Да здравствует Государь! Три книги в одном томе

* * *

13 апреля 1889 года, Зимний дворец, «Гербовый зал»

…Таким образом, по заключению членов консилиума улучшение здоровья и выход Николая Александровича из паралича невозможны и, следовательно, можно говорить о недееспособности Императора. У меня всё, – закончил Груббе и с виноватым видом захлопнул папку…

Заседание Регентского Совета, на котором должен был быть заслушан доклад консилиума придворных врачей о состоянии здоровья Императора Николая II можно было считать оконченным.

– Значит – никакой надежды? – тихо спросила Мария Федоровна.

– Ваше Величество, – Груббе машинально одернул вицмундир придворного ведомства на петличках которого красовались бронзовые римские цифры «VII».

Истории известны чудесные исцеления – но я бы потерял право именоваться медиком если бы обнадежил Вас. Как и родню любого пациента с аналогичным травмами в подобном случае, – уточнил он. Возможны отдельные улучшения – но если состояние Государя не будет в дальнейшем ухудшаться – это можно будет считать врачебной удачей.

– Но позвольте, – высказался Павел Александрович. Я не глубокий знаток лекарского искусства, но знаю что многие люди с параличом из за ран и повреждений, тем не менее в дальнейшем вели достаточно бодрую жизнь и сохраняли умственную и даже отчасти физическую активность и крепость. Причем многие годы! Пусть Его Величество и не сможет принимать парады верхом – но в конце концов в наше время это и не есть непременная обязанность монарха!

– Это так! – кивнул Груббе. Обдумывая возможность излечения… нашего августейшего пациента, я – и мои коллеги тщательно изучили подобные примеры – если хотите можете справится в Военно-Медицинской Академии. Но это всё как правило случаи когда человек получал на поле боя одну рану – пусть даже и серьезную. Тут же организму молодого царя было нанесено сразу несколько травм – причем любая из них вполне могла закончится трагически… Однако решающим является двойной перелом позвоночника и глубокий паралич. Еще раз повторю – если удастся добиться стабильного прогноза и в дальнейшем – мы почтем свой врачебный долг исполненным.

– Но может быть… – начала Мария Федоровна. Может быть в будущем найдется средство или метод…

Губы ее задрожали.

Георгий ощутил острую жалость к матери.

Еще недавно моложавая и хорошо выглядящая цветущая женщина сорока четырех лет выглядела сейчас почти старухой.

В последнюю ее поездку в Харьков Николай вдруг опасно заболел – всего лишь попросил открыть окно – проветрить комнату – поддавшись обманчивому ощущению весны и тепла. И вот сквозняк, простуда, жар, испуг в глазах медикусов и сестер милосердия…

…Императрица сама дежурила у постели сына. В течение десяти дней она почти не ложилась спать и не раздевалась. У кровати была поставлена кушетка, на которой она отдыхала и, если можно было, позволяла себе немножко вздремнуть. Но почти всё время она сидела возле находившегося в полубреду сына, бодрствуя и молясь.

Сидя у постели Николая, Мария Фёдоровна прикладывала компрессы к его пылающему лбу, следила за тем, чтобы вовремя давали лекарства – а иногда просто держала его за руку. Помочь ему она ничем не могла. Она с радостью отдала бы жизнь, если бы это избавило царственного сына от страданий, но помочь ему было не в её силах.

Простуда все же отпустила брата из своих когтей… Но в остальном все осталось как было. Уповая на помощь Царя Небесного что не оставит царя земного в Харьков со всей возможной почтительностью было привезено несколько прославленных чудотворных икон – чем вызвали насмешки в интеллигентной среде – мол эвон какое мракобесие (впрочем смеялись немногие и вполголоса – сочувствие к Николаю II было сильно даже в этих полунигилистических сферах). Был привезен из Петербурга сам Иоанн Кронштадтский, которого всерьез называли чудотворцем.

Но как изрек отец Иоанн беседе с матушкой – также как подобает уповать на помощь Господа – также и кощунственным будет требовать от него чудес.

Слухи вокруг состояния царя тем временем только усиливались.

