Мой ангел

– И…

– Ну а что мне оставалось делать? Они бы меня убили, если бы после таких затрат я не написал того, что им было нужно.

– Значит звукозапись…

– Поддельная! – чуть не кричал Моргунов, – слеплена из разных кусков, обрывков фраз Добролюбовой. И не служба безопасности делала её, а кто не знаю, но аппаратура была достаточно качественной, поэтому на слух всё кажется вполне нормальным!

Эти слова он произносил в гробовом молчании. Прокурор буквально онемел, а его глаза чуть не выпали из глазниц и не покатились по полу. Судьи заворожено смотрели то на Моргунова, то на Андрея. А я… Да что я, я в себя не могла прийти от такого. Это же значит, что я вполне нормальная, что не было никаких провалов в памяти, а самое главное – я невиновна!

Андрей тем временем продолжал:

– Хорошо что вы сознались в даче ложного заключения. Вас ждёт предусмотренная законом ответственность, но это уже выходит за рамки моих интересов. У меня вопросов больше нет.

Вопросов больше не было ни у кого. Всё было предельно ясно. После того как Моргунов вышел, нас удалили из зала. Однако не более чем через пятнадцать минут, нас пригласили обратно, и один из судей зачитал решение. Приговор гражданки Добролюбовой отменить, уголовное дело передать на новое судебное рассмотрение в тот же суд, а мерой пресечения вновь установить подписку о невыезде.

Что тут сказать???!!! Моей радости не было предела. Я слушала эти слова словно в каком-то сказочном полусне. Я не помню, как с меня сняли наручники, не помню… не помню вообще ничего. Я села на скамью и плакала, плакала от счастья. Нет, даже не плакала, я рыдала. Рыдала, а слёзы текли не то, чтобы ручьями, а реками, водопадами. Да, я не проронила ни одной слезинки с момента убийства Аркадия Семёновича, и вот теперь они прорвались наружу.

Наконец рыдания стали утихать, и я вновь стала способна замечать то, что творится в окружающем меня мире.

– Надя, Надя, успокойся, – пытался привести меня в чувство Андрей.

– Спасибо тебе, спасибо, – я бросилась ему на шею и новая волна рыданий опять накатилась на меня.

– Надя, – Андрей мягко отстранил меня, – успокойся, нас ждут.

– Кто? – я обвела помещение глазами и увидела свой конвой, – а как это…, – от волнения я стала заикаться, – меня снова на зону?

– Ты вещи свои оттуда забрать не хочешь? – улыбнулся Андрей.

– Ах, это, – с облегчением вздохнула я, – спасибо тебе, Андрей.

– Надя, пойми, мы сделали только первый шаг. Вся борьба ещё впереди. Те люди, которые оклеветали тебя, будут придумывать новые пакости. Нам надо быть готовыми к этому. Но для начала тебе надо отдохнуть. Поэтому мы сейчас быстро едем за твоими вещами, я отдаю подполковнику Харлампиеву копию решения суда об отмене приговора, а потом я отвезу тебя к твоим родителям. Им я ничего не говорил, пусть у них в жизни будут не только плохие сюрпризы.

Обратно мы ехали в том же УАЗике, что вёз нас и сюда. Но я уже была просто пассажиром. В колонии мы сразу поднялись в кабинет начальника, он, казалось, с нетерпением нас ждал.

– Ну как? – он посмотрел на моё зарёванное лицо, – неужели не получилось?!

Андрей молча протянул ему копию решения суда.

– Добролюбова! Надя! – закричал подполковник, бегло просмотрев его, – поздравляю! Чего же ты ревела?! И опять ревёшь?! Тебе же смеяться, радоваться надо!

– Я и радуюсь, – улыбнулась я, но слёзы против моей воли усердно катились из глаз.

– Ну, молодец! Ну, молодец! Ай да, Москва! – он повернулся к адвокату, – Андрей Олегович! Разрешите сказать вам большое спасибо, за то что вы вытащили отсюда эту девочку. Здесь ей делать совершенно нечего. Здесь бы её загубили. Вы ей только что жизнь спасли, и не только жизнь, но и душу её чистую! Спасибо вам!

– Степан Иванович, – улыбнулся Андрей, – ещё рано говорить спасибо, её ещё не оправдали, дело только на пересмотр отправили. Нам ещё предстоит борьба.

