Двойной захват

– Люблю субординацию! Пошел!

Все проходило без осечек. Правда, Витька Солодовников вернулся с хранилища с кувалдой в руке. Бывает… Пришлось Рожкову идти обратно тоже с ней.

После того как все четверо сделали «по три подхода к кувалдометру», Редин пошел на контрольный осмотр. Стукнув слегка пару раз, больше для порядка, наклонился низко, приблизив лицо к стержню на недопустимо близкое расстояние. Где-то в глубине мозга щелкнуло: количество получаемой дозы радиации возросло обратно пропорционально квадрату расстояния. А «квадрат» ох какой маленький! Зато надпись не только разглядел, но и прочитал такие знакомые каждому слова: made in… Нелепица, чертовщина, нонсенс. Ладно, проблемы решают в порядке их поступления.

– Ребята, сейчас все четверо хором на подиум, упереться плечами в контейнер и попытаться поточнее опустить его на направляющую. Слушать команды Фомича. На кране! Пробил и твой час! Работать по моим жестам. По миллиметрам! Меня хорошо видишь? Кто почувствует, что и захочет сообщить – ори во все горло, но работу без команды не прекращай. А если я заору – все бросать и ко мне! Начали!

Со стороны Сергею показалось, что плечи матросов даже не успели надавить как следует на контейнер, как вдруг стержень дернулся один раз, торчащий снаружи и привязанный к удерживающей цанге трос резко подскочил к верхней узкой горловине контейнера. Значит, выпрямленный стержень, ничем больше не удерживаемый, полетел в хранилище! От удара о его дно цанга расцепилась и освободила стержень. Крышку ячейки хранилища можно было закрывать.

«ТВЭЛ №-73 загружен в ячейку 115/4 носового хранилища № 1.

Замечаний нет!»

На выходе из ЗСР при проходе дозиметрического контроля Сергей сам дотошно проверил всю свою команду. Все, в общем-то, как и предполагалось, могло быть значительно хуже. Загрязнились сильно Фомич и Степа Рожков, вероятно, больше других елозили по крышке на четвереньках. А то и по-пластунски. Выкидывать придется не только КЗМы, ватники и сапоги, но и все то, что под ними было надето, вплоть до трусов и тельняшки. Мелочи. Редин поговорит с интендантом, проблем с получением нового не будет. А на теле грязные места щетками с порошком ототрут. Хорошо, что на головы не накапало: ходить бы теперь им бритыми. Особенно весело было бы Фомичу, с его надвигающимся ДМБ!

И с дозиметрами картина предсказуемая. Которые ионизирующее излучение измеряют: только у Солодовникова он показывал что-то в середине шкалы. Значит, примерно полугодовая допустимая доза. Виктор по приказу Сергея на связи стоял и кувалдой со стержнем «целовался» на один раз меньше, чем другие. У остальных «карандаши» просто зашкаливали.

Эти «карандаши» – карманные дозиметры – рассчитаны на пять рентген. Что по каким-то там, одному Богу известным, нормам для их категорий работающих с радиоактивными веществами, составляло годовую допустимую норму. Себя Сергей в расчет не брал: если суммировать все полученные им дозы, то лет сто еще работать бы не пришлось. Фомичу тоже побоку: ему через пару месяцев домой ехать, все равно в зону не пойдет больше. А вот по поводу Рожкова и Гиятуллина надо и начальника мастерской, и доктора с химиком предупредить, чтобы до конца календарного года в ЗСР ни ногой! А с нового года – «чистый лист» и вперед. Осталось-то три месяца. Ерунда!

Благодаря дозиметру Солодовникова, зная, кто, где и сколько времени находился, Сергей очень примерно прикинул, что Фомич получил, вероятно, четыре-пять годовых доз, Степан с Иреком – по четыре и три соответственно. Сам Сергей явно не превысил шести-семи. Это не Хиросима и не Чернобыль. Но для себя знать полезно. Ведь в Журнале учета доз на ЦДП будут записи примерно от 0,02 до 0,08 рентгена. По-другому начальство не пропустит. Да и мало кого эти записи действительно заботили.

У большинства новичков панический страх перед радиацией проходил уже на первых неделях службы на корабле, уступая место настороженно-опасливому отношению. А затем, с приобретением опыта и знаний, исчезал вовсе. Это было, как работа водолаза на глубине или даже космонавта в открытом космосе. Вокруг потенциально враждебное окружение, но в нем надо существовать, работать и сберечь свое здоровье. Правда, очень существенным отличием от многих других опасностей, у радиации была, как бы это выразиться, полнейшая анонимность. Ее не видно, не слышно, она не имеет ни запаха, ни вкуса, на ощупь не попробуешь.

Сам Сергей вынашивал идею, что у человека, подобно некоторым животным или насекомым, есть специальный орган, способный распознавать это излучение. Но пребывает он в рудиментарном, неразвитом виде. Может, просто, пока за невостребованностью. Что-то вроде третьего глаза. Надо его найти и оживить. Или, пустив все на самотек, отдав на откуп Природе, ждать естественного эволюционного развития еще черт знает сколько эпох.

– Фомич, за тебя я спокоен. Проследи лично за молодыми, чтобы «до нуля» отмылись. А не какие-то там «сорок распадов на коже». Не верьте сказкам. До нуля! Потом ко мне в каюту все вместе, как договорились, перед обедом загляните, понял? Со всеми вашими непосредственными командирами и начальниками я договорюсь. Спасибо тебе!

