Пес-1. Приметы бойца

– А то я не вижу по твоей улыбочке, чем кончится наша пьянка.

– На, на возьми ствол и не томи меня…

Кастет Крестелевский сунул в карман.

Пачка Беломора нашлась в кармане чехла сиденья. Ломая спички, Крестелевский долго не мог зажечь папиросу… Прикурив, глубоко затянулся… Еще раз, еще… Не помогло. Откинулся в кресле, запрокинул голову… Подбородок предательски дрожал… Резь в глазах была нестерпима.

Собравшимся было не до гулянки. У костра жалели Крестелевского. Тема измены женщины и мести за измену была слишком горячей, чтобы сразу заглохнуть…

– Ну, как он? – спросили Ваблю сразу несколько голосов.

– Экзекуции не предвидится, аксакалы. – Отмахнулся расстроенный друг Крестелевского.

– Да уж, размяк наш железный Костя. Спохватился. Наследника ему подавай. Раньше нужно было думать. – Благовестил Семен Маракин, председатель райсовета. Он погрозил в сторону машины Крестелевского пальцем

– Я давно твердил чудаку, – женись! Хватит по блядям скакать. Эти телки того и гляди, наградят гнойной каплей на конце. Возьми бабца попроще, своего возраста. Миновало время накопления капиталов. Можно, наконец, пожить по-человечески, семейно, с детишками. Верно, я говорю?

– Верно! Костя все как молодой кузнечик. – Добавил Сычев, – Мойша для своих, – заместитель министра легкой промышленности. – Куда это годится. Вскочил – соскочил, вскочил – соскочил.

– Боится Костик баб. – С глубокомысленной миной на багровой роже заметил Маракин. – Он их меняет, чтобы не успели изменить… Сам был такой прыткий, пока не надоела эта пустая нервотрепка.

– Курок рассказывал, что Широк сделал себе мотороллер. – Хохотнул Рюмин. Вживил в член целый шарикоподшипник. Представляю, как визжала эта сучка.

– Да уж, Совсем офонарел Костя. – Оскорбленно засопел тучный Бардин, Начальник финансового Управления Внешторга. – Взял и отвалил этой шкурке задаток за наследника – пятьдесят тысяч капусты… Мутота! Поди, разберись теперь от кого Катька забеременела. Может, ей Широк заделал…

– Я и говорю, – Ширков еще тот хорек. – Снова возбудился неугомонный бакалейщик. – Глаза налились кровью. Он всегда ходит при нагане. Как еще не пальнул в Костю. Н-да… Вот сыскари говорят, что убийцу легко узнать по взгляду. Глаза красные… Взгляд такой мглистый, вроде как шалый. Убийца смотрит на тебя как бы сквозь туман. И не может понять, что хочет увидеть у тебя за спиной. Для убийцы ты уже мертвец, как какой-нибудь прозрачный призрак… Верно, я говорю? А, Марат Ерофеевич? – Обратился бакалейщик к Вабле.

Марат Ерофеевич насмешливо фыркнул.

– Какие призраки. Чушь собачья. Еще скажи – руки чешутся у мокрушника перед тем как идти на дело…

Ты же сам оперативник, Марат Ерофеевич. Разве не так? – Не унимался бакалейщик.

Опер перестал тыкать прутиком в сырую еще картофелину, нагреб на нее побольше золы. Прикурил от уголька. Нехотя обвел взглядом сидевших вокруг костра. Гости перестали жевать. Гости ждали авторитетного откровения.

– Приметы убийцы, говоришь, Степан?.. – У кролика глаза тоже красные, а он совершенно безобидный…

Опять ты, Марат Ерофеевич, заливаешь, – криво усмехнулся подошедший к беседующим Константин Валерианович. – И опять тебе верят…

– Отцы! Хорошо сидим. – Крестелевский поднял руку. За его спиной Геннадий откупорил бутылку коньяка Наполеон и вложил ее в руку хозяина.

– Предлагаю выпить за красивых женщин, таких неотразимых на вид и таких неоригинальных в измене.

В голосе Крестелевского слышалось металлическое дребезжание. Он и жалел, что сорвался, и был зол на себя за то, что не может быстро взять себя в руки. Именинник налил себе полный бокал и только потом передал бутылку коньяка по кругу.

– Константин Валерианович, – шепнул Телохранитель Крестелевскому на ухо. – Привезли, этого, как его, с гитарой. – Он кивнул в сторону машин, где перед зеркальцем прихорашивался ярко одетый лысоватый франт. – Куда его? Подождет в машине или пусть играет на своей бандуре?

– Черт! Ну, наконец-то! Прилетел паршивец! Давай, давай опоздавшего к нам, Геннадий. Только так!

