Операция «Царский ковчег». Трилогия. Книга 1

– Вы не только продавец, но и большевик – агитатор? – улыбнулся Обыденов. Это была его привычная улыбка, которая сопровождала любой его разговор.

– Есть у вас немецко – русский словарь последнего издания?

– Пожалуйста, прошу вас. – Человек в черном костюме достал с полки толстую книгу в темно – жёлтом переплёте и положил ее перед покупателем.

– Да, это то, что мне необходимо в России, – с явным удовольствием сказал Обыденов.

Он открыл словарь и стал рассматривать его первую страницу, полистал и вернул книгу. Уходя, он пожал ему руку и сказал полушутя:

– Благодарю вас, господин агитатор. – И тут же произнес шепотом:

– Привет от «Бати»..

– «Батя»? Человек, стоявший за прилавком, был почти спокоен. Сам генерал Батюшин передает ему привет. Вспомнил, наконец! Сколько лет молчали. «Батя» был крестным Караулова. Прошло пять лет. Он начинал когда – то простым прапорщиком. Представители Батюшина долго изучали его, потом предложили работу. Караулов был рядовым агентом, и теперь рядовой. А Батюшин, говорили, стал важной персоной, чуть ли не первым лицом в штабе заграничной разведки. Чего он вспомнил о Караулове? Значит, что-то произошло.

Владимир Караулов впервые же годы после того, как Советы установили свою власть в центре России, оказал немало ценных услуг своим хозяевам. Все добытые сведения он передавал резиденту Померанцеву, а тот пересылал их дальше. Караулов имел контакт только с Померанцевым. Недавно ему стало известно из газеты, что Померанцев расстрелян, как ярый враг Советской власти. Караулов был уверен, что резидент попал в руки большевиков не случайно: кто-то предал. В первые дни после его гибели Караулов был в панике от неожиданно полученной информации. Но боятся ему, было нечего. Его не выдали. А мертвый – и тем более не выдаст. Но прошло несколько недель, и Караулов затосковал без Померанцева, без его денег. Он привык за счет тайного заработка украшать свою жизнь. Не раз скорбел Караулов об утраченной статье дохода. И вот она опять замаячила перед ним в этом привете от «Бати». Неужели только привет? Так мало? Нет, должно быть еще кое-что. А может, что – то страшное предстоит сделать?

Чуть-чуть побледнев, с каплями пота на аккуратно зачесанных седеющих висках, Караулов с надеждой и страхом смотрел в спину приехавшего иностранца. Неужели он ничего больше не скажет ему?

Обыденов, не спеша, продвигался к выходу, не интересуясь переживаниями одного из доверенных ему агентов «Бати». Он уже взялся за железную ручку двери, и уже занес ногу, чтобы, переступить через порог магазина, и вдруг неожиданно повернулся, и пошел назад.

– Скажите, – сказал он, – этот экземпляр, что я сейчас держал в руках, у Вас представлен только Мюнхенским издательством или имеются и другие издания?

Извиняясь и растерянно суетясь, Караулов нашел другой экземпляр словаря, понравившийся, наконец, брезгливому покупателю.

Просмотрев другой экземпляр, изданный в Берлине и передавая словарь продавцу, Обыденов шепнул: «Посмотрите «1868». Он оставил в нем закладку. Караулов в мгновение ока отправил его под прилавок. Покупатель стоял спиной к помощнице продавца, закрывая собой продавца, и она ничего не могла увидеть.

– Ну, что же спасибо я теперь знаю, что у Вас можно будет приобрести нужные мне книги. К сожалению, сегодня этого не стану делать, так как с этим надо познакомиться поподробнее, а у меня просто сегодня цейтнот, дела, понимаете ли, образовались. Я не привык на скорую руку делать покупки, – сказал Обыденов.

– До свидания.

Проходя мимо помощницы, он приподнял кепи, и поклонился ей…

Часом позже Обыденов, выполнявший функции связника разведцентра «Урал», встретился и со вторым агентом – «Гомоновым». И первое, и второе задание «Бати» он выполнил одинаково старательно, принимая все меры предосторожности и маскировки. Он не знал того, что первый агент назначался екатеринбургским резидентом всерьез, а второй лишь фиктивно, для отвода глаз. В операции «Ковчег» сомнительный агент «Гомонов» так и значился: приманка. Ничего другого от него и не ждали. Пусть привлечет на какое-то время к себе пристальное внимание советских органов власти. Впоследствии они, наверно, поймут свою ошибку, но уже будет поздно: операция «Ковчег» будет завершена. Так рассуждал «Батя».

