Ангелы отпевают всех подряд. Боевик

Будьте вы прокляты! Вот сейчас вертушка завалится на разворот и ноги не удержать. Ноги понесут ко всем чертям от проклятого рыжего соблазнителя, от машины, раскорячившейся на виду у всего мира. Один! Один на весь свет и все – враги!..

Вертолет не повернул… Обшаривает местность по квадратам?.. Тогда рано или поздно он достанет. Спастись можно только в лесу. Но где, где он, этот чертов лес?!.. Выбора не было, оставалось снова довериться проселку и положиться на авось…

И снова ухабы, стиральная доска слегка закатанной колесами пашни, ложбинки и всхолмки. География унылого бездорожья…

Смеркалось неспешно, но верно… А леса все не видать и не видать. Попадались лишь насквозь прозрачные корявые рощицы, где и задницы не спрячешь… Не один холм перевалил беглец, прежде чем смог различить на фоне сизой тучи еще более сизую полосу леса. Наконец-то! Наконец-то!

Теперь он мчался наперегонки со своим сердцем, насмерть обнявшимся с радостью близкого спасения… И за очередным взгорком едва не закувыркался в глубокий овраг.

Более-менее наезженный проселок благоразумно вильнул влево, и заюлил вдоль оврага. От проселка, по крутейшему склону, вправо ответвлялся поросший подорожником едва различимый пасынок, забытый судьбой и шоферами. Отчаянным был этот малоезжий пасынок. Он чуть ли не отвесно нырял в овраг… Но именно он уводил по ложбине к низкорослому лесу… К дьяволу левые повороты! Только направо, только направо!.. Да и поздно было тормозить…

Это был классный полет. Москвич приземлился на передние колеса, а когда зад шмякнулся о землю, под днищем что-то хряпнуло. Сломал рессору!.. Мать моя женщина! Залетел!

Как ни запуган был Кровач возможной поломкой, почесать левую ноздрю, давнишний знак самодовольства, но основательно почесать ноздрю он не забыл… Классное пике!..

Перекурив, Кровач ощупал рессоры. Поломки не обнаружил и растянулся на травке. Трава молчала. Луг молчал. Все здесь приготовилось к ненастью и затворилось в себе. Вот Был ли ты готов к ожидающим тебя испытаниям?..

Как же, позарившись на рыжий чемодан, ты совершил непоправимое. Ты не ожидал от себя, что предательство, первое настоящее предательство своей прошлой Честной жизни, произойдет так легко и естественно. Судьба тебе устроила предательство вовсе не потому, что хотела напакостить, она сделала это из лучших побуждений. Своим попустительством она давала понять, что до нынешнего предательства в тебе существовала некая жизненная незаконченность, даже несовершенство, даже незащищенность от убийственных сюрпризов реальности… Похоже, Лопух действительно превращается в настоящего мужчину.

А Предательство, понимаешь ли, закаляет. Ха! Леший меня чеши! Разве станет настоящим мужчиной, кто хоть раз не поблевал на вечеринке? Не переболел трипером? Кто, отведав всех сладостных соблазнов неукротимой жизни, для полноты ощущений, не познал и вкус горечи своевременной, поучительной измены… Так что, не суетись, милок.

Так уж заведено в жизни. Если трезво смотреть на эту самую "нашу жизнь" не трудно понять – иное предательство даже благо, – это та же прививка от оспы. Иммунитет, полученный благодаря огорчениям от маленького благого предательства, предупреждает большое предательство, после которого от порядочности твоей остаются одни головешки… А измену идеалиста самому себе даже Судьба, мастерица плетения козней, никогда не признавала за большую измену.

