Последний отзыв
Мне книга очень понравилось, невероятные приключения, очень позитивная и добрая но при этом есть и отрицательные герои . Спасибо очень жду продолжения...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Туман. Книга первая
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Туман. Книга первая
Олег Иванович Ярков
История дружбы соседей-помещиков, переросшая в историю их совместных приключений, которым нет объяснения. Пока нет… Может статься, что и не найдётся объяснений.
Туман
Книга первая
Олег Иванович Ярков
© Олег Иванович Ярков, 2018
ISBN 978-5-4490-7318-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Туман
Олег Ярков (http://www.proza.ru/avtor/yarkoffoleg)
ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЕРВОЕ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Давно случилась сия история, давно. Не так давно, как Всемирный потоп, и не так давно, чтобы срок временного отдаления определялся ещё одним словом – «давным», но и не вчера. Можно сказать точно, что это было тогда, когда уже умели шить шапки-ушанки.
Жил в славной Тамбовской губернии, где, по преданиям, кроме нашего героя, проживали не менее славные тамбовские волки, ещё очень не старый помещик Ляцких Кирилла Антонович.
Можно ли что сказать о его внешности? Пожалуй, что, можно. Росту, Кирилла Антонович, был не большого. В дуло, старого дедовского охотничьего ружья, заглянуть не смог бы, ежели поставить оное, казённой частью, на землю.
Нрава был спокойного, причём, народовольцем, или, скажем, явным либералом он не слыл. Просто был спокойным помещиком. Его соседи судачили, что, случись, к примеру, смута, какая, или крестьянский бунт, то «красного петуха» в его дом не пустили бы. Такой вот был спокойный, и не злобливый человек Кирилла Антонович.
В своей спокойной жизни, которую обеспечивал ему доход от нескольких лавок и базарных мест, обслуживаемых посадскими людьми, мечтал, Кирилла Антонович, получить пополнение фигуры, и полный покой, для благодушных размышлений философского свойства.
В смысле фигуры, его мечта осуществилась бы через год-полтора. Увеличивающийся живот, проступал даже через надетый на Кириллу Антоновича халат свободного покроя, с вышитой диковинной птицей на спине. А второй подбородок, резко проявляющийся при опускании головы, составлял особую гордость его хозяину, при процедуре утреннего бритья.
Ещё мечтал Кирилла Антонович завести дополнительную домашнюю прислугу какой-нибудь экзотической внешности. Для чего, спросите вы? А для того, чтобы она, прислуга, а не она, в смысле женского происхождения, по одному мановению его перста выносила в сад, под его любимую грушу, его, не менее любимое кресло, покрытое настоящим турецким покрывалом с множеством кисточек. И ещё, выносила бы его самую любимую курительную трубку, вишнёвого дерева, заправленную той чудесной табакой, купленной им, в позапрошлом годе, по 53 копейки за фунт, у вдовы Поповой на ярмарке в Нижнем.
Водил Кирилла Антонович дружбу с помещиком Краузе Модестом Павловичем, отец которого, ещё до рождения сына, купил соседнее имение у спившегося, и оттого, почти, пустившего по ветру наследство, имение столбового дворянина Куркина, или Курочкина… что-то такое куриное было в его фамилии. Да, так вот, откупил, отец-Краузе, недорого его именьице с землицей, людьми и дюжиной гектаров леса. Сам-то, Модест Павлович, человек военный, штаб-ротмистр и отставной из-за ранения.
Кирилла Антонович с дорогой душой принимал приглашения, посетить соседскую усадьбу, как называл её Модест Павлович – «штандарт-лагерь», проводя там время в различных беседах, шутейных спорах и выслушивании бесконечных рассказов о службе хозяина.
С не меньшей охотой Кирилла Антонович приглашал своего соседа в свой приют философствующего мыслителя, окунаясь в ту же атмосферу бесед, споров и военных приключенческих рассказов.