Утверждали что дескать монарх страдает от ужасных болей и не раз уже просил дать ему яду. Говорили и иное – что мол изначально повреждения были и не так уж тяжелы и была надежда на хотя бы частичное выздоровление. Но де Николая II «залечили» по воле «кагала», имевшего давние претензии к российским властям, «врачи-жиды» – Лейден, Захарьин и Гирш.

Регент покачал головой. Определенно кто-то на юдофобии помешался.

Записать в евреи знаменитого германского клинициста Эрнста Виктора Лейдена приглашенного Груббе – он бы мог еще понять. Но Григорий Антонович Захарьин – между прочим как не без удивления узнал Георгий – родственник династии Романовых (он принадлежал к древнему московскому боярскому роду Захарьиных, родоначальником которого считается Захарий Иванович Кошкин)? Его-то каким боком сподобились приписать к «избранному народу»?

А уж то что Густав Иванович Гирш верой и правдой служивший трём императорам – включая Николая, происходит из семьи эстляндских крестьян – это знал всякий хоть немного вхожий ко Двору.

Между тем в Министерство двора на личные адреса лейб-медиков начали поступать письма и телеграммы из за границы от медицинских светил того или иного калибра – предлагавших свои многообещающие (и столь же сомнительные) методики лечения. Даже из самой Америки приходили проспекты пресловутых «патентованных средств» – иные даже готовы были предоставить их даром – только за одну славу царских аптекарей.

Разные изобретатели и непризнанные врачи – новаторы слали чертежи лечебных приборов – на взгляд Георгия напоминавших нечто среднее между произведениями безумного механика и орудиями изощренных пыток.

Мария Федоровна даже несколько раз спрашивала – может быть все же есть за этим всем некая надежда? Ведь наука в нынешнем веке достигла и в самом деле изрядных успехов – вдруг и столь тяжкие травмы поддадутся ее усилиям? В конце концов – не так давно еще смеялись над Пироговым и не оценили гениального Зиммельвейса!

(Георгий при мысли об этом зло сжал зубы – какими же мерзавцами надо быть чтобы пытаться сделать имя и деньги используя материнское отчаяние!)

На это Вельяминов и Захарьин показали вдовствующей государыне подборку статей на разных языках рассказывающих о жертвах докторов-обманщиков и о процессах над ними. И та печально вздохнув, приказала секретарю все подобные письма сжигать, ей не показывая.

Даже предложивший было свои услуги ставший знаменитым тибетский лекарь Бадмаев после изучения царского анамнеза и разговора с Захарьиным с глазу на глаз, виновато развел руками. Среди его рецептов, которые он по слухам похитил у хранивших их тысячелетия «махатм» тоже не оказалось тех, что могли бы поднять императора на ноги.

Так или иначе – и без консилиума окончательно все уверились в мысли что государя исцелит лишь чудо.

За чудотворцами и всякого рода колдунами дело впрочем не стало. Опять пошли письма – писали провинциальные батюшки и помещики средней руки и всякие темные личности – мол у них есть кандидатура которая точно поднимет монарха на ноги. Мелькали имена и известные в обществе и никому не ведомые… Богомолка Дарья Осипова, «странник Антоний», ворожея Матрена-босоножка, юродивый Митька Козельский… Красноярский вице-губернатор Мартьянов сообщил что дескать шаманы северных самоедов в их губернии чуть ли не мертвых оживляют – о чем известно осведомленным людям – и он готов поймать и прислать ко двору парочку.

Не удержавшись Георгий показал письмо Бунге – мол Николай Христианович, полюбуйтесь кто служит в провинциях российских. И глава Комитета министров разразился желчной речью что у господина Педашенко, енисейского генерал-губернатора, либерала и вольнодумца в подчиненных оказывается ходят натуральные мракобесы.

(Да – пресловутому Мартьянову теперь уж точно не стать губернатором – разве что новоучрежденной самоедской губернии).

Пожаловали и иноземцы – австриец-спирит Шенк и выписанный из Франции фрейлиной Евдокией Джунковской некий мсье Филипп. Как выяснили жандармы господина Шебеко – в прошлом – лионский колбасник, затем фельдшер-самоучка; преследовался французской полицией за шарлатанство и обман клиентов.