Дождавшись, когда гости выпьют, Крестелевский вылил свой коньяк в костер, встал и принял в объятья одноглазого невысокого толстяка в красном пиджаке и коричневых бархатных штанах… С лиловой "бабочкой" на горле, заметно придавленной вторым подбородком.

– Данила Бордосский, артист оперетты. Прибыл к нам на мальчишник прямо из самого Ленинграда. – Весело представил Крестелевский гитариста друзьям.

– Обижаешь, Константин Валерианович, обижаешь! – Запротестовал запоздалый гость. – Данииил Бордосский теперь не просто артист, он теперь еще и режиссер-постановщик, черт возьми! Растем Костя!

– Ну, ты даешь, Данила! – Воскликнул Крестелевский, обводя гостей печальными глазами. – Этот кент знает весь одесский репертуар. Мы земляки. В молодости он пел у меня на каждом дне рождения. А теперь загордился.

– Брешешь ты все, Костик! – Засмеялся артист. – Как получил телеграмму так все бросил к чертям собачьим и вот он я.

– Но больше всего мне нравится как Данила Моисеевич рисует червонцы. Вот это настоящее искусство! Не то что на гитаре бренчать!

– Костя, не береди старые раны. Завязал я, морским узлом завязал… Дай-ка я тебя облобызаю, поганец ты эдакий. Не мог я не обмыть твой полтинник.

– Э, братишка! Отстаешь от жизни. Мне уже настучало пятьдесят пять…

– Да иди ты! Константин Валерианович! По тебе не скажешь! Ты же у нас – горный орел! – Обнимая друга, балагурил артист оперетты.

– Ну, как же! Орел! Читали, что пишет народ на стенах сортира: Как горный орел на вершине Кавказа, сижу, одним словом, – на унитазе. – Натужно захохотал Крестелевский, прижимая руку к животу.

Геннадий подал Бордосскому хрустальный бокал, хотел наполнить, но виновник торжественного мальчишника на природе взял бутылку у телохранителя из рук и сам налил артисту…

О Катерине и Ширке пирующие забыли. Девушка вытерла кровь с лица принародно оскорбленного любовника. Втащила его на заднее сиденье белой Волги, подаренной Крестелевским. Сама села за руль, громко хлопнула дверью и прицельно посмотрела на пирующих. Никто не обернулся…

– Кончай скулить! – Презрительно покосилась Катерина на стонущего Ширка. – Фуй, мякина! Сдачи дать не посмел! Дай-ка мне твой наган…

– Перебьешься, халява… Я сделаю Креста по-тихому.

Катерина запустила двигатель, выжала сцепление, но тут выдержка ей изменила. Она склонила головку на руль и заревела густым бабским ревом.

– Поехали домой, пока Крест не передумал… – Беспомощно прохрипел Широк.

– Заткнись, гнида! Константин Валерианович раздавит тебя как блоху! Это все из-за тебя! Зачем сел у костра рядом со мной? Зачем ущипнул? Зачем? Зачем?

Катерина перегнулась через спинку своего сиденья и зло отхлестала Ширка по мордасам…

– Пропади ты пропадом! Больше не показывайся у меня! Может быть, Костя еще передумает.

Катерина высморкалась, вприщур еще раз оглядела гостей Крестелевского. С бокалами в руках, они толпой окружили именинника. Крестелевский поставил свой бокал по изгиб локтя правой руки и медленно тянулся к нему губами, демонстрируя гусарский застольный фокус.

Воткнув первую передачу, и сразу же вторую, на "газах" Катерина бросила Волгу на толпу возле костра. Машина заюзила на траве лесной поляны и не сразу набрала скорость. Волга была в трех метрах от костра, когда гости спохватились и бросились врассыпную. Геннадий подхватил Крестелевского подмышки и потащил в лес. Константин Валерианович брыкался и хохотал во все горло. В дыму и пламени, Волга проутюжила по коврам, уставленным деликатесами и бутылками, разметала уголья и головешки, но Решительной девушке этого показалось мало. Эксневеста лихо развернулась на второй заход.

Снова взревел двигатель. Из-под задних колес Волги вырвался зеленый фонтан травы. Виляя задом, машина рванулась во вторую атаку на пирующих мужиков.

– Смерть гадам! – Орала во всю глотку Катерина

Двумя выстрелами из-за дерева, Геннадий прострелил на Волге передние колеса. Выстрелы разом отрезвили Катерину. Она даванула на тормоз, закрыла руками глаза и пронзительно завизжала…

Мужики выскочили из-за деревьев и с хохотом обступили истерично визжащую лихачку. Кто обмахивал носовым платком, кто притаранил бокал коньяка и пытался вложить бокал в трясущиеся руки Катерины! Девушка схватила бокал, швырнула в Крестелевского.