Модест Павлович любил испить лёгкого винца, чтобы возбудить аппетит перед более крепким лафитным возлиянием. Нередко на столе появлялось и более крепкое зелье – столовое вино под загадочным нумером 27, позже переименованное в водку. Кирилла же Антонович, напротив, к винам лёгким и нумерованным, был равнодушен, предпочитая им квас и лёгкий сидр. А, вот что очень уж радовало Кириллу Антоновича во встречах с соседом под звон бокала, так это совершеннейшая незлобивость последнего, умевшего сохранять спокойную рассудительность, трезвость в поведении, и не крикливость в разговоре. Обладателю такого количества благодетелей, Кирилла Антонович запросто спускал манеру штаб-ротмистра, активно жестикулировать, что, иногда, более походило на приёмы обращения с оружием, или с саблей.
Так протекала жизнь этих помещиков, почти одновременно перешагнувших тридцатилетний рубеж возмужания. Правда, Кирилла Антонович перешагнул его на три года позже Модеста Павловича. Но эта разница ни на чём не отражалась.
Со слов Кириллы Антоновича, древний человек Овидий однажды произнёс, что вечного, под луной, ничего не сыскать. И, как ни странно, правда этих слов застала помещика за перетаскиванием любимого кресла из-под груши на веранду, где толстенная кухарка Циклида, накрывала к ужину на две персоны. И воплотителем прогнозов Овидия в бытие, стал громогласный кухаркин сын Прошка, который прибежал, и громоподобным криком объявил, что барин Модест на ужин прибыть никак не могут-с, так, что, не будет его тута.
На шестом повторе, Кирилла Антонович попросил Циклиду угомонить посланника. Получивший затрещину, Прошка резво удалился размышлять о том, за что ему досталось от матери.
Таким образом, было нарушено приятное постоянство общения, нарушено из-за говорливого древнего человека.
Отказ соседа, ответить личным прибытием на приглашение, озадачило Кириллу Антоновича. Отточенный, по личным философским понятиям, ум помещика, со скоростью стрекозы перебрал возможные варианты отказа. Тако же, анализировался и ход последнего разговора, в котором могла быть допущена хоть одна корпускула неуважения к Модесту Павловичу, или, что хуже, надсмешка. Но, как ни терзал воспоминаниями свой ум Кирилла Антонович, как ни старался найти брешь в своём отношении к соседу – ничего не выходило. Так, что же могло произойти?
Ужин, поданный Циклидой, был съеден без обычного удовольствия, да и ночной отдых не принёс успокоения. Посему, прямо с утра, горлопан Прошка был снова откомандирован в соседнее имение, дабы передать повторное приглашение посетить ввечеру усадьбу Кириллы Антоновича, и откушать, славно состряпанную Циклидой, няню.
Наглец Прошка, в точности повторил вчерашнее горлопанство в тех же выражениях, добавив, что господин Модест, просит не серчать на него, и уже завтра, около двух часов пополудни, всенепременно прибудут с визитом, для сугубо приватного разговора.
– Значит, не осерчал на меня Модест Павлович, не осерчал! А это – хорошо! Дождусь завтрашнего дня и всё узнаю.
Кирилла Антонович кликнул Циклиду, и с нею разом перенёс кресло под любимую грушу. Трубку принёс Прошка, которому, строго настрого, было велено помалкивать, даже если разверзнутся небеса и на землю сойдут ангелы. А, вдруг, и не сойдут, то, всё едино, не открывать рот ни по какой нужде.
Утро, предзнаменовывавшее послеполуденную встречу, Кирилла Антонович воспринял бодро. Собственноручно одевшись, и критически обозрев свою полнеющую фигуру в зеркале, помещик вдруг подумал, а не быстро ли он обретает солидность в теле? Вон, Модест Павлович, тоже склонен к различного рода размышлениям, однако же, строен и подтянут. Может и мне, подумал Кирилла Антонович, попробовать изводить себя какой-нибудь гимнастикой? Или, того хуже, английским кулачным боем увлечься? Надобно поразмыслить об сём на досуге. Нет, размышление негоже откладывать ни на минуту. Тотчас же, прямо после завтрака и начну!
