Места силы Русской Равнины. Том 3. Места силы 61—90

Слева Муромская Богородица. Справа святитель Василий и муромцы, уличающие его в том, что к нему ходит девушка. Девушка там, на заднем плане, на розовой лестнице держит в руках не то чулки, не то сапоги. И рядом с ней написано: «Бес»

Оскорбленный Василий бросил на воды Оки свою мантию, встал на нее с иконой и понесся вверх по течению. Уже через шесть часов был за двести с лишним километров от Мурома, в Старой Рязани[9 - См. Том Четвертый, главу «Девяносто второе – Старая Рязань».]. Вместе с ним в Рязань перешла и епископская кафедра. Так муромцы остались без неусыпной духовной заботы. И в результате у них сохранились удивительные предания. Кондовые историки пытаются, конечно, связать героев Муромского мифологического цикла с конкретными деятелями и датами, но это пустое. Священная история не нуждается в таком евгемеризме.

Благовещенский мужской монастырь. Там в Благовещенском соборе (в центре с синими куполами) мощи Константина и его сыновей Михаила и Федора. Михаил был послан отцом вперед, когда шел крестить Муром, и был убит не желавшими креститься язычниками. Так что он нечто вроде строительной жертвы, принесенной на алтарь Муромского православия. Федор ничем особенным себя не зарекомендовал, но все трое лежат в одном большом гробу. Это как бы мистическая Троица города Мурома. Слева тянется каменная ограда соседнего Троицкого монастыря. Он женский

В какой-то момент к жене муромского князя Павла стал являться крылатый змей. На блуд[10 - См. Том Второй, главу «Шестьдесят третье – Бабья гора».]. Причем, ей он являлся в своем настоящем змеином облике, а всем остальным – князем Павлом. Пикантно: неверная жена почему-то совсем не скрывала от мужа своих сношений с инкубом. Князь не знал, что и делать. Попросил жену как-нибудь обольстительно разузнать у Змея, от чего тот умрет. Оказалось: от Петрова плеча, от Агрикова меча. А у князя был брат по имени Петр, который, понятно, достал при помощи некоего ангела Агриков меч, но – дальше-то что? Как отличить брата Павла от похотливого Змея? На вид они совершенно идентичны, так что немудрено уложить брата своего, приняв его по ошибке за Змея (как приняли муромцы беса за девушку).

Князь Петр убивает Змея. Физиономия совершенно гусарская. Князь Павел (справа), в котором по идее Петра сидит Змей, смотрит на процесс с некоторой оторопью. Позади жена Павла, которая, как и положено по сюжету змееборчества, как бы придерживает своего Змея. На заднем плане князь Павел указывает на Павла Змея: вон тот, тот. Петр же на заднем плане пока еще не решил, кого будет резать. В недоумении разводит руками: этого или того?

Ермолай-Еразм, донесший до нас эту историю, подробнейшим образом разъясняет, как Петр идентифицировал Змея: ходил в покои к брату, потом к снохе, где сидел Змей в облике брата, потом опять к брату, расспрашивал слуг. Наконец, взял меч и убил того, кто сидел у снохи. Вроде не ошибся: брат превратился в клубящегося Змея. Но где же гарантии того, что другой не был Змеем? Их нет. Чтобы их получить, надо было убить и второго. Но Змееборец ограничился лишь одним убийством. А его брат Павел через некоторое время умер сам. Петр сделался князем.

