Вибрация

Инспектора, впечатленные умилительным по наивности браконьерством, были предупреждены. Они знали, что с берега за их действиями наблюдают люди из города. Уровень проверки ожидался высокий, предполагая любую подставу, от засланных браконьеров до аквалангистов с рыбами из Красной книги.

Нарушение было как раз таким – явно пришлый урод (нарушитель природы) в сомнительной лодке поймал никому не известную рыбу. И демонстративно показывал ее всему миру. То, что его снимают с берега, ясно было любому.

Случай обязывал. После того, как в число оборотней попал генерал МЧС, их искали повсюду. Приозерский район трясло уже две недели: кончался квартал, а регион не выполнил плана по оборотням среди дополнительных служб. Подвоха ожидали все, от пожарных до егерей, и никому не хотелось быть крайними.

Опасность сближает. Инспектора с участковым были и так не разлей вода, и отметили вместе не одну путину. Союз этот существовал давно и поддерживал местную экосистему в том равновесии, понять которое человеку пришлому было сложно. Правильность его выкристаллизовывалась годами, традициями и мегалитрами. Браконьеров хватали лишь откровенно зарвавшихся и чужаков, а в отношениях между инструкциями и природой знали свой справедливый толк.

Алгоритм был один – давать жить людям и рыбе. Теперь этому равновесию грозил наступить каюк. Очередная затея властей, неуемных в охоте на стрелочников, требовала осторожности. Причем в каждую сторону.

Протокол оформили по всем правилам. Участники операции, взмокшие от напряжения, старались блюсти все что только можно – букву закона, знание казуистских азов охраны природы и даже такую диковинность, как права человека.

Денег у нарушителя, естественно, не было. Его этапировали до берега, а там, вопреки традициям, отвезли не в ближайший лесок или отделение для острастки, а сработали на камеру – стали вежливо разбираться у кромки воды. Для инспекторов и участкового ситуация оставалась тонкой. Чтобы не проколоться, требовалось довести операцию до конца, не попортив шкуры засланца. Бдительно, но корректно посматривая на пришельца, косящего под простака, оформили все обличительные документы и зафиксировали пойманную добычу.

Подвела Соколова жадность. Студентов, даже бывших, согласных платить хоть какой-то штраф, в природе не существует. Максимум, чего без насилия можно добиться от неуча – обещания заплатить со стипендии – и места, где эту стипендию выдают.

Так и случилось.

Применять насилие к нарушителю не пришлось. Ограничились только адресом, который он продиктовал. Это был адрес Технического университета. Составленный по всем правилам счет на оплату пошел по инстанциям.

На имя аспиранта Головина.

«Чистые руки» закончились. Обмыв с инспекторами завершение операции, участковый решил заглянуть по пути домой на опорный пункт. Хотелось проверить то, чего он сам еще толком не понял. Попроси его кто-нибудь озвучить сомнения, зародившиеся на берегу, в ответ услышал бы паузы с междометиями и пробивающийся между ними ненорматив. Участковый шел, что-то себе наборматывал, останавливался, говорил себе «ерудня» или близкое по духу слово и шел дальше. С нарушителем, документами и вообще всей историей было что-то неправильное.

Подстава, – думал он, пытаясь открыть дверь кабинета, – точно подстава. Прежде всего смущала фотография в документе, на которую браконьер был не очень похож. И не только она. Замок, заедавший полгода, поддавался не сразу. Участковый пообещал ему смертную казнь, погрозил кулаком и победил. Вошел, бросил на стол фуражку и взял телефонный справочник. Покопавшись, нашел номер нужного университета. Прежде чем позвонить, попытался еще раз понять причину, по которой он это делает. Причина не понималась.

После нескольких длинных гудков на другом конце провода ему подтвердили, что аспирант по данному месту есть и недавно оформил отпуск.

Все равно подстава, – подумал старлей.

Как устроена информационная сеть криминала, до конца не ясно. Но работает она исправней других. Сбоев не бывает даже в следственных изоляторах – сидящие в камерах в считанные часы знают все, что им нужно: от котировок на бирже до новостей Большого театра. Это данность, с которой лучше считаться. Насколько у этой формы жизни налажена информация на воле, говорить не приходится.

О поимке на озере браконьера Головина Инженер узнал к вечеру. На раздумье ушли минуты.

Тянуть с полученной вестью не стоило. После случая на квартире профессора было ясно – на хвосте висел кто-то еще, и этот кто-то не склонен к паузам. А потому не медлили – Бригадир с командой уже находились в дороге.

Успевали за полночь. Брать беглеца решено было рано утром.

Путь до озера Андрей выучил наизусть. Машин на дороге не было, поэтому он не держался обочины. В полутора километрах дорога сворачивала, и дальше тележку с лодкой приходилось нести на себе. С некоторых пор его это не удручало. Именно там, с появлением очевидного неудобства, природа менялась, словно переходя в другую реальность. Дорога шла по обычной местности, состоявшей из поворотов, пожухлой травы и кустарника с перелесками. И вдруг начинался бор – высоченные сосны, под которыми рос изумрудно-зеленый мох. На входе в него перехватывало дыхание, настолько озоновым был воздух. Да и все вокруг выглядело, чего уж там, настоящей фантастикой. Первые минуты организм приходил в себя, чтобы переключиться в новый, более наполненный кислородом режим. Атмосфера и вся среда здесь были насыщенней, чем где бы то ни было.

То, в чем он не хотел себе признаваться, лежало в области чувств. Он начинал понимать, что ему здесь нравится.

Даже сейчас. Мысли в общем-то были далеки от маршрута. Срок появления Паганеля прошел, как и армейский призыв, сделавший его нелегалом. Пора было что-то решать, но делать этого не очень-то и хотелось.

Звука мотора он почти не услышал. Джип, идущий на повышенной скорости, появился из-за спины. Черное чудище едва не выбило тележку из рук, проскочило с пару десятков метров и начало тормозить.

Андрей остановился. Джип маячил по курсу и выглядел откровенно чужим. Приближаться к нему не хотелось. Он не видел сквозь затемненные стекла, что происходит внутри, но понимал, что оттуда на него смотрят

Человек и машина стояли на расстоянии двадцати с лишним метров и молча рассматривали друг друга.