– Ой, Москва! – погрозил ему пальцем подполковник, – ой, хитрющий! Да у тебя весь процесс уже в голове спланирован! Знаю я вашу братию! Ты уже знаешь, что, кто, когда скажет. Не посадят её уже точно! Поверь мне на слово.

– Посмотрим, – туманно сказал Андрей.

– Да, уж, видно сам Бог тебя сюда послал, чтобы спасти невинную душу, – покачал головой Степан Иванович.

– Наверное, – кивнул Андрей и как-то странно посмотрел на начальника, но тот этого взгляда не заметил.

– Слушай, Андрей Олегович, оставь нас на пять минут, пожалуйста, хочу пару слов Наде на прощание сказать.

– Хорошо, Надя я буду ждать тебя в своей машине, выйдешь, увидишь. Чёрная «Ауди».

– Ладно.

Когда за Андреем закрылась дверь, Харлампиев повернулся ко мне и сказал:

– Ну что, Надежда, поздравляю тебя. Видимо Бог на самом деле есть на свете, коли не допускает, чтобы такие мерзости творились. Надежды было мало, но я тебе не зря говорил, что она умирает последней, – он погрозил мне пальцем, – смотри, больше сюда не попадай, а то такой шанс, как этот, один раз в жизни выпадает человеку. Надо же Москва твоим делом заинтересовалась… Хотя, почему бы и нет… Может они хотят наш город к рукам прибрать, вот и решили наказать твоих обидчиков, убрать их, а их бабки себе заграбастать… Всё может быть…

Он посмотрел на меня, на мой растерянный вид и засмеялся:

– Надежда не гляди на меня так! Я же просто болтаю всякую чепуху! А по поводу Андрея не сомневайся, я много людей на свете перевидал, он настоящий, он на самом деле хочет тебя отсюда вытащить. И не ради карьеры, а ради тебя самой. Поверь мне. Да, кстати, не упускай такой шанс, может замуж за него выйдешь, в Москву поедешь, родителей туда перетянешь…

Он опять засмеялся.

– Не обращай внимания, опять мелю всякую чушь. Ладно, счастливого тебе пути. Иди, собирай свои вещи, сейчас как раз все на работе, никто не помешает, и уматывай на все четыре стороны! Как говорится, скатертью тебе дорога!

– Гражданин начальник…, – начала было я, но Харлампиев меня перебил:

– Ну, Надежда! Какой я тебе гражданин начальник? Теперь я тебе уж кто угодно только не гражданин начальник! Ты ведь свободная теперь! Ты это понимаешь? Называй меня теперь хоть пнём неотёсанным, хоть дубиной стоеросовой, но никак не гражданином начальником!

– Можно я лучше по имени-отчеству? – улыбнулась я, – Степан Иванович, я бы хотела с Катей поговорить, прежде чем уйду отсюда, очень хочется ей рассказать.

– Эх, с Катей, – вздохнул подполковник, – ещё одна проблема, ещё одна головная боль. Этот гад упёк её за решётку, хотя не за что. Похищение собственного ребёнка, даже если тебя лишили родительских прав, по закону преступлением не считается. Но, – он развёл руками, – у нас не закон в стране правит, а деньги. Так мало того, что он её сюда запихал, он ведь и следит здесь за ней, чтобы не дай бог она раньше не вышла. Я ведь два раза ходатайствовал о её досрочном освобождении, но мне отказали, да ещё намекнули, что больше ходатайствовать не стоит, а то и место могу потерять. Но ничего, через месяц-другой опять напишу. Может, что изменится после твоего дела. Ладно, иди, не поминай лихом, прости ежели чего не так. Сама понимаешь, работа нервная.

– Спасибо вам, Степан Иванович!

– За что спасибо-то? – невесело усмехнулся Харлампиев, – за то, что в карцер сажал?

– За человеческое отношение, вообще за всё.

– Ладно иди, мне тоже делами заняться надо. А Катерину я к тебе пошлю.

Катя действительно пришла, когда я собирала вещи.

– Надька! Неужели?!

– Катюха, ты не поверишь!

Я вкратце рассказала ей обо всём, что творилось в суде, а потом добавила ещё то, что сказал Харлампиев.

– Надька, как я рада за тебя! Как тебе повезло! А насчёт моего бывшего, я и так всё знала. Паскуда и сволочь ещё та. Не переживай! Одна просьба к тебе у меня будет. Найди там на воле дочку мою, передай ей письмо от меня. Сейчас я его черкану. И на словах передай, что я её люблю, скоро приеду, и этот гад уже никогда нас не разлучит.