Стрельба по тарелкам (сборник)

Барро молчал.

– Иногда дядя Давид находит людей, которые помнят моих родителей и могут рассказать о них. Обычно самую малость, но хоть что-то… Я называю таких визитеров «люди из прошлого». Надеюсь, это вас не оскорбит.

– Ах вот какое дело… – протянул Барро. – Ну естественно. Разумеется. Там же была катастрофа, тайфуном сдуло целый остров и, в общем, смыло в море кусочек человечества со всей памятью о нем. Тех, кто знал островитян-старожилов, найти трудно, и многого от них не добьешься… Как вы сказали, звали ваших родителей? Эгон и Роза?

– Эгон Эрвин и Роза-Мария Ландау… – пробормотала Мария в легком замешательстве. Пока еще этот человек не пугал ее, но сейчас она была готова испугаться. Ей не нравилось, как изучающе он на нее смотрит. Плевать, что он раздел ее взглядом, но нельзя же раздевать до самых костей, до оголенных нервов.

– Вам было пять лет, у вас была амнезия от долгого пребывания в холодной воде и общего шока, – продолжал Барро. – Амнезия не прошла, да и собственно, много ли помнит такая кроха?.. Хорошо, что Давид достал портреты Эгона и Розы. Это он молодец. А Роза была чертовски хороша собой. Только склонна к полноте. Вечно сидела на диете. «Ах, мальчики, не надо при мне про спагетти…»

Мария отступила на шаг. Ей хотелось убежать. И опять было холодно, очень холодно.

– Да и Эгон был видный мужчина, – сказал Барро. – Ранняя лысина даже шла ему. Он превратил свой недостаток в элемент стиля, а это, согласитесь, не каждому дано.

– Чего вам надо? – спросила Мария срывающимся голосом. – Зачем вы здесь?

– Говорю же, у меня поручение деликатного свойства. Видите ли, тринадцать лет назад вы потеряли это, – Барро поднял руку, между пальцами что-то блеснуло. – И я сейчас должен решить, отдать вам эту вещицу или…

«Чип», – хотела сказать Мария, но голос окончательно сел, и она только страдальчески всхлипнула. К глазам подступали слезы. Держась со всем возможным достоинством, Мария откашлялась и отступила еще на шаг. Потом еще. Это казалось правильным.

Барро не трогался с места.

– А что если я вызову охрану? – сказала Мария задумчиво. – Они заберут эту штуку, а вас отправят туда, откуда вы пришли.

– Вызывайте, – равнодушно ответил Барро. – Я человек деловой, работаю за деньги, жизнь моя бедна развлечениями. Тревожная кнопка у вас в правом кармане, жмите без церемоний, буду только рад. Давно не стрелял по движущимся целям.

– Вы наемный убийца?! – выдохнула Мария.

– А чего вы сразу так обрадовались?

– Кто? Я?!

– Ну да. Вы бы себя видели. Между прочим, в работе наемного убийцы романтики ни на грош, и люди в эту профессию идут скучные. Трезвый расчет, скрупулезность, дотошность на грани педантизма. Никогда они мне не нравились. И вам не понравятся, честное слово. Вот, к примеру, как вам Давид?

– Я очень люблю дядю Давида, – сообщила Мария надменно.

– И он вас тоже очень любит. Но согласитесь, он же невыносимо скучный человек.

– Ну… – Мария опустила глаза и принялась рассматривать узорчатые плиты набережной. Она их сама выбирала, дяде Давиду такое доверить нельзя. Если честно, все поместье было выстроено по ее проекту, Давид только кивал и соглашался. Повезло, что тетя Сара такая лапочка и принимает дизайнерский талант Марии как нечто само собой разумеющееся. Другая бы убила просто из ревности.

– А вы, значит, не скучный, – сказала Мария, нервно поглаживая тревожную кнопку в правом кармане. – И кто вы тогда?

– Свободный художник. А ваш отец называл себя писателем-профессионалом. И всегда добавлял: дорого. Шутник был.

– А мама?

Барро помедлил с ответом. Сделал пару шагов, подойдя к Марии вплотную. Она не отодвинулась. Барро стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Было очень страшно и… хотелось еще.

