искусственном храме,
где нет необычного, кроме
печально скользящих гурами,
в качающей их полудрёме.
(автор живет в г. Иерусалиме)
По миру порхают евреи —поэтами в пёстрой богеме.Лишь в Северной нет их Корее,но верю – придет это время!Из Рима и Гипербореиобратно в Иерусалимыпорхают порочно евреи,неведомым чувством горимык стене в главный храм Иудеи,где нет необычного, кромепечально смотрящих евреев,качающихся в полудрёме.
Литературные встречи
(Александр Кушнер)
О «Бродячей собаке» читать не хочу.
Артистических я не люблю кабаков.
Ну, Кузмин потрепал бы меня по плечу,
Мандельштам бы мне пару сказал пустяков.
Я люблю их, но в книгах, а в жизни смотреть
Не хочу, как поэты едят или пьют.
Мир поэзии – нежный и сказочный мир.Там царит дух фантазий и музы парят…Я так думал пока не увидел трактирГде гуляли поэты, не чуя преград.Побледнел бы от ужаса Литинститут,Ведь открылся их истинный менталитет!Оказалось – поэты едят или пьют,Матерятся и ходят порой в туалет!Книжный рай превратился в кабацкий притон,Где ярился кумиров доподлинный мир.Каждый третий из них был отпетый филон,Горький пьяница, бабник, драчун иль сатир.Я не мог находится решительно тамИ претензии горьким стихом рубанул…Тут какой-то товарищ, лицом – Мандельштам,пробурчал: «Пустяки!», а Кузмин – …потрепал.Самооценка
(Ольга Аникина)
Стихотворение может
управлять человеком.
Вот почему
люди не очень-то любят стихи:
они видят в стихах
акт насилия.
Чем мощнее воздействуют слова,
тем сильнее поэт
И голос разума затих.Я горько плачу от бессилья,когда читаю чей-то стихи ощущаю акт насилья.Когда ж свои прочту, друзья,то чувствую себя уютно, —они нестрашны донельзяи безобидны абсолютно.
Плоды одиночества
(Василий Нацентов)
Что сказать о светлой боли,
странной боли о былом?
В помертвевшем чистом поле
я один, как в горле ком.
Остается след цензуры
черной тушью из письма.
Это не литература.
Это музыка сама.
Что сказать? Я странно боленсветлой болью о былом.Что там было – я не воленговорить, трясти быльем.Я один, как в поле воин,я один, как в фиге перст,На бумажном чистом полея влачу свой тяжкий крест.Я один, как спинка в кресле,я один, как в горле ком…Я в миноре, – это еслимузыкальным языком.Я страдаю, как на зонепоминает счастье зек.Я один, как хвост в питонеи варюсь, как в супе хек.Нет печальней этой саги,но дела не так плохи —излагаю на бумагеи на волю шлю стихи.Чифирем подстроен сенсор,в голове стихов сума…Их вымарывает цензорчерной тушью из письма.
Метаморфоз
(Юрий Кублановский)
«Metamorphosis»
Шустрящим сусликом,
медлительным червем
я в землю русскую
еще вернусь потом.
Подлещик с красною
под жаброй бахромой,
волну грабастая,
еще вплыву домой.
А лучше прилечу
гневливым вороном
На белом ослике,на в яблоках конев страну, откуда сослан,не воротиться мне.Пролезу скромненько,охрану обману,граничной кромкою,как хитрый кот-манул.В черве и в сусликекрестраж души создам.В пределы русские,хотя бы по частям,проникну аистом,гневливым вороньем.Закроют небо начисто —лягушкой в водоем.Шлагбаумы прокрустамине режут глубину.Подлещик устьямивплыву домой по дну.Могу смородиной,ольхой врасти в овраг,ведь тяга к родинестрашней всех прочих тяг.Иду сквозь трудностив метаморфозпо разным сущностям,но есть один вопрос.А вдруг я, вороном,поймавши в клюв червя,на поле пойменномсъем самого себя?Туманная сказка
(Святослав Кучер)
Туман седой поплыл над полем
И опустился над рекой.
На молоко похож он, что ли?..
Кисельный берег – вон какой!
Мне сказки сказывала няня,
Что на Руси бывало так:
Аленушка скрывалась с Ваней
В туман в кисельных берегах.
(стих сочинил в 10 лет)
Туман завесил брег перинойИ всем в поселке угодил.В нем тут же скрылись Глеб с Мариной,И с Анжеликой Автандил.Пастух Иван, хорош собою,Туда табун доярок ввел.Прошел десятый «А» гурьбою,За ним физрук устало брел.Шел председатель с сизым носом,Главбух неслась навеселе…Я к няне подбежал с вопросом —Что манит их в молочной мгле?Но няня душу не сгубила,Прошла на грани нужных фраз…А то, что там в тумане былоУкрыл туман от детских глаз.Ошибка эволюции
(Александр Кушнер)
Дарвин совершил одну ошибку:
Что б ему сказать, что человек,
Не от обезьяны низколобой
На ее сомнительной стезе,
А произошел от антилопы
Или льва – довольны были б все.
Дарвину пусть верят остолопы!Я ж супруге взгляд другой открыл:Что ее предтеча – антилопа,И, немного, – нильский крокодил.Что исходных генов было много,Но довольны будут все сполна:Тесть произошел от носорога,Буйвола и, видимо, слона.А в себе, представь какая милость,Я подозреваю гены льва…Тут жена за скалку ухватиласьИ пришлось ответить за слова.
Искушение
(Олег Гегельский)
Я оглох от вкуса твоей кожи.
Я ослеп от света твоих глаз.
Ты на десять лет меня моложе,
Но не годы разделяют нас.
В подворотне мы стояли двое,Целовались, не жалея сил.Ты меня задела за живое,Я тебя в горячке укусил.Жар любви, без копоти и пепла,Опалил. Я вновь разинул рот…И моя любовь к тебе окрепла.Но твоя ко мне – наоборот.Я ослеп от вкусного начала,А потом, наверное, оглох.Я не слышал, как ты закричала,Подняла большой переполох.Я пришел в себя немного позже,И остался этому не рад:Меня вел в наручниках, о боже,Полицейский прибывший наряд…Я теперь один в сыром подвалеВспоминаю блеск любимых глаз.Из-за них меня арестовалиИ на годы разделили нас.
В женских чарах – дьявольская сила!Я поддался чарам и пропал.Ты меня собою искусила —Я тебя за это искусал!