Николо-Набережная церковь в Муроме. Удивительное место силы над Окой, совершенно Никольское. И кроме того, в этой церкви, покоятся мощи еще одной великой святой – Иулиании Лазаревской. Она умерла в 1604 году, а в 1615 году, когда был открыт ее гроб, он был полон благовонного мира

Змей живет в потаенной женской пещере Земли. И периодически должен быть побиваем, чтобы снова воспрянуть и дать расцвести Земле. Эту мифологию я здесь уже излагал[11 - См. Том Второй, главу «Пятьдесят пятое – Княжая Пустынь».]. В физиологическом аспекте речь может идти о вечном возвращении похоти[12 - См. Том Первый, главу «Двадцать девятое – Колоцкое».], которую утоляют, загоняя Змея в пещеру. В социальном – о насилии государства (его эмблема Георгий[13 - См. Том Первый, главу «Восемнадцатое – Перынский холм».]) над пригвожденным к земле Народом[14 - См. Том Второй, главу «Шестидесятое – Шамордино».]. В политическом – о смене власти: сколько властителей было убито под тем благовидным предлогом, что они гады, захватившие власть над землей. Каждое такое убийство – мистический акт. Вот, например, при убийстве Николая Кровавого (он ныне святой) мистика Змея была как будто бы даже нарочито срежиссирована. Хозяин земли русской (Никола-Змей-Волос) расстрелян каким-то Юровским (Змееборец-Юрий-Георгий) и брошен в шахту (пещеру, недра земли).

Николо-Набережная церковь снизу, от Никольского источника

В Муроме есть чудесное место, где, несомненно, когда-то поклонялись Великому Змею. Это – место силы под горой, на которой стоит Николо-Набережная церковь. Внизу бьет родник, около которого несколько раз являлся сам Никола. Что совершенно естественно, поскольку это типичное Никольское место[15 - См. Том Первый, главу «Двадцать восьмое – Филипповское».] силы. Там просто пахнет Змеем. И тем же духом пропитана история об убийстве крылатого Змея князем Петром. Который довольно жестоко поплатился за свое змееборчество: кровь Змея попала на его тело, и оно все покрылось язвами и струпьями. В официальном Житии говорится, что у Петра была проказа. Может быть. Но важен не официальный диагноз, а эффективность лечения.

Муромские доктора не смогли исцелить страждущего и порекомендовали ему отправиться в Рязанскую землю: там помогут. И Петр отправился. Приехав, стал искать врача самым странным образом: рассылал своих людей по деревням наобум. И вот один из посыльных приходит в село Ласково (это недалеко от Солотчи[16 - См. главу «Шестьдесят четвертое – Солотча».]) и находит девушку в избушке за ткацким станком. А перед ней скачет заяц.

Дева Феврония дает посланцу князя Петра склянку с чудодейственным снадобьем. Заяц при ней такой мускулистый

Рекомендую: Косой, русский Купидон, похотливейший малый. Это о нем было сложено: «Вышел заяц на крыльцо, почесал себе яйцо»… Это он обесчестил Лису и Волчицу. В хороводах он представал женихом, выбиравшим невесту. Женский пол от него без ума: «Заинька серенький, не ходи по сеням, не топай ногой, я лягу с тобой». Нет, не зря называют возлюбленных зайками. А вот еще отгадайте загадку: «Заюшка беленький, полежи на мне, хоть тебе трудно, а мне хорошо». Правильно: снег на озимых. Но бывает и так: «Зайку бросила хозяйка, под дождем остался Зайка».

Элементарная скромность не позволила Ермолаю-Еразму (который все-таки сочинял житие, а не любовный роман) живописать настоящую роль Зайца в истории своих героев. Косой просто скачет перед девушкой (ее зовут Феврония), когда является посланец Петра. А фольклорный чертоног проскакивает в некую щель (как кролик в «Алисе» или в «Плейбое»), заламывает капусту (в которой находят детей), помогает от сифилиса (своими какашками) и при родах (своим жиром). О Зайце достаточно.

Теперь о Февронии. Первое, что она произносит, увидев посланца князя, это: «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!» Посланец ничего не понимает, и Феврония толкует ему свою загадку: уши дома – пес, а глаза – ребенок. То есть сходу, еще и неспрошенная ни о чем, декларирует, что она бездетна и, пожалуй, не замужем. Про мужа, впрочем, пока что не сказано (хотя я думаю, что под «псом» подразумевается именно «муж»). Но уже через минуту, сразу после того, как посланец сообщает, что Петру нужен врач, Феврония заявляет: «Если бы кто-нибудь взял твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». Это, конечно, опять лишь загадка. Но Феврония может изъясняться и без обиняков: вылечить-то можно, но только – «если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его». Петр не может понять такого подхода к целительству: как можно, он князь, а она простая крестьянка.

