– Тундры? – уточнил Арсений.
– Мурманска. Потом вернулся.
– Откуда такие сведения? – спросил Арсений.
– От Желны.
– Дятла?
– Ха! Вроде того. Он похож. Борька Желна, актер, пасынок актеров Разумовских. Сам Разумовский с Беляевым в переписке. Беляев же тоже был, как говорится, не чужд актерской стези… Я у него выпрошу книжку для тебя.
Арсений махнул рукой.
– Это похоже на ту историю с Лилиенталем… А у меня уже своя лётная книжка.
– Что ты в ней пишешь? Про нас? Про новый поход к Вержавску? – спрашивает Аня, поправляя сияющие в солнце черные волосы.
Арсений кивает и как бы читает вслух:
– Двадцать первое шестого, сорок первого. Тринадцать двадцать. – Он мельком взглянул на часы с выпуклой линзой. – То есть… уже…
– И сколько же там на твоих «кировских»? – подает голос Илья, зачесывая распадающиеся на два крыла русые волосы.
– Двадцать… двадцать девять минут, – отвечает Арсений. – Вот и все.
– И это все-о? – разочарованно переспрашивает Аня.
Арсений улыбнулся:
– Ну не пересказывать же наши разговоры.
– А что, и неплохо, – возражает девушка. – Про соль, про Беляева. Про французов и венцев, захваченных фашистами, про англичан, Черчилля с декоративным королем Георгом Шестым… да? Или Седьмым? – спрашивает она у Ильи.
– Ну и ну, – бормочет Арсений, – раньше мы тебя слушали, открыв рты.
– Да куда мне до вас, горожан! – беспечно восклицает девушка, отгоняя веточкой надоедливых комаров и оводов. – Была селянкой и ею осталась.
– Хм, а кто нас только что просвещал насчет венцев, то есть ихнего короля Штрауса, получившего орден Льва и Солнца от персидского шаха? – напоминает с улыбкой Илья. – Признайся, Ань, сколь раз смотрела «Большой вальс»?
Аня потупила глаза.
– Сознавайся!
– Три! – выпалила она.
Илья и Арсений расхохотались.
– А вы сами?
– Трам-трам-трам-па-па! – запел Арсений.
Илья засвистел, выводя ту же мелодию «Сказок Венского леса» Штрауса.
– Не хотите признаться?! – восклицает Аня, горячо сияя глазами.
Арсений берет ее за руки и пытается вести в танце. Илья еще пуще насвистывает и прихлопывает в ладоши. Аня поначалу бестолково топчется в каких-то сбитых башмачках, трико, мужской рубашке, туго перетянутой в поясе ремешком, но вот уже начинает совпадать в движениях ведущего. Эти трико она надела вместо черной юбки, как только они немного отъехали от Каспли. Матушка ее все так же была сурова в вопросах одежды для женщин.
– А ты хорошая ведомая! – одобряет Арсений.
Арсений бос, сатиновые черные широченные штаны подвернуты, старая рубашка расстегнута. На голове кепка.
– Ладно! – кричит Илья, встряхивая русыми волосами. – Оркестр устал.
Арсений останавливается и наклоном головы благодарит Аню.
– Ты все так же прячешь свои пластинки у Тамарки Морозович? – спрашивает Арсений у Ани, доставая коробку, вынимая папиросу.
Он протягивает коробку Илье. Тот отрицательно качает головой, но, взглянув на картинку на коробке, оживляется:
– Васнецов? «Три богатыря»?
Передумывает и тоже берет папиросу. Они прикуривают от тлеющего сучка. Аня смотрит на молодых мужчин, все помахивая своей березовой веточкой.
– Вот еще! – восклицает Аня с независимым видом. – Что я, школярка, что ли?
– Ну… – Арсений растягивает черные узкие усики в улыбке. – Мама Пелагия – цитадель старого уклада.
Аня нетерпеливо крутит головой.
– Никакая не ци-та-дель. Штраус ей уже нравится.
– Бьюсь об заклад – после «Большого вальса»! – откликается Арсений. – Неужели смотрела?
Аня смерила его взглядом светящихся ореховых глаз. Ее волосы тоже светились. И на лбу играли блики – но как будто уже и не солнечного, а какого-то другого, особого, девичьего света.
– Интересно, где же? – как маленького спросила она.
– Ну… в клубе, – растерялся Арсений.
Илья усмехнулся:
– Эх ты, Сенька Дерюжные Крылья. Запамятовал, где киноустановка?
Арсений наморщил смуглый лоб.
– Ну… – И тут он вспомнил и ударил себя ладонью по лбу: – В Казанской?! – Затянулся папиросным дымом и сам себе ответил: – Ну да, как же матушка Пелагия туда пойдет.
– Догадливый товарищ лейтенант, – ехидно заметила Аня, – автор лётной книжки. Кстати, дарю название. Хочешь?