ATLAS. Праймал. «Мифы всегда преувеличивают, но никогда не лгут»

– Помниться мне, где-то писали, что ты сам отрубил себе по локоть руку в наркотическом приходе.

– Так и есть. Если считать анестезию наркотическим приходом и собственное соглашение на операцию. Одни писали, сошел с ума! Другие говорили, думаешь, это тебя как-то превознесет над Бернетом, Бэнкси, Артуром Муа, Дали? Они не понимают, что для меня это просто инструмент. И забывают, что все свое состояние и имя я сделал на традиционных работах. Но мне нужен был вызов, нужен новый горизонт. И я пошел на этот шаг ради искусства. Все эти инсталляции на злобу дня, что представлены в выставки, вызовы, работы моих коллег, карикатуры и политиканство. Все что бы привлечь больше людей. Но только обратившись к моим картинам, вы сможете взглянуть на себя, на всю иллюзорность происходящего. Каждый увидит кадры своей реальности, и ни один критик не сможет обесчестить то, что индивидуально для каждого. И именно сегодня я вывожу понимание картин, на новый уровень глубины. С помощью волшебства.

Филипп бросил перчатку на стол и удалился на кухню. Она была прям здесь, в двух шагах. Оказавшись спиной к гостям, он продолжал:

– Строительство картины, а именно так я отныне называю процесс написания, сводиться к трем вещам. Первая – это идея. Вторая – это уплотненный в материале код. Третья – зритель. Но я нашел еще один элемент. Тот, что устанавливает чувственную связь зрителя с картиной. Самая удобная подача на подобных светских вечерах и мероприятиях – это, правильно, шампанское! – левой рукой Филипп заправляет в отделы своего стального творческого инструмента, две колбы с густой жидкостью. Темно фиолетового и красного цвета. Механизмы перещелкиваются, из руки как из отпаривателя выбивают облака пара. Секунд пятнадцать на весь процесс и вот уже из слегка разжатого кулака в стеклянное блюдце падают одна за одной прозрачно темные сферы. Филипп возвращается и ставит на стол поднос с бокалами шампанского и блюдце космических конфет. – Но это, чистая магия!

Филипп пододвинул одно из кресел во главу круга и поставил на него свою белоснежно чистую картину. Красная точка была немного выпуклой на неровно-волнистой поверхности полотна. Филипп взял одну сферу.

– В восточных легендах есть поверья о джиннах, духах, которые не воспринимает ни одно из пяти человеческих чувств. Но именно они устанавливаю связь между человеком и всевышним. Загадывайте желание друзья, ибо только так можно направить эту силу к источнику.

Филипп отправил стеклянное блюдце с темным драже по кругу. Все гости с интересом, а кто-то и с небольшим опасением, взяли по манящей сфере.

– Я приглашаю вас в свой мир! А по возвращению мы поговорим о том, что же черт возьми такое подлинное искусство!

В искажающем отражений «рыбьего глаза», отзеркаливалась вся панорама комнаты и всех действующих лиц. Агата пристально рассматривала кристальный космос, запертый в капсуле. Прозрачная с краю и абсолютно черная в своей сердцевине. Блестки красных, белых и вельветовых звезд разбавляли и одновременно тонули во тьме этой маленькой сферы. Наверно в какой-то момент большого взрыва наша вселенная была именно такой.

Добровольцы этого эксперимента, один за другим проглатывали окутанный слюной микрокосмос.

– Красота в глазах смотрящего.

***

«Звук затвора фотокамеры на смартфоне».

– Как и обещал. – отправляю Игорю сообщение и свое фото в рост.

Черный классический костюм тройка, украшенный крупным, но легким геометрическим орнаментом. Зауженные штаны, малиново-розовый галстук и платок того же оттенка в нагрудном кармане пиджака. Аккуратно подстриженная, короткая черная борода и слегка взъерошенная прическа. Еще раз бросаю взгляд на туфли и на свое отражение в зеркальном пространстве лифта.

– Годиться. – прокомментировал Игорь.

Двери лифта открылись. Чересчур улыбчивый швейцар. Атриум. От местной роскоши я бы наверно ахнул, будь я женой местного толстосума с мозгами в сиськах. Еще один улыбчивый поднес шампанское. Нет, не люблю, да и вроде как при исполнении. Вежливо отказался, но спросил где именно проходит выставка «Танцы в пустоте».

– Третий этаж, месье.