Игуменья Троицкого монастыря матушка Тавифа

Но в том-то и дело, что Феврония отнюдь не простая крестьянка. Курс лечения, который она предлагает Петру, состоит из следующих процедур: обещание жениться, мытье в бане, намазывание струпьев неким зельем. О лечении браком чуть позже, а вот что касается бани, то это – та самая «банька с пауками по углам», о которой я говорил[17 - См. Том Второй, главу «Пятьдесят девятое – Бабье озеро».], объясняя, что такое избушка на курьих ножках: пограничный переход на тот свет с Бабой Ягой в роли таможенника. Правда, Феврония ничуть не похожа на Бабу Ягу. Но это – лишь внешне. На деле же она обладает всеми необходимыми средствами для перехода в иной мир.

Где ее родители? На кладбище, но – живы (они хоронят кого-то, или, как выражается дева, «плачут взаймы»). Кто ее брат? Как и отец, древолаз, который в данный момент пошел «через ноги в нави зрети». Профанное объяснение этому: опасная профессия собирателя дикого меда вынуждает глядеть с высоты дерева вниз (через ноги), дабы не сорваться, не убиться. Но, вообще-то, с дерева «в нави зрети» – постоянное занятие шамана, перемещающегося между мирами по стволу мирового древа и, соответственно, наблюдающего с него навь, мертвецов.

Деревянная церковь Сергия Радонежского

в Троицком монастыре. А за каменной стеной уже церкви Благовещенского монастыря

Такая святая семейка: шаманы, жрецы, представители мира духов. То есть, читай, сами духи. И Феврония тоже из них. В тексте Ермолая-Еразма это по понятным причинам не афишируется. Но смотрите: Петр попал в беду мистического свойства и идет за тридевять земель (в соседнее княжество) в поисках неизвестно (конкретно) чего. Типичный сказочный поход к избушке на курьих ножках со всеми его атрибутами: ритуальным загадыванием и разгадыванием загадок, с невыполнимыми заданиями, с банькой, в которой князю Петру в лучших сказочных традициях предлагают очиститься от земной скверны. И только потом уж помазаться снадобьем, которое приготовила Феврония. В тексте повести оно называется «кисляджа», что в переводе на современный язык звучит как-то обыденно: квас. Но речь не просто о квасе, но – о магическом брожении. Той малой закваске, что квасит все тесто. Той, из-за которой сломано столько копий в теологических спорах. Впрочем, суть не в самой и кислядже, а вот: зачерпнув ее, Феврония дунула на нее. Это вдувание духа и есть самый нерв лечения мистической болезни князя. Только божественный дух Февронии дает силу снадобью.

Но если Феврония божество, то – какое? Богиня чего? Это же ясно: брака. И потому от нее – не отвертишься. Князь Петр попробовал: обещал жениться, а про себя подумал: пусть лечит, а там видно будет. Но нашу российскую Геру не проведешь: она точно знала, что суженый попытается ускользнуть, и поэтому заранее поставила ловушку. Дала лекарство и при этом сказала, что в методику первоначального курса лечения входит условие: помазать все струпья, кроме одного. Князь выздоровел и уехал в Муром, забыв о женитьбе. От не помазанного струпа болезнь вернулась. Это надо понимать символически: Феврония привязывает князя к себе нитью болезни.