…Едва закрылась за иностранцем дверь книжного магазина, помощница выбежала к своему директору. Он охотно удовлетворил ее любопытство, но рассказал ей, разумеется, далеко не все то, о чем говорил с покупателем.

Помощница успокоилась. Выждав немного, Караулов достал немецко – русский словарь, аккуратно, почти незаметно положил в карман, оставленную связником закладку.

Вечером, вернувшись домой, он задернул на окне плотную занавеску, потом он извлек из потайного места флакон с прозрачной жидкостью, бережно проявил то, что было начертано на закладке. Расшифрованная Карауловым инструкция была немногословной. Агенту № «105», имеющему кличку «Багратион», предписывалось в самом срочном порядке возобновить прерванную работу, но уже не в качестве рядового агента, каким он был раньше, а екатеринбургского резидента. Тайное письмо заканчивалось следующими словами: «В ближайшее время к вам явится «Закалённый». Обеспечьте ему в вашем доме надежное убежище. Выполняйте все его указания, «Батя». Это мог быть и Гладких или сам Обыденов. «Кто их разберёт», – думал про себя Караулов.

Владимир Караулов несколько раз перечитывал инструкцию. Резидент! Столь значительное повышение взволновало его. Как это надо понимать? Почему его долго держали в консервации, почему теперь, когда меньше всего можно было рассчитывать на задание от «Бати», он выдвигается в резиденты? Может, его испытали, и, наконец, нашли достойным такого доверия? Или на него пал выбор лишь потому, что нет сейчас в Екатеринбурге достойных людей, и образовался вакуум? Владимир Караулов за время работы под началом людей «Бати» много раз удостоверивался, что наивно ждать от хозяина высокой справедливости. Пока даешь ценные сведения, добытые с риском для жизни, ты нужен, получай деньги. Пока не попался, пока на твой след не напала разведка противника, пока ты безопасен для существования резидента, тебя оберегают и опекают твои тайные друзья. И они же, отправят тебя на тот свет, если провалишься. Значит, здраво рассуждая, повышение в резиденты не знак особого доверия к нему, Владимиру Караулову, а необходимость, вызванная гибелью Померанцева. А, может быть, это связано с прибытием Императорской Семьи? Нет, лучше не гадать.

Как бы там ни было, «Багратион» был рад, что объявился «Батя», что снова сможет заработать на своё будущее. Новое положение сулило ему большие выгоды. Еще бы, резидент! Владимир Караулов как старый агент, особо приближенный Померанцева, отлично знал круг обязанностей резидента. Только резидент точно знает, кому он служит и, где находятся его хозяева. Только он получает инструкции, пересланные из центра специальным связником или по эстафете. Резидент вербует агентов, инструктирует их и по своему усмотрению оплачивает их услуги. Резидент заботится о том, чтобы они не знали друг друга, жили скромно, не привлекая к себе лишнего внимания и не вызывая подозрений. Резидент убирает со своей дороги тех, кто становится опасным для его, резидента, существования. Он, резидент, обучает завербованных всему тому, чему в свое время обучили его: выуживать у болтунов интересные сведения, подслушивать секреты, воровать плохо лежащие документы. В тайниках резидента хранятся: оружие, сильно действующие яды, крупные суммы денег, симпатические чернила, набор инструментов и материалов, с помощью которых можно сделать, в случае надобности паспорт, служебное удостоверение. Резидент создает конспиративную квартиру – укрытие для тех, кто будет переброшен из-за линии фронта, и для тех, кого надо отправить за линию фронта. Только резидент нацеливает своих агентов на тот или иной важный объект.

Наиболее трудная и опасная сторона «деятельности» резидента – вербовка агентуры. Провалишься на первом же человеке, если твой шеф в свое время не обучил тебя определять слабости людей и не выковал из тебя «ловца человеческих душ». Атакуй избранных тобой наверняка, побеждай всякий раз. Неудавшаяся атака – твоя гибель.