Звон фужеров и дорогих колье. Держу пари, что значительная часть сливок, не местные, даже не из Ингрии. Барселона? Лондон? Венеция? Париж? Не, не привез же Морель с собой всю Францию. Вон бледная как мел манекенщица, под ручку с пузатой лысиной такого же белесого цвета. А вон курица гриль, явно передержанная в солярии. А этот ровный загар, привезен, с каких ни будь Кариб. Его обладательницу я бы… гхм гхм, но только квадратное лицо ее кавалера смущает. Хруст канапе и шум винегрета языков и наречии, словно здесь проходит съезд дружбы народов. Губы некоторых мадам столь велики, что даже пригубить шампанского для них становиться испытанием. А статные сэры вымачивают свой усы с прищуром дегустатора, пытаясь определить уровень кислинки в этом бледно желтом, газированном напитке.

Достаточно быстро я проскользнул мимо забавного пляшущего фонтана и преодолел лестницу. Третий этаж. Да тут этих залов десятки. Народ плывет из одного в другой.

Я разглядел рекламную вывеску «Танцы в пустоте» и двинулся ей навстречу. По пути набираю Агату.

Вызов.

Хм, любезнейший Филипп предоставил мне прямой пропуск наверх. Что мы знаем? Он рядом с Агатой, ну или Агата рядом с ним. И где-то там, где они рядом друг с другом, вроде все спокойно.

– Мы ждем тебя. – сказала Агата и завершила вызов.

И они меня ждут. Хорошо.

Я подошел к большим открытым дверям, ведущим в выставочный зал. Сказал охране: «89—308». Тут же, словно материализовавшийся откуда-то из-за моей спины швейцар, вынырнул со словами: «Пройдемте за мной, месье», и проскочил в двери. Я за ним. Охрана только проводила нас взглядом.

Мы двигались прямо через зал в его противоположный конец. Оглядываясь по сторонам, я наблюдал за завороженными зрителями. Одни стояли истуканами, другие странно подергивались и посмеивались. Третьи вздрагивали от страха. Странная атмосфера. Едва уловимая музыка, в которой трудно было уловить, что именно за инструмент играет, просто источается какой-то звук. Но мелодичный звук. Все пьют шампанское. Почти никто не разговаривает, в отличие от гостей в атриуме. Один мужчина водит глазами и руками перед картиной, словно ищет ту, регулярно исчезающую красную точку лазерной указки, которой обычно дразнят котов. Внезапно взрыв громкого смеха сотрясает женщину, стоявшую с закрытыми глазами перед черной картиной. Свет в зале периодически становился тусклее, это было заметно по одному побледневшему лицу. Бледность его была слишком явной, свет жёлтой кислоты в бокале высвечивал вены на его лбу. По-моему, он упал, подкосились ноги. Я заметил, как кто-то дернулся в его сторону, но мы с проводником уже скрылись в другом коридоре.

Мы прошли красным тоннелем к лифту. Я думал, точнее даже надеялся, что здесь он меня и бросит, но в лифт мы зашли вместе. Проводник нажал на кнопку «89». Неловкие 84 этажа пресного молчания и вот двери наконец открылись.

– Пожалуйста месье, ваш 89 этаж.

***

Приятный ламповый свет резко сменился полумраком флуоресцентного цвета. Зеркальная плоскость белого в прошлом полотна отражало смотрящих. Их взгляды провалились во фрактал зеркальной ямы их же взглядов. Красная отметина зияла прицелом на лбу каждого. Волнообразные движения окружающей реальности стали сминать пространство, уплотняя его, замедляя восприятие времени. Через замочную скважину подсознания просачивались все такие далекие детские переживания и личностные комплексы. Перед внутренним экранном проносился морфинг миллион лет эволюции, пульсирующий цвет, склеенный звуком моря, но не бушующего прилива, а звуком приставленной к уху ракушки. Да это не звук настоящего прилива, даже не его отголоски, как и эта трансляция цветопередачи в мозг лишь сублимация восприятия одного только пережитого момента. И вот цепь обрывается. Она осталась одна, в темноте. Бескрайние просторы этой бездны, сменяются мраком тесной комнаты. Накатывает чувство прелести смерти, неведения и беспомощности. Она нащупываешь в темноте стену и очерчивает мысленно пространство, в котором находится. Это пространство вязкое. Некое внешнее трение побуждает ее докричаться до признаков жизни с другой стороны стены. Но желание крикнуть что либо, оборачивается спазмом горла и абсолютной тишиной. Она чувствует невесомость комнаты, ее легкость. Трение становиться более интенсивным.

Трение, которое было где-то там, вдруг стало прямо здесь. Зудом выступив на обратной стороне глазного яблока. В расфокусированном взоре проявляется образ. В отражении зеркала, со спины, проглядывался темный силуэт с ореолом тускло зеленого света.