Дополнительно обрадовавшись тому, что кроме визита соседа, появилась новая тема для тренировки философского ума, Кирилла Антонович бодро-тяжёлой поступью вышел на веранду, утонув в ароматах утренней снеди, вкусно приготовленной, и аппетитно расставленной на столе, слегка протёртом от росы.
– И, коли уж стану гимнастировать, велю подавать не такой сытный завтрак. А что? Да, хоть, овсяную кашу! А чем плоха овсяная каша? Исключительно ничем! В книжках пишут, что английцы её ежеутренне кушают, и что? Монархия их прочна и процветаема, в военном деле они имеют вес в мире, даже кулачный спорт изобрели. Вот и выходит, что овсяная каша не только для тела, но и уму полезна. Или, к примеру, взять лошадей? Они, да будет вам известно, не вкушают той снеди, которую ем я, а стройны, быстры и совсем не глупы.
Второе подряд упоминание об умственной силе на основе употребления овса, пришлось на четырнадцатый блин со сладким творогом, до неузнаваемости испачканным сметаной.
– Нет, определённо надобно кушать овёс, определённо!
Телесная нега, образовавшаяся после завтрака, полностью отбила охоту к размышлениям, отчего Кирилла Антонович сладко задремал в своём любимом кресле, не успев переместиться под любимую грушу.
Глаза открылись сами собой за миг до того, как к ближним воротам усадьбы подъехал Модест Павлович на своём жеребце.
– Мне думается, что масть его – каурый, – подумал Кирилла Антонович, совершенно не представляя себе окрас скакуна, обозначаемый этим словом. Но, в самом деле, не мог же его уважаемый сосед, и такой бравый офицер, иметь коня заурядной масти, на вроде – «пегий», или того ужаснее – «в яблоках»! Непременно «каурый», поскольку звучит – благородно.
– Здравия желаю, Кирилла Антонович! Рад вас видеть и, вдвойне рад тому обстоятельству, что не осерчали на меня за мой отказ явиться по вашему приглашению, – заговорил приятным голосом Модест Павлович, отдавая поводья подбежавшему Прошке.
Малолетний мучитель Кириллы Антоновича, получив право быть рядом с этим красивым животным, тотчас решил поинтересоваться, мол, накормлен ли конь, напоен ли? Имеется, какая другая надобность у коня, или у хозяина? Но, увидав выходящую из двери дома мать, тут же, зажав рот ладошкой, поторопился увести коня, тем самым сохраняя свой затылок от материнской ладони.
– Можете мне поверить на слово, Кирилла Антонович, что никак не возможно было положительно ответить на ваше предложение. Однако, как только я смог, тут же примчался к вам, пустив Злойку в галоп. Есть у меня к вам, Кирилла Антонович, разговор, не терпящий отлагательств.
– Кирилла Антонович, – грудным голосом сказала Циклида, – прикажете подавать обед? Или, погодить малость?
– Да, обеденное ли время, Циклида?
– Помилуйте, Кирилла Антонович, уже без четверти три, ежели, не больше, – быстро сказал Модест Павлович, и устроился в менее любимом кресте хозяина.
– Тогда, пожалуй, подавай, голубушка. И вина вынеси нам, вкусненького. Задумался я, Модест Павлович, сильно задумался, вот и не проследил за дневным часом.
– Ага, задумался, – проговорил про себя штаб-ротмистр и, снова-таки, про себя, улыбнулся.
Закончив с установкой обеденных блюд, Циклида, уходя, толкнула необъятным бедром руку Модеста Павловича, отчего из бокала, находящегося в этой самой руке, выплеснулось вино.
– Экая, ты, милочка, корова! Нет, право, Циклида, обходительнее надо поступать с гостями. Тем более такими, как Модест Павлович.