Последние ночи пред этой встречей он плохо спал. Однажды ночью проснувшись среди кошмара, от которого он никак не мог очнуться, но о котором впоследствии ничего не мог вспомнить, сел на кровати в полной темноте, подавленный, весь в холодном поту, с ощущением смертельной тоски, какой доселе никогда не испытывал. Он знал, что ему необходимо что – то сделать, но он не помнил, что именно он должен сделать, и растерянно шарил руками вокруг себя. Он испытывал почти такое же мучительное ощущение, какое пережил в восьмилетнем возрасте, когда болел ангиной, и ему как-то ночью казалось, что потолок медленно опускается на него, а его матрац поднимается навстречу потолку. Он силился сбросить с себя оцепенение и сделать то, что ему приказали, ибо не был против них, что бы они там ни думали. Вдруг его рука коснулась чего-то гладкого и холодного. Он бессознательно искал у изголовья, с той стороны, где стоял ночной столик, выключатель электрической лампы. Раздался грохот: что-то опрокинулось, и поднос с бутылкой минеральной воды и стаканом полетели на пол. Он никак не мог найти ни электрической лампочки, ни выключателя. Ночной столик, должно быть, немного отодвинули, позднее он постарался выяснить, почему это случилось, а пока что испытывал лишь непреодолимое желание немедленно действовать. Должно быть, он слишком перегнулся, ибо, как сноп, свалился с кровати на пол. Поза, в которой он очутился, была не менее нелепой. Обнаружив на ощупь мокрые осколки стекла, он решил, что на его руку неизвестно откуда льется кровь. Напрасно он старался подняться, ему никак не удавалось этого сделать, и, выбившись из сил, в полном отчаянии, движимый инстинктом младенца в колыбели, он закричал. На его крик никто не прибежал. Он включил электричество и с минуту сидел как вкопанный, с ужасом думая, что он начал сходить с ума. Тут он вспомнил вдруг о своей первой любви. Это было в 1916 году. Он влюбился в девушку из дворянской семьи, которая проживала в Петрограде. Звали её Натали. В эти весенние дни Владимир Караулов молодой прапорщик познакомился с девушкой на одном из вечеров, посвящённых очередному выпуску офицеров. Он много бродил по улицам и садам города со своей новой подругой, она была хороша собой, её душевная чистота и пламенное преклонение перед всем высоким, её безошибочное чутье в вопросах искусства и страстная любовь к музыке, проницательный ум и художественный талант делали ее необычайно привлекательной. Он был страстно влюблен в Натали, и очарование столь молодого существа было слишком сильно, и она увлекла его восприимчивую натуру. В общении с ней Владимир находил покой, питательную среду для своих мыслей, удовлетворение потребности в философских беседах и, наконец, радость встреч с молодой, возвышенно настроенной безгранично поклонявшейся ему женщиной. Уже потом, будучи на фронте он писал ей. Но она не дождалась его. Вышла за другого. Она получила весточку, после его ранения, что он умер в госпитале. Письма он хранил много лет. Он перечитывал их помногу раз. Но та жизнь из него не уходила. И вновь он приступил к их чтению. Это отвлекло его от кошмара. 14 апреля 1916 года.

«Дорогая моя Натали, весна этого года – самая прекрасная, – это я говорю и чувствую, – так как я познакомился с Вами… Я был Вами застигнут в момент, когда мною всецело владело отчаяние; но оно исчезло, благодаря Вашему взору. Я умирал от одиночества. Но вот явились Вы. Я сразу понял, что Вы – «из другого Мира, не из этого абсурдного, который чужд мне. Милая Натали, милая девушка! Война! – Я жив только благодаря Вам моя великая богиня? Как Вы дороги мне. К сожалению, жизнь отвела мало времени для общения. Но я вспоминаю те недолгие часы, дни, когда мы вместе болтали или гуляли; я сохранил об этом самые лучшие воспоминания. С тех пор, как я уехал, я пережил досадные часы, мрачные часы, когда нельзя ничего сделать. Я всё время на передовой, вокруг смерть, боль и Вы как ангел для меня, который пленил меня и ведёт меня по жизни. Простите меня, милая Натали за это отклонение от темы, но я должен позволить себе это сделать, чтобы дать отдохнуть своему сердцу» Второе письмо он читал уже более спокойнее. «…Все лето я перечитывал Ваше первое письмо, и оно часто делало меня счастливым. Если я Вам пишу не особенно часто, и Вы ничего от меня не получаете, то я пишу Вам мысленно. Я могу себе представить и без Ваших строк, как Вы живете в Петрограде. Если не дождётесь меня, то выходите замуж, милая Натали, или уже вышли, а я Вас и не увидел. Желаю Вам счастья!… Сегодня я после атаки в 15 часов остался в живых… Ну, прощайте, милая Натали. Я целую Вас и все мои мысли о Вас. Пишите мне чаще!» Он прекратил чтение, положил письма в ящик столика и лёг.

