Истории о любви

– А ещё смешные персонажи были?

– Был. Как раз через день после грузина. Написал какой-то деятель из Тмутаракани. Щеголял знанием отборной фени и под конец переписки заявил, что натравит на меня братву.

– А ты, деятель культуры?..

– А я, как ты верно заметил, как деятель культуры попросил его оставить номер телефона, чтобы договориться о встрече. После этого он не просто ушёл в несознанку, но даже удалил профайл.

– Хм, а если б он написал, что тогда? – кажется, этот вопрос, а точнее, ответ на него действительно заинтересовал Пухлого.

– Осталась пара контактов со времён молодости. Вроде как при встрече они обещали помочь, в случае чего… Но, как видишь, обошлось, ибо «храбрость ковбоев Хаггис не знает границ».

– А потом?

– А потом, недельки эдак через две, как сейчас помню, перед поездкой с одной красоточкой в Доминикану я удалил свой профайл напрочь. Там, кажется, было около тридцати неотвеченных писем, но я даже не стал заморачиваться.

– А «Фейсбук» как тебе? У меня многие, кстати, там зависают постоянно, – Пухлый повертел уже пустую чашечку и, кажется, пытался что-то увидеть в оставшейся там гуще.

– Знаю только, что там есть что-то вроде моего фан-клуба, но так и не удосужился там зарегистрироваться…

– Понятно, тогда слушай дальше…

Креативное знакомство и его последствия

– Ты охренел, придурок, б…ь! – женщина в шлёпках на босу ногу орала на Алексея, стоя у двери в подъезд и, кажется, загораживала своим телом вход в него на случай возможного прорыва.

– Сама ты на голову контуженная! – крикнул в ответ Алексей, развернулся и пошёл прочь.

Как только что выяснилось, креативный метод знакомства себя не оправдал. Во-первых, «совсем», во-вторых, «вообще». Ну или наоборот, что, впрочем, никак не меняло сути дела. Метод заключался в следующем: выявлялась понравившаяся анкета на «Мамбе», а затем с помощью соцсетей вычислялись фамилия и имя дамы (последнее иногда могло не совпасть с тем, что указывалось на сайте знакомств). Потом в дело включалась пусть и старая, но всё же довольно подробная база адресного стола, купленная по случаю лет девять назад на радиорынке. Кроме того, с помощью баз городских и мобильных телефонов (тоже, увы, старых) можно было выяснить контакты претендентки на знакомство. Принадлежит мобильный даме сейчас или нет, выяснялось через «Сбербанк Онлайн».

Только что покинутая Алексеем дама была выявлена именно таким способом. Надежда Самсонова, тридцати семи лет от роду, проживавшая в одном из спальных районов города. Детей у неё вроде как не имелось, впрочем, высшее образование тоже, кажется, отсутствовало. Зато наличествовала вполне притягательная внешность. Несколько фотографий в бикини, представленные в «ВК», полностью этот тезис подтверждали.

Мало того, выяснилось, что полгода назад Алексей уже знакомился с её родной сестрой, которая была старше на два года. Впрочем, то знакомство почти сразу же сошло на нет – то ли из-за занятости сестры, то ли по причине её полнейшей неорганизованности.

Впрочем, роли это уже сейчас не играло никакой, ибо, как выяснилось, Надежда напрочь не хотела знакомиться и даже, кажется, заподозрила в Алексее маньяка. Странные персонажи и впрямь водились на просторах «Мамбы», причём не только женского пола. Одна родственница, например, рассказывала, что как-то уже договорилась с одним таким товарищем о встрече, но буквально за два часа до неё он прислал ей СМС с просьбой прислать фотографию топлес. Родственница, понятное дело, отказалась. Так что на фоне таких деятелей Алексей себя маньяком справедливо не считал. Надежда же, как он решил, либо хотела знакомиться, но не встречаться ни с кем вообще, либо же просто являлась конченой дурой. Последний вариант, возможно, был ближе к истине.

Жаль было лишь купленные розы: олигархом, несмотря на неплохой заработок, Алексей всё-таки не являлся. Оставалось лишь придумать, кому вручить букет, и как это лучше и дипломатичнее сделать.

– Алексей, ты знаешь, я сейчас работаю, а потом у меня йога, – ответила ему по телефону давняя подруга Евгения. С ней он был знаком фигову тучу лет, кажется, даже больше, чем теперь уже с бывшей женой. Замуж Евгения так и не вышла, несмотря на вполне привлекательную внешность. Отношения у Алексея с ней были дружескими. Во всяком случае, в горизонтальную плоскость за все эти годы они перешли лишь два раза – первый был изменой тогда ещё не жене, но женщине, с которой он начал встречаться (брак был заключён месяцев через семь после той встречи с Евгенией), второй – через пару дней после оформления развода. Попытки сделать отношения постоянными Евгенией пресекались. Впрочем, цветы и иные подарки она принимала благосклонно.

