Знал бы я, чем обернется совещание, – поостерегся бы хохмить.
Или не поостерегся? Мне надоело бояться, и роман мой с заводом катился к финалу, и наверняка я хотел, чтобы поскорее все кончилось, только себе не мог признаться.
В общем, Дарты Веддеры приготовились солировать, и было им весело. И вся смена глядела на нас влюбленными глазами в ожидании, чего мы нынче тут отмочим.
Господа начальники прибыли целой толпой: впереди шагал, излучая позитив, симпатяга Рой; за ним бодренький мастер участка; следом замученный Кен; рядом с ним красивая, но нервная Джейн. Замыкал шествие потный Вася-Профсоюз в качестве наблюдателя.
Смена была в сборе, только на центральном стуле, предназначенном для Роя, расселся я, грешный. И, будто не замечая господ начальников, потому что сидел к ним спиной, начал беседу:
– Здравствуйте. Заседание клуба Анонимных Трудоголиков прошу считать открытым. Меня зовут Михаил, и я трудоголик! Как видите, у нас у всех одна проблема, давайте ее дружески обсудим. Ну, кто первый?
Встает Михалыч, очень натурально стесняется и говорит басом:
– Здравствуйте. Меня зовут Михаил, и я трудоголик!
Дальше текста просто не было, поскольку на этом месте у нас в сценарии шла ремарка: «дружный одобрительный смех, все аплодируют». Угадали: поднялся громовой хохот, а громче всех ржал и хлопал Рой Калиновски.
Как нам после вломили – пересказу не поддается. Мы, признаться, не ждали от пиндосов такой вспышки ярости. Тонкий намек на то, что все эти совещания – полная бредятина, вдруг пронял дирекцию до самых печенок. Может, стыдно им стало в кои-то веки?.. Разбирали «безобразную выходку, подрывающую командный дух», на специальном брифинге в кабинете Пападакиса. Директор рвал, метал, требовал возмездия и страшно пиндосил несчастного Роя.
Мы не поняли, кто настучал, мастер или Вася-Профсоюз. Сам Рой Калиновски не понес бы директору такой очевидный компромат на себя, любимого. Может, сначала ему и правда смешно было. А ведь если подумать о корпоративной этике – русский стафф об него ноги вытер. И еще нюанс: дело прошлое, конечно, но история, как Рой стал лучшим другом русского рабочего и самым приветливым в мире пиндосом, будет посильнее фауста промышленного робота. «Фауст» значит «кулак», если вы понимаете, о чем я… Нет, Рой не самоуйбица. Мастер наш тоже с некоторых пор трусоват. Значит, Вася. Он пиндосов боится куда больше, чем своих. Свои могут дать только по шее, а пиндосы могут дать пинка с завода, поэтому Вася – бдит. Основная задача профсоюза, кроме имитации наличия профсоюза, – держать работяг в рамках приличий, а тут мы явно хомут распустили.
Я-то легко отделался. Вызвал кадровик и сказал уныло:
– Просили ведь тебя!..
– Надоело, – говорю.
– А вот послушался бы меня в свое время…
– Спасибо, – говорю, – я насмотрелся уже на Кена и Джейн. Вы в курсе, наверное, мы одноклассники, так что между нами секретов нет…
– Лучше бы секреты были, – сказал кадровик. – Сгинь с глаз моих. В последний раз предупреждаю.
– Чего я сделал-то?!
– Поставил под сомнение элемент корпоративной культуры.
– А если он бессмысленный, элемент этот? Чистое ведь издевательство!
– Сам ты элемент. Подрывной!
И в спину мне, как в прошлый раз:
– И перестань уже болтать!
Ничего не понимаю. Где я должен перестать? С кем? И так уже в курилке больше мычу и хмыкаю, чем говорю. И по пивным булькаю да хрюкаю, чтобы не подставляться. Хочу все-таки прокатиться по турецким и немецким заводам. Не столько для себя, сколько ради Михалыча – поднять ему самооценку. Я-то действительно спекся, ничего мне в автопроме уже не интересно и не будет интересно очень долго. Одна навязчивая идея: уйти с завода и как можно скорее встретить девушку, которую захочу нарисовать. Соскучился по любви. Соскучился по чувству, которого толком не знаю.