Утром он вызвал доктора. Доктор, у которого он консультировался, а это был доктор Деревенько, обслуживал госпиталь на станции Екатеринбург II, объяснил ему, что это может случиться с каждым, и в любом возрасте. Доктор высказал мысль, что, вероятно, кошмар его мучил из-за судороги его ноги, которую он недавно повредил в лесу во время прогулки или плохой циркуляции крови. Доктор прописал Владимиру Караулову успокоительные и посоветовал чаще бывать на свежем воздухе. А познакомила Караулова с доктором, начальник госпиталя, Голубева Татьяна Ивановна.

После встречи с Обыденовым, Владимир Караулов мысленно привыкал к своему новому положению, всю время размышлял, рассчитывал, как, когда и с чего именно ему начинать. Владимир, прежде всего, решил подвести прочный фундамент для своей работы. Он стал искать себе надежных помощников, способных принести существенную пользу «Бате». Перебрав добрую сотню своих екатеринбургских знакомых, друзей и приятелей, новый резидент остановился пока на одной личности, широко известной коренным жителям Екатеринбурга, – на Татьяне Голубевой. Голубева была начальником госпиталя. У Караулова были данные, что она имеет влияние на Голощёкина секретаря Уралоблсовета и что он её, чуть ли не сделал казначеем своей партийной кассы. Родилась Голубева на берегу Тобола, в Тюмени, в семье купца. Раннее детство провела в городе Тюмени. Училась в Берлине. Замуж вышла за Юрия Гуляева и родила ему сына Павла в Екатеринбурге, но фамилии мужа не взяла. Обучаясь за границей, она разъезжала на отцовские денежки по Европе. Она подолгу проживала в Румынии, Чехии, общалась в основном, с фармацевтами. Татьяна Ивановна Голубева свободно могла общаться на румынском, немецком, чешском, быстро усвоила их привычки, переняла вкусы. Попади она на румынскую территорию, она была бы румынкой. В Праге и Берлине, она и вовсе могла свободно осесть и жить. Но теперь она проживала в Екатеринбурге.

Татьяну хорошо знали в городе все медики и фармацевты, кто хотел быстро получить дефицитные лекарства, особенно в это кошмарное время. Татьяна Ивановна была фармацевтом и, кроме того, могла посодействовать в любой другом деле, в том числе, купле и продаже. Она впитывала все городские новости и сплетни. Она же излучала их по всем направлениям.

Вот эту Татьяну Ивановну и решил Караулов он же «Багратион», он же агент № «105», в самый кратчайший срок сделать своим агентом.

Жадность к деньгам, лицемерие, любовь к разноцветным тряпкам, привычка вкусно есть и сладко пить за чужой счет, привычка жить, подобно кукушке в чужих гнездах: сегодня – в Румынии, завтра – в Чехии, послезавтра – в Германии. Изощренная ловкость авантюриста, готовность убрать с дороги всякого, кто покушается и на её личное благополучие, – все это, давно было присущее Татьяне Ивановне, и как нельзя, кстати, облегчало трудную задачу резиденту. Для того чтобы сделать Татьяну Ивановну своим человеком, то есть, заставить, сознательно, служить себе, а значит и «Бате», резидент должен был сделать немного: подцепить ее какой-нибудь приманкой.