***

Полумрак комнаты. Несколько больших дисплеев. Темная фигура сидела неподвижно в кресле. Позади него стояла цилиндрической формы стеклянная цистерна. В ее густой ядовито-зеленной жидкости, свет от которой заливал всю комнату, бездвижно плавало мужское тело. Оно вдруг дернулось. Движение это больше походило на резкую судорогу, после которой его веки открылись, обнажив черные белки глаз.

Человек в кресле немного расслабившись откинулся на спинку. Где-то под креслом раздался скрип, он был чуть громче тихого гула генератора жизнеобеспечения.

– Наконец-то Виктор, наконец-то. – произнес человек.

На дисплее, с помехами, появилось сбивчивое изображение номера отеля «Ригель», пентхауса номер 308, Филиппа Рю Морель. Человек в кресле потянулся рукой и нажал на какую-то кнопку. Пошел исходящий сигнал.

СВЕРХУ-ВНИЗ

Коридоры больших отелей пусты, по углам тянется дым сигарет, ускользает через вентиляцию. Из звуков только шелест воды в стенах. Жители бетонных коробок в далеких от сюда спальных районов, по таким звукам перелива воды в батареях предвкушают сезон отопления. А здесь, в стеклянных стенах просто барахтаются рыбки на усладу постояльцам.

Оказавшись в широком коридоре больших дверей, я отсчитывал номера: 304, 306, 308. Вот. Абсолютная тишина.

Слева от двери, в водяной полости стен, я встретился взглядом с рыбой-попугаем.

– Я у номера, захожу. – декларировал в слух, не отрывая взгляда от рыбы.

Подумал, что стоит постучать, но просто толкнул дверь вперед. Не заперто. Открыв дверь, я выпустил в коридор легкий электронный рэйв игравший в номер 308. Я вошел внутрь и закрыл дверь. Закрыл, изнутри провернув ручку до щелчка. В дальнем конце номера, в общем, большом зале стояли мягкие диваны, на них кто-то сидел. Я двинулся в их сторону. В неоновой темноте, находясь у входа можно было разобрать лишь силуэты. В центре их полукруга стоял мольберт, так мне показалось. Впрочем, я не слишком ошибся, это была картина на кресле. Пустая картина. Прямо за ней панорамный вид на ночные светильники железобетонного леса и выход на веранду с бассейном. Я двигался вдоль стены, нащупывая возможный переключатель освещения. Ага. Щелк. В комнату вернулся ламповый свет. Черт, картина меня не обрадовала.

Я подбежал к Агате. Она не отзывалась на мой голос. Я держал ее голову, всматриваясь в ее пустой взгляд. Дергал ее за плечи и кричал. Ноль реакции. Я обернулся назад, в сторону ее нейтрального взгляда. Белая картина, красная точка. На столе тлел кальян, бутылки из-под пива, недопитые коктейли, пустые и полупустые бокалы шампанского. Еще стоял поднос с блюдцем. В нем было несколько неких сферообразных таблеток. Судя по всему, таблеток. Перевел взгляд на других созерцателей пустоты. Все так же сидели неподвижно, но вдруг стали проявлять своеобразные признаки жизни. Одни стали подергиваться. Кто-то разразился смехом. Это очень было похоже на тех посетителей на выставке. Я загородил собой картину и снова посмотрел в глаза Агаты. Внезапно ее тоже стало лихорадить. С трудом обхватив ее руки по швам, я понес ее в туалет. Она кричала. Не сильно, не громко, прерывисто и порой пронзительно кричала. Я дотолкал ее силой к унитазу. Дальнейшая процедура вызова рвоты у другого человека не очень приятна. Но что поделать? У Агаты уже была зависимость и мне уже не раз приходилось спасать ее волосы. Так что, учитывая наш опыт – все произошло быстро. Опустошив свой желудок от всего, что в него входило с самого утра, включая остатки этого вечера, Агата вроде успокоилась. С моего звонка прошло минут двадцать. Не знаю насколько эта дрянь успела проникнуть в кровь.

– Алан! Алан, господи, что у тебя там происходит? – нарушил радиомолчание Игорь.

– Непредвиденные обстоятельства.

– Ты в номере? Где Филипп? Ты там что в бассейне плаваешь? Что за хлюпанье?

У Агаты начались пустые позывы, холостые сокращения желудка. Вроде все. Я отпустил ее отвлекшись на Игоря.

– Филипп здесь. Как и моя сестра. Они все в каком-то замороженном состояний. Я видел этих «джиннов» – маленькие сферы. – я умывал руки смотря в зеркало, как Агата сидит на полу.

– Что? Ты сказал сестра? В общем, Алан, Филипп и ингредиенты, помнишь?