Даже Витте получил послание от своей помешавшейся на мистике тетке – госпожи Блавацкой. Она передавала предложение небезызвестного Папюса – приехать и посрамить врачей своей магнетической силой. (У Сергея Юльевича хватило ума и такта это письмо матушке не показывать – он о нем сообщил лишь Георгию)

Конец всему этому положил лейб-медик Вельяминов, сказавший что даст всем этим кудесникам ход в царские покои лишь если они на его глазах вылечат хоть одного выбранного им больного:

«Например от их флюидов у безногого вырастет нога!» – со злой насмешкой уточнил он.

Шенк на ломанном русском пообещал что проклянет маловера – на что Вельяминов обратился напрямую к Дурново (которого знал лично по учреждениям Императрицы Марии). И чины министерства внутренних дел в свою очередь пообещали наглецу что или он уберется обратно в Австрию – или уже без помощи всяких чар перенесется в Сибирь – по этапу: согласно сразу двум статьям «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных».

Однако то, что страждущий монарх был избавлен от шарлатанов и патентованных мошенников с их патентованными средствами, не могло отменить неизлечимости его болезни.

И все чаще в разговорах о будущем матушка вдруг умолкала, внимательно глядя на второго сына, словно готовясь высказать нечто важное – но не решаясь.

– Так какую же рекомендацию можете дать Регентскому Совету вы? – вернул его к реальности голос великого князя Владимира.

– Прошу прощения, Ваше высочество, – с достоинством ответил Груббе. Мы лишь показали ситуацию какой ее видит медицина. Делать выводы государственного характера из вышеизложенного – сугубо не в нашей компетенции. Решение за вами, господа…

Расходились в молчании.

Статуи древнерусских воинов у входа провожали их каменными взглядами…

* * *

12 мая 1889 года

Императорский поезд прибыл из Петербурга на харьковский вокзал в одиннадцать часов утра. Весь путь он столицы занял намного больше чем обычно – мало того что от Брянска пришлось двигаться кружным путем из-за размытой дороги так еще и ехали со скоростью не больше чем сорок верст в час…

Само собой эти люди дули на воду – как бывает всегда после катастроф – есть в этом что то от языческого суеверия – как у предков Рюриковичей что крестили извлеченный из могил прах предков-язычников… Поезд это называли – неофициально – Особым. Всего четыре вагона – конвойный, кухонный – где обитала прислуга, и два пассажирских. В одном прибыли аж два великих князя с немногочисленной свитой. В другом – со столь же скромной свитой Вдовствующая государыня Мария Федоровна. На вокзале они все сели в закрытые кареты и под охраной полуэскадрона кавалергардов двинулись к «Временной Резиденции Его Императорскаго Величества, Государя Императора Николая Александровича». Горожане не обратили особого внимания на кортеж – они привыкли что охраняемые повозки – не говоря уже о ландо с чиновниками и верховых фельдъегерях появляются на их улицах почти ежедневно. Поговаривали даже – уж невесть откуда возник сей слух – что Харьков официально станет если не первой то второй столицей – раз уж беспомощный монарх никак не может покинуть его без риска для жизни. Были и более мрачные слухи – добавлявшие седых волос жандармам и военным. Что де «нигилисты» бежавшие за границу собрали особую «Когорту обреченных», которая в некий урочный час тайно прибыв в Харьков атакует бывшее губернаторское жилище неся на себе адские машины. Что польские заговорщики поклялись истребить все августейшее семейство, и первым – несчастного царя-калеку, для чего думают пустить на его убежище воздушный шар с большим разрывным снарядом в корзине… Ну и тому подобный вздор который однако надо было проверять…

Так или иначе – но кавалькада благополучно добралась до цели. Крыльцо, прихожая, вестибюль, коридор – обычный дом шестидесятых годов. Запахи – ладана – видимо недавно служил священник; каких то неуловимых – неразличимых лекарств, и кухни, вперемешку с запахом сапожной ваксы и выделанной кожи – так пахнет дворцовая кордегардия…

Словно стараясь оттянуть неизбежное (хотя именно так и было – но как признаться самой себе в этом?) Мария Федоровна – и вошла в одно из помещений – наугад…