А уютный гаражик с покрасочной камерой нам готовы сдать в аренду хоть завтра. Я до того везучий конунг, что даже маму своего верного берсерка уговорил и живой ушел. У нее одно условие – чтобы наше заграничное турне действительно состоялось. Поднять мальчику самооценку, а то Мишенька такой рохля… Мишенька!
И вот сидим вечером у меня: я, Мишенька и его подружка с серьезными намерениями, пиво пьем. Вдруг звонок в дверь. Прямо в дверь, как будто телефона и Интернета не существует. Ко мне так приходят – без вопросов, можно ли, – четверо: я сам, Михалыч, Кен и полиция. Спасибо, в окно не лезут. Мы с Михалычем уже тут, значит, выборка сужается.
Вваливается Кен в обнимку с тремя упаковками пива. Физиономия то ли сильно помятая, то ли слегка побитая, одна щека точно краснее другой… Видит подружку с серьезными намерениями, смущается и тихонько говорит:
– Выйдем на минуту, а? Разговор есть.
Ну, выйдем, если разговор. Беру одну упаковку под мышку на всякий случай – и шагаю с крыльца, куда бы вы думали, к берегу реки.
А на дворе конец сентября, теплый вечер, все кругом золотое, да еще за рекой правый берег светится. Господи, счастье-то какое. И черт с ним, что по мутным водам ничего к нам не плывет. Кто знает, вдруг, когда оно приплывет наконец-то, русские не обрадуются.
Может, нам совсем другого надо – мира во всем мире и чтобы врагов у нас не водилось отродясь. Чтобы нас все любили и мы всех любили…
– Прости, что?! Повтори.
– Увольняйся, – говорит Кен. – Пожалуйста. Очень тебя прошу. И Михалыча забирай.
– Ты бухой, что ли?
– Ты сам бухой. Оба мы поддатые, вот и говорю, пока силы есть, – увольняйся, дружище.
Я так и сел на берегу реки.
* * *
– У нас есть такая «программа лояльности молодых специалистов», – говорит Кен скучным голосом, глядя в никуда. – Всегда была. Меня она пока что не касалась, хорошо быть Маклелландом. Я лояльный по умолчанию, чего мне доказывать…
– Не надо, Кен. Просто твой отец не хочет, чтобы ты опиндосился, вот и приказал тебя не трогать.
Кен глядит в мою сторону с легким удивлением.
– Не знаю, – говорю. – Ничего не знаю. Просто вырвалось. Ну, что за программа?
– Стучать, естественно.
– И?.. На заводе каждый второй стучит.
– Ты не понял. Это не обычный стук, когда инженер заметил, как ты накосячил, и тебе в лицо ничего не сказал, потому что инженеру впадлу общаться с работягой, а за спиной наябедничал. Это совсем другой стук. С его помощью растят будущих управленцев, которые далеко пойдут. Он предполагает умение грамотно работать с людьми. Теперь дошло?
– Не-а.
То есть до меня дошло, но я не хочу верить.
– Не хочешь верить, – говорит скучным голосом поддатый, но все равно умный Кен. – Короче, смысл вот в чем. Молодой специалист налаживает контакты. Втирается в доверие. И составляет отчет не о том, как люди работают, а о том, чем они дышат. О степени мотивированности, уровне притязаний, готовности чем-то жертвовать ради продвижения… Такая психологическая карта рабочего коллектива. Молодой специалист тренируется, так сказать, на кошках.
– Ну и что тут страшного? – спрашиваю я с облегчением. – Ну, тренируется. Почему бы нет? На ком ему еще тренироваться, черт возьми. На мышках?
– Все-таки не дошло, – говорит Кен тоже с облегчением. – И слава богу, а то у меня из-за тебя комплекс неполноценности развивается. Ты всегда очень быстро схватывал. Куда быстрее, чем я.
– Ты идиот, – говорю. – Не понимать, насколько я тормознутый, может только полный идиот. Выпьем.