В один из апрельских вечеров, закончив работу в книжном магазине, Владимир Караулов отправился на Луговую улицу, в самый её конец, где жила Татьяна Ивановна. Как всегда, на нём были черный, тщательно отглаженный, без единого пятнышка костюм. Безукоризненно белая рубашка, поношенная, но еще приличная велюровая шляпа и ботинки на толстой подошве, сделанные из грубой кожи быка, не боящиеся ни воды, ни снега, ни солнца. В правой руке Владимир Караулов держал небольшой увесистый чемоданчик. Он шел по той стороне улицы, где особенно густо распустили свои ветки деревья и кустарники. Благополучно, без проишествий, добрался в конец Луговой, к кирпичному, под красной жестяной крышей дому Татьяны Ивановны. Все его окна были со ставнями, они были открыты. Владимир Караулов подошел к калитке, надавил ее плечом. Заперта. Что же делать? Стучать в калитку не хочется: услышат соседи. Владимир Караулов перелез через штакетник, отгораживающий наружную, выходящую на улицу часть дома, и осторожно постучал в окно. Прошла минута, другая, третья; никто не откликался. Владимир терпеливо ожидал.

– Кто здесь? – послышался, наконец, вкрадчивый голос.

Он донесся со двора. Владимир обернулся. На черном фоне вечернего, с яркими звездами неба, поверх деревянного плотного забора он увидел чью – то черную фигурку. Вглядевшись в темноту, он узнал Галину, компаньонку Татьяны Ивановны, монашенку в недавнем прошлом: ее белое, как мел лицо, ее темный платок, который по-монашески был наброшен на голову, удивили его. Она стояла у входных дверей на ступеньках невысокого крыльца и внимательно рассматривала его.

– Принимай, Галина, это я, – произнес вполголоса Владимир Караулов.

– Кто это?

– Тот, кто любит вас.

Через минуту она пропустила его в открытую дверь.

– Добрый вечер, товарищ Владимир! Вы сегодня к той, кого любите, или к той, кого уважаете? – насмешливо спросила она.

– К обеим сразу. Хозяйка дома?

– Дома. Проходите.

– Одна или с клиентами?

– Мы клиенток днем любим принимать, а вечером в основном клиенты к нам наведываются. – Галина засмеялась и убежала в дом.

Прикрывая рукой глаза от яркого света, Владимир Караулов открыл дверь в прихожую, и лицом к лицу столкнулся с Татьяной Ивановной.

Это была очень красивая женщина: стройная, светлолицая, с огромными голубыми глазами. Чёрные её волосы были заплетены в косу, которая лежала на её правом плече. Рот ее слегка накрашен помадой. Золотые серьги раскачивались в ушах. Пальцы на руках унизаны кольцами. Указательный и большой на правой руке были желтыми от частого курения. Яркое платье – множество ромашек на белом поле, – чёрные туфельки и прозрачные чулки с черной пяткой довершали ее наряд.

– Добрый вечер, Татьяна! – Караулов аккуратно поставил чемоданчик в угол прихожей, степенным шагом подошел к хозяйке и, нагнув голову, прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони.

– А, Владимир! – бархатным, высоким сопрано, протянула хозяйка, не заметив прохладной сдержанности гостя. Рот ее растянулся в улыбке, чёрные брови, поднялись кверху, а серьги радужно засверкали своим желтовато – золотистым светом, и закачались как маятники.

– Галина, где наше французское шампанское? Доставай, живо! И ужин готовь.

Через полчаса Владимир Караулов, тщательно прикрыв грудь большой накрахмаленной салфеткой, сидел за столом напротив Татьяны Ивановны и с богатырским аппетитом уничтожал свинину, костромской сыр, яичницу, пил красное вино и непринужденно беседовал с раскрасневшейся хозяйкой. На правах старого близкого друга, который всегда, в любое время дня и ночи, постучись он в дверь, был принят. Он позволял себе время от времени прикладываться к руке Татьяны Ивановны, после чего спокойно продолжал поглощать пищу.

Уже было около полуночи. Галина убрала со стола посуду и тихо отправилась спать в свою комнату. Покончив с едой, Владимир Караулов сосредоточил все внимание на вине: он постоянно подливал его в свой бокал и в бокал Татьяны Ивановны. Она не отказывалась, пила наравне с ним. Наконец, Владимир решил приступить к делу.