Олег Иванович Ярков
История дружбы соседей-помещиков, переросшая в историю их совместных приключений, которым нет объяснения. Пока нет… Может статься, что и не найдётся объяснений.
Туман
Книга первая
Олег Иванович Ярков
© Олег Иванович Ярков, 2018
ISBN 978-5-4490-7318-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Туман
Олег Ярков (http://www.proza.ru/avtor/yarkoffoleg)
ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЕРВОЕ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Давно случилась сия история, давно. Не так давно, как Всемирный потоп, и не так давно, чтобы срок временного отдаления определялся ещё одним словом – «давным», но и не вчера. Можно сказать точно, что это было тогда, когда уже умели шить шапки-ушанки.
Жил в славной Тамбовской губернии, где, по преданиям, кроме нашего героя, проживали не менее славные тамбовские волки, ещё очень не старый помещик Ляцких Кирилла Антонович.
Можно ли что сказать о его внешности? Пожалуй, что, можно. Росту, Кирилла Антонович, был не большого. В дуло, старого дедовского охотничьего ружья, заглянуть не смог бы, ежели поставить оное, казённой частью, на землю.
Нрава был спокойного, причём, народовольцем, или, скажем, явным либералом он не слыл. Просто был спокойным помещиком. Его соседи судачили, что, случись, к примеру, смута, какая, или крестьянский бунт, то «красного петуха» в его дом не пустили бы. Такой вот был спокойный, и не злобливый человек Кирилла Антонович.
В своей спокойной жизни, которую обеспечивал ему доход от нескольких лавок и базарных мест, обслуживаемых посадскими людьми, мечтал, Кирилла Антонович, получить пополнение фигуры, и полный покой, для благодушных размышлений философского свойства.
В смысле фигуры, его мечта осуществилась бы через год-полтора. Увеличивающийся живот, проступал даже через надетый на Кириллу Антоновича халат свободного покроя, с вышитой диковинной птицей на спине. А второй подбородок, резко проявляющийся при опускании головы, составлял особую гордость его хозяину, при процедуре утреннего бритья.
Ещё мечтал Кирилла Антонович завести дополнительную домашнюю прислугу какой-нибудь экзотической внешности. Для чего, спросите вы? А для того, чтобы она, прислуга, а не она, в смысле женского происхождения, по одному мановению его перста выносила в сад, под его любимую грушу, его, не менее любимое кресло, покрытое настоящим турецким покрывалом с множеством кисточек. И ещё, выносила бы его самую любимую курительную трубку, вишнёвого дерева, заправленную той чудесной табакой, купленной им, в позапрошлом годе, по 53 копейки за фунт, у вдовы Поповой на ярмарке в Нижнем.
Водил Кирилла Антонович дружбу с помещиком Краузе Модестом Павловичем, отец которого, ещё до рождения сына, купил соседнее имение у спившегося, и оттого, почти, пустившего по ветру наследство, имение столбового дворянина Куркина, или Курочкина… что-то такое куриное было в его фамилии. Да, так вот, откупил, отец-Краузе, недорого его именьице с землицей, людьми и дюжиной гектаров леса. Сам-то, Модест Павлович, человек военный, штаб-ротмистр и отставной из-за ранения.
Кирилла Антонович с дорогой душой принимал приглашения, посетить соседскую усадьбу, как называл её Модест Павлович – «штандарт-лагерь», проводя там время в различных беседах, шутейных спорах и выслушивании бесконечных рассказов о службе хозяина.
С не меньшей охотой Кирилла Антонович приглашал своего соседа в свой приют философствующего мыслителя, окунаясь в ту же атмосферу бесед, споров и военных приключенческих рассказов.
