Модноверие. От страшного до смешного

– Явил! Явил милоту свою Берун-заступник! – радостно возопил Муромир Огляныч. – Бог наш! Отец! Надежа! Авь-Мавь-Бравь! Авь-Мавь-Бравь!

По знаку волхва смотрящая на него счастливыми и почти влюбленными коровьими глазами дама с радио включила магнитофон. Помещение капища наполнили звуки музыки. Вскоре к ним присоединились и слова. Несколько женских голосов исполняли некую ораторию. Внимательный и образованный слушатель без труда опознал бы в ней видоизмененный гимн панславянизма «Гей, славяне!», но таковых в бывшей котельной не нашлось – оппозиционер Евсеев не соизволил почтить открытие капища своим присутствием.

Гей, зловяне, наше слово
Песней звонкой льется,
И не смолкнет, пока сердце
За народ свой бьется.
Дух зловянский жив навеки,
В нас он не угаснет,
Беснованье силы вражьей
Против нас напрасно.
Против нас хоть весь мир, что нам!
Восставай задорно.
С нами Рот наш, кто не с нами –
Тот падет позорно.

– Падет позорно! – погрозил кому-то кулаком Муромир Огляныч. Толпа внимала и согласно кивала – конечно, падет. Еще как падет. А мы поможем.

Господин Иванов украдкой зевнул и подумал, что хорошо было бы сейчас не торчать тут, возрождая духовность, а уединиться в кабинете с секретаршей Зинаидой Викторовной, которая тет-а-тет превращалась в Зинулю, и как следует отдохнуть от праведных трудов.

События между тем шли своим чередом.

– А сейчас кандидат в волхвы Славомудр, бывший Геннадий Семенович Тюляпкин, исполнит сочиненный им гимн во славу нашей Великой и Священной Ведической общины, во славу Беруна и Тащ-бога! – провозгласил Муромир Огляныч.

Славомудр-Тюляпкин вышел на середину капища, рядом с ним встал известный в городе бард Огуревич с гитарой наперевес. Заместитель мэра достал листок со стихами, кивнул барду, и они нестройно, но очень искренне, на мотив одной из песен Цоя, запели:

В одной руке меч, в другой руке щит,
И череп врага под ногою трещит!
Под стягом Зворога, под ликом Орилы
Любого хазара поднимем на вилы!
Летит над полями, свободен, как гусь,
Клич нашей зловянской общины: «Русь!!!»
Арийское солнце восходит над миром,
Наш путь предначертан Оскольдом и Дыром.
Волхвы завещали нам тайные веды,
В них знания предков и пламя победы.
Могучие длани над миром простер
Берун, что возжег в нашем сердце костер.
Мы дети Тащ-бога, мы Херса сыны,
Мы духом и телом зловянским сильны!

Общинники захлопали. Муромир Огляныч четырежды, по-зловянски, обнял Славомудра-Тюляпкина и Огуревича, едва не сломав гитару.

– А теперь, братья и сестры, разоблачайтесь! – объявил волхв, почему-то посмотрев на полную даму с радио.

– Это зачем это? – поинтересовались из толпы.

– Будем наносить на тела сакральные ведические знаки, чтобы, когда требы возлагать начнем, Бог наш Берун опознал своих, – солидно пояснил Муромир Огляныч, беря банку с краской и кисточку. – А кто без знаков будет, того молонья небесная покарает.

Общинники, переглядываясь и похихикивая, начали снимать верхнюю одежду.

– А как раздеваться-то? – спросил кто-то. – По пояс?

– А женщинам как?

Волхв успокаивающе поднял руку.

– Объясняю! Ведические знаки наносятся на грудь, живот и ягодицы. Стало быть, раздеваться нужно полностью. Отриньте ложный стыд – по воле Тащ-бога нагими мы приходим в мир и нагими уходим. Не толпитесь, братья и сестры, никого не пропущу, всех осчастливлю – во славу нашего бога Беруна!

– Здесь Бога нет.

Фраза, сказанная негромко, неожиданно была услышана всеми. В капище воцарилась напряженная тишина. Полуголый народ раздался, с любопытством глядя на отца Владимира, стоящего в дверях. Священник был в черной рясе, с серебряным крестом на груди. Он прошел от двери к столу и повернулся к общинникам, многие из которых успели раздеться до нижнего белья.

– Что ж вы творите, люди? – спросил отец Владимир. – Это же… грех и скотство.

– А ты кто такой? – Голый кандидат в волхвы Славомудр-Тюляпкин сбоку подскочил к священнику и навис над ним, словно подъемный кран. – Кто тебя сюда звал?

– Господь мне указал, где мое место, – спокойно произнес отец Владимир. – И вижу я, что явился вовремя.

Господин Иванов поморщился. Настырный священник явно был сейчас не к месту – многие женщины уже дошли до лифчиков, и буквально через минуту могло случиться прогрессивное действо под названием «сеанс группового стриптиза».

– А-а-а, поп! – Муромир Огляныч поставил баночку с краской и угрожающе потер руки. – Вы, попы, и есть главный корень зла! На наше священное, сакральное капище явился? Богов наших хулить?

– Нет здесь богов, – покачал головой отец Владимир. – Ибо сказано в Писании: «Служение идолам, недостойным именования, есть начало и причина, и конец всякого зла, ибо они или, веселясь, неистовствуют, или прорицают ложь, или живут беззаконно, или скоро нарушают клятву. Надеясь на бездушных идолов, они не думают быть наказанными за то, что несправедливо клянутся. Но за то и другое придет на них осуждение, и за то, что нечестиво мыслили о Боге, обращаясь к идолам, и за то, что ложно клялись, коварно презирая святое».

– Что ты там бормочешь? – зарычал волхв. – А ну-ка, братья и сестры – выкинем попа из капища священного!

Общинники снова начали переглядываться. Отец Владимир побледнел, ухватился за край стола и повысил голос:

– Вы что же, люди, не видите, что это жулик? На доске, – священник указал на лик Беруна, – урода вырезал, а вы и рады. В Библии же сказано: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня».

– Он еще грозится! – закричал Славомудр-Тюляпкин, потрясая костлявыми кулачками. – Бей его!

Толпа тревожно загудела и надвинулась на отца Владимира. И было бы тут столпотворение и даже побоище, если бы не вмешательство третьей силы, а именно – электричества. Сделанная на скорую руку, наспех, то есть кое-как, проводка не выдержала напряжения, и изоляция на проводах начала плавиться.

Свет замигал, погас, сыпанули искры, и сразу же вспыхнул бархатный занавес со звездами. Люди закричали, устремляясь к выходу. Огонь быстро перекинулся на шкафы и стулья, пополз по стенам.

Господин Иванов вместе с голым Славомудром-Тюляпкиным оказался в первых рядах бегущих, а за ними валили обезумевшие от ужаса общинники. Густой, едкий дым заволок все вокруг, и в нем трудно было понять, где выход.

Очутившись на улице, то есть в безопасности, господин Иванов занялся тем, что любил и, как он думал, умел – принялся руководить.

– Эй, там! Ноль один позвоните! И в милицию! Ну, быстро, быстро! – кричал он, тыча толстым пальцем в толпу. – Женщин вперед пропустите! И детей! Тюляпкин… тьфу ты, Славомудр! Что ты ботинок в руке держишь? Надень его.

Кандидат в волхвы заскакал на одной ноге, послушно натягивая на голую ногу чей-то ботинок. Из дверей и окон котельной валил дым, прошитый острыми языками пламени.

– Так, все целы? – спросил господин Иванов.

– Волхва нет, – сказал кто-то.