Даже издали было видно, что вломился он в болотистый сорный лес. Лишь кое-где над редколесьем высились могучие пагоды перезревших елей. Когда-то здесь прошел гусеничный трактор, скорее всего трелевщик леса. Все чаще стали попадаться никогда не высыхающие рытвины. По сторонам потянулись заросли высоченной крапивы, осатаневшей от неуемной живучести, корявые ольхи, кривобокие осинки, ржавая отцветшая черемуха… Глухие заросли становились все выше, они неспешно всасывали заблудившуюся машину…

Первую лужу Тимофей форсировал с ходу. Вырываясь из следующей, едва не забуксовал в прошлогодней тракторной колее… А впереди настороженно поблескивали новые и новые колдобины… Сырая сладковатая духота гниения предвещала близкие топи. Вот и тракторная колея оборвалась, зачавкал под колесами коврик мягчайшей изумрудной травки, несомненный признак близкой трясины…

– Вырвался! – Вздохнул похититель чемодана. – Вот здесь – точно не найдут.

Вырвался, а радости нет. Как быстро надвигалась расплата за легкомыслие. В полном опупении, как сомнамбула, Кровач продолжал продираться навстречу неизвестности. " Что меня ждет? Что меня ждет за этими хлябями?"

Дорога, если можно так назвать щель в затхлой чащобе, кончилась бесцеремонно: сразу и бесповоротно. Прямо перед капотом громоздилась матерая, парализованная молнией ель. Половина сучьев отсохла, другая половина еще держала полуживую хвою, образуя довольно вместительный шатер.

Нет, ночевать здесь Тимофей не собирался. Он выжал сцепление, включил задний ход: будем прорываться назад! Кровач отпустил сцепление. Медленно, по всем правилам водительского мастерства, бог весть на что, надеясь… Колеса шустро провернулись в жидели. Сердце Тимофея рухнуло в ноги. Пропадаю! – вскрикнула душа. В отчаянии Тим добавил газа… Двигатель взвыл, Колеса плеснули грязью… и машина плавно осела на задний мост. Земля поплыли из-под задницы несчастного водилы… Писец!.. Сердце кувалдой крушило ребра. Попался! Попался, голубчик!

Очень хотелось надавать себе по мордасам. Тим привалился к ели и попытался восстановить ход событий. А был ли у него другой выход? Из болота все его действия, начиная с вполне “невинного” желания погреть загребущие ручонки на чужой беде, казались сплошной ахинеей.

Мимо виска заунывно пропищало, и тут же комар вонзил свое копьецо в левый висок. С досады Тим слишком размахнулся… Голова загудела. Опрометчивый комарик – первая жертва сезона охоты на халявные чемоданы… Вот ты и душегубом стал, господин Кровач…

Эйфория веселого приключения выдохлась. Настоящий рисковый мужчина погрязал в полном дерьме… И это лишь начало мытарств для безмозглого прохвоста…

Ночь в дырявой колымаге – не подарок… Десятый час. Пора запастись валежником… В лихорадочном темпе заложник болота натаскал сушняка, настлал под елью из лапника постель и разжег костер… Он совершенно вымотался. Пробовал подремать и не смог. Не трескотня автоматных очередей в аэропорту, не клекот страха перед погоней, – тупое сознание бесполезности собственного удальства в полностью провалившейся воровской авантюре пинками гнало сон прочь.

Как же я хочу пить! … Мама родная! Как я хочу есть!!! Нет, лучше сначала глоток водицы. Кровач прислонился к дереву, и остервенело, выкурил две сигареты подряд… Взгляд то и дело невольно спотыкался о блаженствующий в мягком кресле рыжий чемодан. В пиковом положении пораженца эта вещь была такая же бесполезная, как и выброшенный окурок. Что я в него так вцепился? Обшарпанный, безобразно брюхатый, а самодовольство так и прет…

И, как ни крути… Чемодан нагло овладевал его мыслями. Чемодан явно обладал колдовской притягательностью. Он прямо-таки пузырился от желания преувеличить свою жалкую роль в жизни бедствующего авантюриста. Гад! Втравил в историю, а чем может порадовать? Порядочный человек в такой обшарпанной рухляди не будет держать даже грязных рубашек! Даже дырявых носков!

