Первому он локтем свернул челюсть на сторону, второму засветил рукояткой пистолета в ухо, а третий упал сам, когда на него повалились двое, – и вся компания посыпалась кубарем по лестнице, не успев даже приблизительно понять, что произошло. А Кнехта наверху уже не было.
Неподалеку опять стрелял Барро – из окна по улице. Кнехта это немного удивило, но он еще не закончил свою работу и подумал, что нюхач как-нибудь сам разберется. Сейчас надо было прочесывать дом, проверять комнату за комнатой, искать первичную цель. По внутренним часам Кнехта операция шла уже заметно больше минуты, еще немного – и Барро устанет. А когда нюхач устает, он начинает стрелять на поражение, чтобы лишний народ не путался под ногами и не мешал решать задачу.
Кнехт быстро прошел несколько комнат, в которых слабо шевелились ненужные ему люди, выпрыгнул через окно на террасу и дал пинка под зад полицейскому, который ползал там на четвереньках. Пробежал по террасе, снова вошел в дом через дверь, осмотрел еще несколько комнат и вдруг увидел – на самом деле ощутил, потому что вокруг клубился непроницаемый голубой туман, – где его первичная цель.
* * *
Эта стена была капитальной, а дверь – прочной, старинной, и замок тоже антикварный, не по зубам слабенькому оперативному пистолету. Но рядом оказалась кухня, и там нашлась большая стиральная машина.
Двое схватили железный ящик, оторвали, подняли его легко, будто пушинку, – и с размаху метнули в дверь.
Бабахнуло что надо.
– Здрасте, я профессор теологии Якоб Шпренгер! – крикнул Барро, появляясь в проломе. – А это мой коллега Инститорис, он же Генрих Крамер!
– А это, – Кнехт пнул останки стиральной машины, – наш молот ведьм!!!
Роза понуро сидела в глубоком кресле, сложив руки на коленях.
– Клоуны, – сказала она тихонько. – Всегда вы были клоуны.
И опустила глаза.
Барро, дыша, как запаленный конь, подошел к креслу, оперся о спинку и сплюнул на пол. Стало заметно, что он не только растрепанный, оборванный и потный, но еще и очень-очень злой.
– Спеклась толстушка, командир, – пропыхтел он в сторону Кнехта. – Минута сорок две – и спеклась.
– Доклад, – выдохнул Кнехт. – Полный доклад мне.
– Первичная взята, контакт со вторичной утрачен. Потерь гражданского ноль, легко раненых три плюс мелкие травмы. Потерь полиции ноль, легко раненых шесть, средне – пять, один из средних тонет в фонтане, но я уже послал его вытащить. Полицейский спецназ оцепит район через пятнадцать минут, у нас на нейтрализацию и уход десять максимум. Оператор Барро доклад закончил.
– «Оператор Барро»! – фыркнула Роза.
– Заткнитесь пожалуйста, бывший оператор Де Леон.
– Кончай ломать комедию, ты такой же бывший, как и я, – заявила Роза сварливо.
Голубой туман постепенно рассасывался, дом начал оживать. В нем, оказывается, повсюду выли, стонали, кричали от боли, плакали и ругались, особенно громко – на лестнице.
Кнехт взвесил на ладони коммуникатор и сунул его Розе под нос.
– Роза Де Леон, слушайте приговор.
– Да, конечно. Буду слушать и смотреть на тебя. И радоваться тому, как скоро ты умрешь.
– Слушай, пожалуйста, – сказал Кнехт. – Так положено. Это недолго, короткая версия.
Из коммуникатора раздался голос судьи, зачитывающего смертный приговор дезертиру и государственному преступнику. Роза смотрела на Кнехта и нехорошо улыбалась. Барро стоял у окна и глядел на улицу. Кнехт положил коммуникатор на подлокотник кресла и ушел к напарнику.
– Где вторичная? – спросил он шепотом.
– Ландау увез.
– Ландау?!
– Старик. Вот почему его не было в конторе. Здесь он околачивался.
– Ну и ну!
– Сделал я ему пару дырок в задней двери, стекло разбил, а толку… Роза так прикрыла старика и девочку, что можно было только стрелять по машине, ничего больше. Я их не видел и почти не чуял. Старею, видно. Прости, командир…
– Может, это все и к лучшему, – задумчиво протянул Кнехт. – В целом чистая работа, благодарю.
– Рад стараться, командир.
Приговор и правда оказался коротким. Едва отзвучали последние слова, Кнехт сзади шагнул к Розе. Та встрепенулась, будто проснувшись, села прямее.
– Погоди, – сказала она, не оборачиваясь.
– Извини, нет времени, – Кнехт поднял оружие.
– Я должна тебе сказать, Эгон. Ты должен знать…
– …Что ты соврала мне про девочку?
Роза сжала виски руками, контуры ее тела вдруг расплылись перед глазами Кнехта, и он привычно зажмурился, чтобы стрелять вслепую, по одному чутью. Барро от окна прыгнул к креслу, но наваждение прошло так же быстро, как возникло.
– Уже неважно, – спокойно произнесла Роза. – Игра окончена, мой друг, игра окончена…
– Прощай, – шепнул Кнехт и очень по-будничному выстрелил ей в затылок.
– Пять минут, – сказал Барро, отворачиваясь к окну.
– Что это было? С ней?
– Ерунда какая-то. Если честно, не знаю. Может, она молилась так нашему мутантному богу, которого нет. О прощении грехов просила.
Кнехт нагнулся и сунул коммуникатор Розе под мышку, чтобы считать с чипа свидетельство о смерти.
– Какое решение по Ландау? – спросил Барро. – Сам понимаешь, в такой суматохе я не мог отследить, куда он намылился. Конечно, найти старика – пара пустяков. Но… Он ведь заплатил нам миллион! Тебе не кажется, что, говоря по чести, он выкупил у нас девочку?
– Я подумаю. Сказал уже: не исключено, это все к лучшему.
Кнехт подошел к Барро, взял с подоконника чудом уцелевшую вазу с цветами, швырнул букет на улицу, а воду вылил себе на голову. Подумав секунду, бросил вазу вслед за цветами.
– Хорошо жахнуло! – Барро огляделся, нашел на каминной полке еще одну вазу, схватил ее, выбросил цветы за окно и перевернул вазу над головой.
– Там нет воды, букет сухой, – сказал Кнехт лениво, садясь на подоконник.