Троицкий собор Свято-Троицкого монастыря. По дорожкам гуляют воспитанницы пансионата для несовершеннолетних, действующего при монастыре. Пансионат называется «Надежда»

Я знавал много женщин с активной Февронией в душе. Красота их не броская, но есть что-то в них привлекательное… Осторожно, однако! С первого шага общения с такой Февронией, тебя начинает глодать безотчетное чувство вины. И забавно: ты еще ничего и не сделал, а уже виноват перед ней. Некоторые нетерпеливые глупышки прямо так и заявляют: ты скотина. С этими проще: повернулся и сразу ушел. Но вот если она с тобой мила и приветлива, дает понять, что ты ей нравишься, а ты при всем том все-таки чувствуешь себя полной скотиной (или просто ущербным, покрытым струпьями), то – тут можно попасться. Многие попадаются. Сколько я видел семей, где серая мышка вертит, как хочет, своим виноватым увальнем. И всякий раз в таких случаях элементарный анализ семейных интеракций показывает, что именно жена подспудно внушает мужу чувство какой-нибудь неполноценности (повод для манипуляций всегда найдется). Это я называю идеальным русским браком. А не идеальный – это когда муж пытается сопротивляться богине в жене, и начинается ад. Об этом и пишут романы: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Монашки Троицкого монастыря трудятся не покладая рук. Сейчас они меня окликнут: «Мужчина, помогите». И я буду вот так же корячиться, таская тяжелые столы. И это с моей-то надорванной спиной. Сколько опасностей подстерегает искателя мест силы на его чудном пути

Зато все счастливые семьи похожи друг на друга. Потому что живут под опекой одной богини – Февронии. Основной ее принцип прост: привязать к себе мужичка любым способом (не только при помощи струпьев или чувства вины) и заставить его хранить верность всю жизнь. Когда у Петра случилась ремиссия, он вернулся, женился, как миленький. И далее уже Феврония никому не дала разлучить раз возникшую пару. Муромские вельможи, конечно, интриговали, пытались избавиться от крестьянки на троне, но она устроила так, что это они остались без князя, ушедшего из города вслед за женой.

От Мурома до Борисоглеба километров пятнадцать. В самом Муроме все компактно и близко, но – как-то уж очень запутано. Я на этой карте приблизительно проставил точки основных городских мест силы, но не все, конечно, влезло. Прошу обратить внимание на Карачарово: там родился знаменитый Илья Муромец. И еще обратите внимание на географические названия в округе: Бабье озеро, Волосово, там дальше есть Дедово. В Муромских лесах полно мест силы

Поклонники Февронии должны знать: это богиня узкой специализации. Для нее важен брак сам по себе, в чистом виде, а все остальное с ним связанное – любовь, дети, домашний очаг – привходящее: может быть, а может не быть. Но уж чего точно не может быть никогда – так это прелюбодейства. В «Повести о Петре и Февронии» есть такой эпизод: некто в присутствии собственной жены посмотрел на Февронию с вожделением. Она это сразу заметила и велела похотливцу попробовать воду с левого, а потом правого борта (дело было на корабле). Далее сакраментальный вопрос: одинакова ли вода? Ответ ясен, тем более что божества брака во всем мире задают подобный вопрос и делают одинаковый вывод из ответа на него: «Так и естество женское одинаково». Непонятно другое: как можно купиться на такую подмену? Вот если бы Феврония предложила тому мужику попробовать поочередно (или сразу) двух женщин, и после этого он, положа руку на сердце, смог сказать: одинаковы, – тогда: да. Но божество моногамного брака по определению не может предложить нам такого эксперимента.

Спасский (Спасо-Преображенский) мужской монастырь. Это самый древний монастырь не только в Муроме, но едва ли и не во всей России (поскольку Украинские монастыри теперь за границей). Говорят, он основан еще князем Глебом, которого муромцы прогнали, когда он вздумал их крестить. Первое летописное упоминание Монастыря Спаса-на-Бору – под 1096 годом

Но оно может предложить вечный брачный контракт. В православном варианте мифа о Петре и Февронии под старость они постригаются в монахи. Но остаются все той же идеальной супружеской парой. Когда Петр чует смерть, он посылает к Февронии сообщить, что умирает. То есть – и ей, значит, пора. Она просит подождать, пока не закончит вышивку (как Пенелопа, ткущая в окружении женихов). Петр торопит, Феврония вышивает. Но вот она втыкает иголку в ткань и кончает одновременно с Петром свой земной век. Таков древний обычай. Он еще и сейчас кое-где сохраняется: жена должна взойти на погребальный костер вместе с мужем. В Индии это называется сати.