Не было ни малейшего желания, хотя бы от скуки, взглянуть на похищенное Нечто, претендующее на роль гвоздя воровского приключения… Зачем? Чтобы убедиться в худших своих предположениях?.. Чтобы посмеяться над собственной жадностью?

Ну, уж нет! Однажды он уже влип со своим дурацким любопытством. Слишком хорошо помнилась липкость той грязи стыда на лице, что он испытал один-единственный раз, лет пять назад, заглянув в шкатулку Сусанны. Как же он плевался, прочтя полученное Кристиной накануне покаянное “любовное” послание от друга юности, от Севы, ныне бармена в ресторане Минск… Именно послание, выспреннее, развязное… Это был первый случай, когда он вплотную озадачил себя подозрением, а не трахалась ли его родная Суси, его милая Соничка, как называл он ее в ласковые минуты, а не трахалась ли его женка до замужества еще с кем. Нет уж…

Воспоминание о жене, наверняка, психующей сейчас дома, в полной неизвестности, не воодушевило. Поди, обзванивает аэропорты и морги… Обиделась. Долго будет помнить, лапочка моя… Ревнует, любовь моя темпераментная…

Стало совсем тоскливо… Он не заметил даже, что сжигает последнюю сигарету, последнюю радость голодного бродяги… За болотом мягко громыхнуло. Пройдет дождь, и без трактора отсюда не вырвешься.

А в машине барином возлежал виновник всех его бед.

Не может быть, чтобы этот амбал, мать его ети, этот Грим, кого как зайца гоняют изо дня в день такие же, как он сам лиходеи, да не имел в заначке курева. Хоть пачка да должна заваляться… На черный день… Должна! Должна! Должна заваляться если не пачка, то хотя бы одна сигарета! Обязана заваляться и все тут!

Уже через час Кровач бурно сходил с ума от тоски по куреву. Он повторял слово "должна" как заклинание. Он заклинал чемодан, как шаман заклинает для охотника удачу, для женщины – благополучные роды. Он заклинал чемодан забеременеть хотя бы одной сигаретой… И дозаклинался до того, что поверил в свою идиотскую выдумку о табачных запасах сыгравшего в ящик бандита…

Насмешливо над собою похохатывая, Кровач включил ближний свет и по-о-о-лез за чемоданом, готовый слабонервно разрыдаться от неизбежного разочарования… Замок чемодана оказался – ни фига себе! Острого в машине не водилось. Монтировка, ну еще полдесятка рожковых ключей…

Монтировкой Кровач вырвал замок ”с мясом”… Брезгливо откинул крышку вместилища чужих секретов. Так и есть! Засаленная тельняшка… Куда ее?… В костер! Скатанный рулончиком пестрый галстук… В костер! Папочка кожаная… Ах, пижон! В костер! Махровый бежевый халат… И сверху – банка!.. Сардины… Издевательство какое-то… Плохо заклинал необъятное чрево… Гора родила мышь…

Бережно отложив сардины, Тим потянулся к халату… Уж очень тщательно подоткнут по краям. Что же так заботливо он пытается скрыть?.. Спорю на дюжину шампанского, – предложил он, наглея, Провидению! – Под халатом ты приготовило несколько блоков контрабандных сигарет! Нет! Гаванских сигар!.. Даже дотрагиваться страшно, так близок конец мучениям!

Пробудившийся интерес к чемодану увял сразу, едва он сдернул халат… В плотно уложенных картонных коробочках… Нет! Будь я проклят! Жизни мне нет!.. В продолговатых коробочках находились бруски редкоземельного элемента Германия…

И это все? И за это барахло я рисковал жизнью?