– Я смотрю на вас и жалею, что ваша мама была не такая… – сказал он наконец.

– А какая я? – спросила Мария, задыхаясь.

Ноги у нее подкашивались, внутри все горело. Она чувствовала себя так, словно ей только что отменили смертный приговор. Хотелось прыгать до неба и спать одновременно. Еще трахаться. Да хоть вот с этим негодяем – повалить и изнасиловать. А потом убить за все, что он с ней сделал. Это ведь он ее изнасиловал ментально. Выжал как губку. Кто он, черт побери?!

– …И даже жалею, что я старше вас на тридцать лет. Впрочем, это безумие. Вы дочь Эгона. Все равно, что хотеть собственную дочь.

– Так какая я? – спросила Мария.

– Нормальная, – сказал Барро очень жестко, будто поставил диагноз. И добавил непонятно и сурово: – Значит, будете жить…

Выдержал паузу и закончил:

– Долго и счастливо.

Он протянул ей руку. Крошечный чип лежал на ладони, и Мария осторожно взяла его.

– Конечно, надо учесть, что вы патологически везучи, – сказал Барро. – Все обычно бывает именно так, как вам хочется, верно? Но это, на ваше счастье, ненаказуемо. Просто удача. Некоторым, знаете ли, везет. А остальным – не очень.

Мария крепко зажала чип в кулаке. Наваждение прошло, страхи отступили, все опять было просто и ясно. И Барро уже не пугал ее совершенно. Хотя по морде она ему съездила бы – за все хорошее. А потом поцеловала бы. И они стали бы друзьями. Но можно дружить и так, без церемоний. Обойдется без поцелуя, не развалится, пижон лохматый.

– Пойдемте со мной, – сказала она. – Я налью вам выпить. Потом мы сядем у камина, и я буду читать, что тут записано. А вы мне расскажете все остальное.

Барро нерешительно почесал в затылке.

– Спасибо, конечно, – сказал он. – Но тут поблизости есть заведение, где прекрасно готовят французский луковый суп. Знаете таверну у развилки? Вот я лучше там посижу часок-другой. А вы, если решитесь, приходите, тогда и поговорим. Не хочу лишний раз встречаться с Давидом.

– Потому что он скучный человек?

– Нет, это я еще могу вынести. Но Давид, когда увидел меня сегодня, то с ходу предложил десять миллионов и долю в бизнесе. Десять миллионов он давал за то, что я вас, извините, не пристрелю. А долю – если пойду к нему советником. Давид упорный, просто так не отступит. Если он снова будет звать меня на работу, я наверняка сорвусь и покажу ему свой короный удар в горло. А удар этот у меня получается все лучше и лучше, некоторых приходится лечить… Я понятно излагаю?

– Но вы не убили меня бесплатно, – сказала Мария, поражаясь тому, как легко говорит такие дикие вещи.

Барро кивнул.

– И служить у Ландау не хотите… Как-то это не вяжется с заявлением, что вы работаете за деньги!

– Я ведь не просто художник, а свободный художник, – сказал Барро. – Сам решаю, кого защищать и кому служить. Что, богатая невеста, завидно?

– Да ну вас! – Мария рассмеялась и подумала: «А ведь он прав, очень прав. Он знает о жизни такое, чему стоило бы научиться».

– Значит, Мария, два часа я жду в таверне. Приходите. Если, конечно, не боитесь услышать, как я из-за вас потерял близкого друга и как ваш отец убил близкого друга – тоже в некотором смысле из-за вас. И как Абрам Ландау, рискуя жизнью, спасал маленькую девочку, пока ваша мама отбивалась в одиночку в окружении, и мы не могли ей ничем помочь… Я расскажу, почему у вас стерта память. И почему Шестую Миротворческую Бригаду зовут Истребительной. Добро пожаловать во взрослый мир… Элеонора-Мария Де Леон Кнехт.

Барро сунул руку за отворот пальто – высоко, не туда, где прячут оружие. Достал темные очки, придирчиво осмотрел их и надел, сразу отгородившись от Марии невидимой стеной.

– Такое имя… Трудно будет запомнить… – прошептала Мария.

– Еще труднее будет поверить, – пообещал Барро.

Он повернулся и, не прощаясь, ушел вдаль по набережной.