«Вариант пролетает», – подумал Алексей и продолжил обзвон. Катя из бухгалтерии оказалась за городом, Марина – у подружки на дне рождения, Юля, учительница английского, уехала на выходные в Москву, а Зина из какого-то НИИ собиралась к маме в область.

«Придётся подарить какой-то встреченной на улице красотке», – решил для себя Алексей. Такие эпизоды уже были у него в последние месяцы. Правда, ни к каким отношениям, даже мимолётным, они не приводили. Дамы в лучшем случае оставляли свой номер телефона. Наиболее благосклонно, как опять же показывала практика, букеты от незнакомца принимали официантки в кафе. К одному из замеченных на пути от остановки к Надиному дому заведению и пошёл Алексей.

Не хотелось больше играть

Эта история была рассказана не самим её участником, а человеком, которому тот доверял. Я ему тоже доверял, так что, видимо, это была правда. И Пижон, и рассказавший мне ту историю человек уже умерли, так что претензий за её обнародование ко мне никто не предъявит.

– Я вижу, что вы таки хороший человек, – стоящий рядом со мной благообразный еврей лет семидесяти проникновенно посмотрел мне в глаза.

– Не буду спорить, но сочту за комплимент, – ответил я. Спорить почему-то и в самом деле не хотелось. Скорее всего, это было связано не со вчерашним выигрышем некислой суммы у местных толстосумов и даже не с ожиданием ещё более шикарного выигрыша завтра у эстонского завмага, латышского контрабандиста и какого-то заехавшего в Прибалтику грузина. Дело было скорее в умиротворении, которое шло от моего нынешнего собеседника. Я уже встречал подобных людей, причём порою в самых неожиданных местах и при ещё более неожиданных обстоятельствах.

– А ведь тут я её последний раз и видел! – неожиданно резко вдруг произнёс мой собеседник.

– Кого? – я спросил скорее удивлённо, нежели резко.

– Ну не совсем тут, конечно… – несколько поумерив свой пыл, сказал благообразный еврей, представившийся мне в ресторане Марком Абрамовичем. – Этот мост был построен уже после войны, а до неё он был другим. Но место, место, молодой человек, то же самое! – произнеся это, он опять заметно оживился.

– И всё-таки, Марк Абрамович, вы так и не сказали, кого именно здесь видели, – решил вернуть я его к ускользающей нити разговора. Не то чтобы мне стало интересно, хотя, как я уже успел убедиться в ресторане и после, рассказчиком Марк Абрамович был замечательным.

– Мою любовь, – тут он почти что заплакал, хоть и удержался на этой грани «почти». – Её звали Циля Флаксман. Она была из богатой еврейской семьи и жила на Жемайтской. В отличие от других евреек у неё были пепельные волосы. Иногда она закалывала их в пучок и становилась просто прекрасной.

– Мне тоже нравятся женщины с пучком, – тут я нисколько не покривил душой, благо все матери моих детей частенько – в том числе и по моей просьбе – ходили именно с этой причёской.

– Вы меня понимаете, молодой человек, – неожиданно тонким фальцетом произнёс Марк Абрамович и даже начал крутить пальцами пуговицу на моей куртке. – Так вот, именно тут, вечером двадцать первого мая сорок первого, она и подарила мне своё колечко…

– А что было потом? – не то чтобы мне стало интереснее, просто надо было хоть что-то сказать в ответ.

– Не потом, а до того, молодой человек, – поправил меня мой собеседник, – до того. А было вот что: я был не красавцем, а скорее вполне себе среднестатистическим еврейским молодым человеком из Вильно. Мой отец был ювелиром, хотя и не особенно богатым. Это, собственно, и спасло его при приходе Советов – он как-то ухитрился через своего брата-коммуниста записаться пролетарием, потому нас и не тронули. Я даже без проблем вступил в сороковом году в комсомол. Другое дело Цилечка: она была из весьма богатой, даже по вильнюсским меркам тридцатых годов, семьи. Ничего ортодоксального в ней не было – она даже любила спорт и ходила в «Маккаби». Как её отец ухитрился договориться с большевиками – не знаю. Думаю, что деньги и тогда творили чудеса… Так вот: шансов у меня не было никаких, но весной сорок первого мы полюбили друг друга. А утром двадцать второго мая меня должны были забрать в Красную армию.

– Забрали? – несколько прервал я эмоциональный рассказ своего собеседника.

– Разумеется, забрали. Тут чудес не было никаких. Но тогда, перед расставанием, она подарила мне своё колечко и сказала, что будет меня ждать после армии здесь же, на этом самом месте. Мне надо было только заранее написать ей письмо и указать день моего возвращения в Вильно. Увы… – Тут мой собеседник с большим трудом сдержал слёзы. – Увы, но я попал в часть под Смоленск, потом началась война. Сюда я вернулся из Душанбе только в шестьдесят седьмом.