Осыпая чемодан самым грязным матом, Кровач швырнул брюхатого в костер… Мужественному решению грешника, явно сулившему возврат к нормальной честной жизни, (если хорошенько вымарать налипшее сегодня пятнышко позора), костер отсалютовал фейерверком искр… Но тут же зачадил, завонял паленой кожей, зашкворчал и стал гаснуть…

Вне себя от ярости, Тимофей набросился с монтировкой на жестянку консервов. Он наносил мстительные удары с остервенением. Он вершил отмщение всем, всем, кто заочно посмеялся сегодня над ним…

Он сплющил банку с боков, он раскатал ее в блин – и все бестолку. Манна небесная, фальсифицированная консервами, с небес не осыпалась. Только распластав лунно улыбающийся жестяной блин на матером корневище ели, он пронзил его монтировкой насмерть. Брызнула серая кашица…

Переводя дух, экономно посасывая солоноватую дрянь, Тимофей возлег на хвойном ложе. С каждой каплей жижицы жажда свирепела все больше. Костер выдохся и вонял нестерпимо. Не было ни сил, ни желания подбросить сушняку. Раззявившись на кострище в потустороннем свете автомобильных фар, рыжий болван щеголял своей неистребимостью

К счастью, было тепло, даже душно. Сладкий вечерний запах болотных трав немного кружил голову. Мрачное беззвездное небо придавило землю. Не будет завтра погоды. Тимофей разложил сиденья, выключил фары, заставил себя помедитировать перед сном. От чрезмерной сосредоточенности, звон в голове стал нестерпимым. Надсадный звон наполнил все вокруг, гарантируя бессонницу.

Вонь, исходившая от тлевшей кожи, в машине чувствовалась сильнее. Помноженная на бессонницу, она была чудовищна.

Как ты у меня сейчас полетишь! – пообещал Кровач вонючему чемодану. Ох, и далеко же ты полетишь, паршивец…

Тимофей не поленился встать, схватился за ручку чемодана, предвкушая, ка-а-к размахнется… И … и тут же отдернул обожженную пятерню, до крови закусив нижнюю губу… Мать твою!!! Однако очень горячий чемоданчик! В сердцах он так пнул виновника своих несчастий, что его обуглившееся дно отвалилось… По вытоптанной траве разлетелись какие-то полиэтиленовые пакетики… Дальше всех улетел в крапиву блестящий квадратный футляр…

Забравшись в машину, Кровач оглушил лес, оскорбленно хлопнув дверью, что было сил. В груди распалялось отчаяние. Каждый сустав тела, превратившегося в комок страданий, спешил напомнить о перенесенных лишениях.

Один за другим спикировало звено кровососов. Началось весеннее наступление на дураков… Кровач отшлепал себя по лбу, по щекам, по шее надавал, но один неуловимый камикадзе все не прекращал атак. В изнуряющем душу звуке нельзя было отличить металлический звон комара от звона до предела натянутых нервов. Тимофей поглубже натянул на лоб замшевую кепку и забубнил: не буду вставать! Ни за что не встану, хоть живьем съешьте!

И тут он вспомнил! Бычки! От сигарет должны остаться бычки!.. Ведь я никогда не докуривал до фильтра…

Он включил дальний свет, на карачках обшарил освещенное пространство, но не нашел ни одного окурка. Идиот, теперь ты запомнишь, как швыряться бычками…

Тимофей набросал в костер сучьев. Они дымили, но загореться не обещали. Наклонившись раздуть угольки, Тимофей оказался нос к носу с подозрительно знакомым лицом. Призрак отца американской демократии задорно рассматривал русского недотепу… Овальный портрет Франклина жизнерадостно засвидетельствовал: ну и мудак ты, приятель. Протри бельма, чем ты тут расшвырялся…

Тимофей прутиком выковырял из золы обгоревшую по краям пачку американских ассигнаций… Нет, нет, моя хваленая Госпожа Удача совсем утратила чувство юмора. Слишком дешевый трюк. Бенджамина Франклина прямо-таки развеселила встреча в русских болотах со специалистом по компьютерным сетям. Я стал добычей наваждения… Я планомерно, неотвратимо выживаю из ума…