Воскресенский монастырь. Слева за колокольней Введенская церковь, справа (в лесах) Воскресенский собор. Монастырь действующий. Там такие злые монашки!

Церковь, конечно, пыталась воспрепятствовать последней воле супругов, заготовивших себе один гроб на двоих. Хотела хоть после смерти отнять Петра у Февронии (под предлогом: нельзя же, монахи). Но догма священного брака диктует: муж и жена должны остаться вместе не только до гроба, но и за гробом. Вечером нашу чету разделили, а наутро нашли в одном гробу. И так до трех раз. Что ж, смирились, Феврония вновь победила. Похоронили их возле храма Рождества Богородицы. Теперь он разрушен, а мощи Петра и Февронии лежат в соборном храме Троицкого монастыря.

Троицкий монастырь. Слева крыльцо храма, в котором покоятся общем гробу мощи Петра и Февронии

Шестьдесят третье – Бабья гора

Покидая озеро Бабье[18 - См. Том Второй, главу «Пятьдесят девятое – Бабье озеро».], я думал, что напрасно пришел сюда. Чудес никаких не увидел, устал смертельно, а надо еще как-то дойти до машины: почти двадцать километров. У моста через речку Озериху я лег на мокрую землю и вдруг увидал торчащую из-под моста голову, вроде – дельфина, пожирающего мелких рыбешек. Присмотрелся – нет, это не дельфин, скорей крокодил или ящер. Вполне, впрочем, мирный.

Мост через реку Озериху, из-под которого выглянул ящер

Далее. Я спускаюсь к реке, начинаю его убеждать не есть рыбок, обнимаю за талию, провожаю обратно под мост. Он сокрушенно уходит вверх по Озерихе, а я достаю белый хлеб и начинаю кормить рыб. Их мало – ящер многих сожрал и спугнул. Но на хлеб они возвращаются. И я вижу, как с той стороны, куда ушел ящер, появляются две женщины. Вполне! Одна чуть постарше, другая – совсем молодая. Лиц, впрочем, не вижу, поскольку весь сосредоточен где-то в заманчивой области ляжек и лобков. Узкие шорты лишь слегка прикрывают интереснейшие анатомические подробности, которые и возвращают мое внимание к темноте под мостом, из которой явился ящер.

Вопрос: какого пола Змей[19 - См. Том Первый, главу «Семнадцатое – Волосово».]-Дракон-Крокодил, побиваемый на иконах Георгием Победоносцем[20 - См. Том Первый, главу «Восемнадцатое – Перынский холм».]? Мужского? А из чего это следует? Ни из чего, это просто все знают. Но почему ужасного Дракона держит на привязи женщина? Потому что он ее поработил? Или, может, она его приручила? Ну, а если дракон все же женского пола?

Валентина окликнула меня: пошли. Я огляделся. Пес Осман по колено в воде что-то вынюхивает. Справа деревня Раскаты. Позади меня Бабья гора. Где-то слева вдали угадывается река Ветлуга. Яркий октябрьский день. Пошли.

Место силы Бабья гора лежит между реками Ветлуга и Уста

Когда-то Ветлуга была водным путем, соединяющим Волгу с Северной Двиной. И по Ветлуге же проходила граница между Московией и Казанским ханством. Поэтому здесь так много типичных для фронтира легенд о разбойниках и их кладах (я говорил[21 - См. главу «Шестьдесят первое – Монахов ров».] об этом в связи с Литовской границей). Легенды Ветлужского пограничья имеют свою изюминку. В них обычно действует женщина. Она может мстить разбойникам (будь то татары или русские), топить их в реке, например, ценой собственной жизни. Может быть подругой разбойника, но от ревности – тоже топить его (и топиться). А может и сама быть разбойницей. На Бабьей горе как раз обосновалась банда из двенадцати мужиков, во главе которой стояла атаманша Степанида.