Модест Павлович любил испить лёгкого винца, чтобы возбудить аппетит перед более крепким лафитным возлиянием. Нередко на столе появлялось и более крепкое зелье – столовое вино под загадочным нумером 27, позже переименованное в водку. Кирилла же Антонович, напротив, к винам лёгким и нумерованным, был равнодушен, предпочитая им квас и лёгкий сидр. А, вот что очень уж радовало Кириллу Антоновича во встречах с соседом под звон бокала, так это совершеннейшая незлобивость последнего, умевшего сохранять спокойную рассудительность, трезвость в поведении, и не крикливость в разговоре. Обладателю такого количества благодетелей, Кирилла Антонович запросто спускал манеру штаб-ротмистра, активно жестикулировать, что, иногда, более походило на приёмы обращения с оружием, или с саблей.
Так протекала жизнь этих помещиков, почти одновременно перешагнувших тридцатилетний рубеж возмужания. Правда, Кирилла Антонович перешагнул его на три года позже Модеста Павловича. Но эта разница ни на чём не отражалась.
Со слов Кириллы Антоновича, древний человек Овидий однажды произнёс, что вечного, под луной, ничего не сыскать. И, как ни странно, правда этих слов застала помещика за перетаскиванием любимого кресла из-под груши на веранду, где толстенная кухарка Циклида, накрывала к ужину на две персоны. И воплотителем прогнозов Овидия в бытие, стал громогласный кухаркин сын Прошка, который прибежал, и громоподобным криком объявил, что барин Модест на ужин прибыть никак не могут-с, так, что, не будет его тута.
На шестом повторе, Кирилла Антонович попросил Циклиду угомонить посланника. Получивший затрещину, Прошка резво удалился размышлять о том, за что ему досталось от матери.
Таким образом, было нарушено приятное постоянство общения, нарушено из-за говорливого древнего человека.
Отказ соседа, ответить личным прибытием на приглашение, озадачило Кириллу Антоновича. Отточенный, по личным философским понятиям, ум помещика, со скоростью стрекозы перебрал возможные варианты отказа. Тако же, анализировался и ход последнего разговора, в котором могла быть допущена хоть одна корпускула неуважения к Модесту Павловичу, или, что хуже, надсмешка. Но, как ни терзал воспоминаниями свой ум Кирилла Антонович, как ни старался найти брешь в своём отношении к соседу – ничего не выходило. Так, что же могло произойти?
Ужин, поданный Циклидой, был съеден без обычного удовольствия, да и ночной отдых не принёс успокоения. Посему, прямо с утра, горлопан Прошка был снова откомандирован в соседнее имение, дабы передать повторное приглашение посетить ввечеру усадьбу Кириллы Антоновича, и откушать, славно состряпанную Циклидой, няню.
Наглец Прошка, в точности повторил вчерашнее горлопанство в тех же выражениях, добавив, что господин Модест, просит не серчать на него, и уже завтра, около двух часов пополудни, всенепременно прибудут с визитом, для сугубо приватного разговора.
– Значит, не осерчал на меня Модест Павлович, не осерчал! А это – хорошо! Дождусь завтрашнего дня и всё узнаю.
Кирилла Антонович кликнул Циклиду, и с нею разом перенёс кресло под любимую грушу. Трубку принёс Прошка, которому, строго настрого, было велено помалкивать, даже если разверзнутся небеса и на землю сойдут ангелы. А, вдруг, и не сойдут, то, всё едино, не открывать рот ни по какой нужде.
Утро, предзнаменовывавшее послеполуденную встречу, Кирилла Антонович воспринял бодро. Собственноручно одевшись, и критически обозрев свою полнеющую фигуру в зеркале, помещик вдруг подумал, а не быстро ли он обретает солидность в теле? Вон, Модест Павлович, тоже склонен к различного рода размышлениям, однако же, строен и подтянут. Может и мне, подумал Кирилла Антонович, попробовать изводить себя какой-нибудь гимнастикой? Или, того хуже, английским кулачным боем увлечься? Надобно поразмыслить об сём на досуге. Нет, размышление негоже откладывать ни на минуту. Тотчас же, прямо после завтрака и начну!
Дополнительно обрадовавшись тому, что кроме визита соседа, появилась новая тема для тренировки философского ума, Кирилла Антонович бодро-тяжёлой поступью вышел на веранду, утонув в ароматах утренней снеди, вкусно приготовленной, и аппетитно расставленной на столе, слегка протёртом от росы.
– И, коли уж стану гимнастировать, велю подавать не такой сытный завтрак. А что? Да, хоть, овсяную кашу! А чем плоха овсяная каша? Исключительно ничем! В книжках пишут, что английцы её ежеутренне кушают, и что? Монархия их прочна и процветаема, в военном деле они имеют вес в мире, даже кулачный спорт изобрели. Вот и выходит, что овсяная каша не только для тела, но и уму полезна. Или, к примеру, взять лошадей? Они, да будет вам известно, не вкушают той снеди, которую ем я, а стройны, быстры и совсем не глупы.
Второе подряд упоминание об умственной силе на основе употребления овса, пришлось на четырнадцатый блин со сладким творогом, до неузнаваемости испачканным сметаной.
– Нет, определённо надобно кушать овёс, определённо!
Телесная нега, образовавшаяся после завтрака, полностью отбила охоту к размышлениям, отчего Кирилла Антонович сладко задремал в своём любимом кресле, не успев переместиться под любимую грушу.
Глаза открылись сами собой за миг до того, как к ближним воротам усадьбы подъехал Модест Павлович на своём жеребце.
– Мне думается, что масть его – каурый, – подумал Кирилла Антонович, совершенно не представляя себе окрас скакуна, обозначаемый этим словом. Но, в самом деле, не мог же его уважаемый сосед, и такой бравый офицер, иметь коня заурядной масти, на вроде – «пегий», или того ужаснее – «в яблоках»! Непременно «каурый», поскольку звучит – благородно.
– Здравия желаю, Кирилла Антонович! Рад вас видеть и, вдвойне рад тому обстоятельству, что не осерчали на меня за мой отказ явиться по вашему приглашению, – заговорил приятным голосом Модест Павлович, отдавая поводья подбежавшему Прошке.
Малолетний мучитель Кириллы Антоновича, получив право быть рядом с этим красивым животным, тотчас решил поинтересоваться, мол, накормлен ли конь, напоен ли? Имеется, какая другая надобность у коня, или у хозяина? Но, увидав выходящую из двери дома мать, тут же, зажав рот ладошкой, поторопился увести коня, тем самым сохраняя свой затылок от материнской ладони.
– Можете мне поверить на слово, Кирилла Антонович, что никак не возможно было положительно ответить на ваше предложение. Однако, как только я смог, тут же примчался к вам, пустив Злойку в галоп. Есть у меня к вам, Кирилла Антонович, разговор, не терпящий отлагательств.
– Кирилла Антонович, – грудным голосом сказала Циклида, – прикажете подавать обед? Или, погодить малость?
– Да, обеденное ли время, Циклида?
– Помилуйте, Кирилла Антонович, уже без четверти три, ежели, не больше, – быстро сказал Модест Павлович, и устроился в менее любимом кресте хозяина.
– Тогда, пожалуй, подавай, голубушка. И вина вынеси нам, вкусненького. Задумался я, Модест Павлович, сильно задумался, вот и не проследил за дневным часом.
– Ага, задумался, – проговорил про себя штаб-ротмистр и, снова-таки, про себя, улыбнулся.
Закончив с установкой обеденных блюд, Циклида, уходя, толкнула необъятным бедром руку Модеста Павловича, отчего из бокала, находящегося в этой самой руке, выплеснулось вино.
– Экая, ты, милочка, корова! Нет, право, Циклида, обходительнее надо поступать с гостями. Тем более такими, как Модест Павлович.
Последний отзыв
Мне книга очень понравилось, невероятные приключения, очень позитивная и добрая но при этом есть и отрицательные герои . Спасибо очень жду продолжения...
Далее