Сейчас река ушла в сторону от Бабьей горы. А во времена Степаниды текла прямо у подножья (там теперь старица). С горы было удобно наблюдать за ползущими по излучине реки судами. Всегда можно было правильно оценить ситуацию, подготовиться и напасть (или бежать).

Это и есть Бабья гора

Существует несколько вариантов легенды о Степаниде, точнее – ее гибели. В одном варианте Степанида бросилась в реку с горы, чтобы не доставаться живой пришедшим ликвидировать банду стрельцам. В другом – разбойники не поделили добычу и, чтобы не ссориться, бросили ее в Ветлугу, а жадная атаманша прыгнула в реку вслед за сокровищем и утонула. Еще: разбойники вышли из-под контроля и убили свою патронессу, а тело ее то ли бросили в реку, то ли закопали в горе. Во всех этих байках верно одно: Степанида погибла. Но дух ее витает у Бабьей горы. Ночами там слышатся вопли и стоны, а иногда на горе видят женщину с распущенными волосами. Место жуткое. Особенно – осенней ночью. В том, что там живет какая-нибудь Степанида, у меня нет сомнений. И живет она там уже тысячи лет. Стрельцы и разбойники – наносное, а вот баба, как-то связанная с рекой, это – доподлинно.

Река Ветлуга

Если заняться археологией подсознания Ветлужья, обнаружится много пластов: русский, татаро-булгарский, марийский… И женское божество дикой природы можно найти в любом из них. Вот, например, марийская история Ченебечихи, русской жены татарского князя Ченебека. Баба знала змеиный язык, и гады тянулись к ней. Сперва, конечно, заполонили баню, а потом и весь дом. Однажды муж обнаружил на супружеском ложе огромного змея. Схватился за меч[22 - См. главу «Шестьдесят второе – Муром».], но змей оказался проворней. Когда князя схоронили, Ченебечиха со своими змеями стала хозяйкой деревни. В конце концов, поселяне убили злую тетку, а тело ее бросили в змеиное болото. Подобного рода историй немало. Героини в них вроде бы разные, но за этим разнообразием кроется единая демоническая сущность.

В русской сказке «Марья Моревна» Иван-царевич приходит к Бабе Яге за конем, который нужен ему для того, чтобы вызволить эту Моревну из лап Кощея[23 - См. Том Четвертый, главу «Девяносто шестое – Любим».]. Вокруг избушки на одиннадцати кольях черепа молодцов, которые уже погибли тут, а один кол свободен. Иван, надо полагать, кандидат в двенадцатые. Это ничего, что ему удается избежать лютой смерти (хотя стоит напомнить, что к тому моменту он уже убит Кощеем и волшебным образом оживлен). Двенадцатый кол вопиет к небесам: требует черепа. Потому что дюжина – это сакрально. Иван нужен Яге для полноты коллекции.

А вот у Степаниды уже полный набор голов. Значит ли это, что она заслуживает имени Бабы Яги? Нет, не думаю. Степанида, при всем уважении, не совсем еще Яга, скорее – нечто вроде Марьи Моревны, которая в своей сказке появляется сперва как злое предвестье: Иван-царевич видит в поле порубленное войско и выясняет, что всех этих несчастных убила одна прекрасная дева. Ее прозвище Моревна ясно указывает на то, что эта дева – губительница. Вроде известной на Волге атаманши Катерины, которая принципиально убивала всех, кого грабила. Степанида, разумеется, тоже гуманизмом не грешила.

Дорога от Бабьей горы к Ветлуге. Она уже рядом.

Виднеется белый лоцманский знак на ее берегу