Сергей поднялся в каюту и уже оттуда позвонил начальнику мастерской, что подойдет через полчаса, а пока «перышки почистит». Сменив белье и одежду, плеснул в стакан шила, развел отработанным движением и в два глотка выпил. Кинул в рот желтенькую витаминину «Гексавит» и закурил. Вот теперь, когда схлынуло напряжение экстремальной ситуации, явно необходимо упорядочить «головные мысли» – так любил выражаться его старшина роты в училище. Просто надо разложить по полочкам изрядное количество фактов, которые как-то не хотели вписываться в привычную картину.

Отвлек его от этого почти философского занятия вежливый стук и голос из-за переборки:

– Разрешите войти?

– Иван, тебя-то мне как раз и не хватало! – Сергей сразу вспомнил, что обещанный вчера разговор так и не состоялся, и почувствовал легкий укол совести, – проходи, садись, сейчас каюту запру.

Дронов примостился на краешке стула, а Сергей удобно развалился в любимом кресле. Ладно, мысли и без полочек могут полежать, а старшину надо выслушать.

– Как там наше заведование?

– Да за это, Сергей Михайлович, можете не волноваться. Дима Хлопов хорошо работает и грамотно. Я ведь по другому поводу хотел… Только что Фомич в кубрик спустился, рассказал в подробностях, что там у вас в зоне происходило, вот я и подумал, что надо прямо сейчас к вам пойти.

– Это что, связано как-нибудь? – Редин заинтересовался.

– Сергей Михайлович, я сам не знаю и ничего не понимаю.

– Тогда давай выкладывай все факты, а как их сляпать – вместе разберемся.

– Товарищ капитан-лейтенант, фактов-то мало очень. Все слухи больше, домыслы, догадки, сплетни.

– Саныч, ты выкладывай все: что сам знаешь, о чем в кубрике небылицы травят. Мне начинает казаться, что главное-то как раз в них и есть.

Старшина похмыкал, поелозил на стуле.

– Ну, вы еще в отпуске были, а нас сюда, в Ханту, погнали. А хранилищ-то оба у нас пустые! Чего выгружать? Молчат. Целый месяц тут загорали. – По тому, как складно говорил Дронов, Сергей понял, что он давно и подробно обмозговал информацию. – Потом комиссии стали наезжать. Что ни день, то новая. Задрючили совсем. Даже иностранцев по кораблю водили! Они сейчас на ПКЗ живут. Бабы ихние по утрам в сопки бегают, ну и наши некоторые за ними… Ладно. А тут баржу подогнали. Говорят, будем с нее зоны к нам в хранилище перегружать. Только ведь раньше никогда зоны на баржах не таскали. Начальник мастерской собрал всех и объяснил, что, мол, это – зона с новейшей суперсекретной лодки. Нас к такой для перегрузки даже не имеют права подпускать, чтобы ее никто не видел, лодку эту. Вот поэтому они там сами на баржу загрузились, а мы здесь перетаскаем к себе. Что дальше делать – говорят, получим приказ и куда-нибудь доставим. А чего доставлять-то, мы же и так в Ханте! Вот он, могильник. Других на всем флоте нет. Все сюда и стаскивается. Ну, это, говорят, не ваше дело. А на барже еще кое-какое оборудование свалено было. Мы его в первую очередь себе в глубокий трюм сунули. Говорят, без него эту самую зону не перегрузить: она нестандартная, нашими цангами и захватами не справиться. Ладно. Цанга – это одно дело, а там такие конструкции… И не используем мы их вовсе.

Я Пашку-химика взял, и в зоне все это рассмотрели, общупали и фон замерили. Сергей Михайлович, это все так светит! Куда там нашим зонам! А главное-то, на всех железках фирменные знаки выбиты и надписи не на нашем языке.

– Английский? – Сергей насторожился.

– Наверно. Я ведь в школе немецкий учил. На нашем-то оборудовании только ГОСТ иногда увидишь. Да и сделано все классно. Неужели на наших ПЛ теперь импорт ставят?

– Может быть, может быть… – Редин задумался. Наши не наши, ромашка хренова!

– А еще даже на бербазе говорят, что мы точно с этой зоной на Новую Землю пойдем. Это на нашем-то корыте! Но весь ходовой состав: командира, штурмана, рулевых к нам уже прикомандировали. Писаря в штабе приказ видели.

«Все правильно, – подумал про себя Сергей, – держать штатных «ходовиков» на их корабле не имело смысла: если надо было сменить точку базирования, их просто морским буксиром перетаскивали, а для перегрузочных работ и нужна-то была только мастерская перезарядки да БЧ-5 – мотористы, электрики, дизелисты. Поэтому и сократили весь ходовой штат. Значит, действительно на Новую Землю…»

– Ваня, ты умный парень, – Сергей был откровенен, – пришел ко мне сам. Разговор у нас очень занимательный вышел. Только, видно, я чего-то не улавливаю. Поясни тогда мне прямо: чего ты хочешь? И вообще, и от меня конкретно.

– Понимаете, Сергей Михайлович, шеф, – Редин понял, что имелся в виду начальник мастерской, – как водится, годков собрал перед началом. Ну, тех, кому месяц-два осталось. Вы всех знаете, – Сергей кивнул, – об ответственности, секретности много трындел и, конечно, пообещал ДМБ в первую очередь, если они будут руководить сменой на барже, и все тип-топ будет: выгрузят за пару недель без замечаний. Тем, конечно, только того и надо. Клялись, целовались… Шеф доволен. Он же сам не пойдет проверять. А годки всю молодежь туда пихают. Все в общем-то нормально, мы все в свое время так работали. А теперь нельзя так! На этой барже салаги гребут дозы, никто их, конечно, не регистрирует, годки все прикрывают. А я ж говорю: зона, как бешеная «светит»! – Дронов явно устал от такого непривычно длинного монолога.

Сергей специально не перебивал его, не помогал, не задавал никаких вопросов. Ему нужно было знать, куда направлены мысли старшины, что больше всего кажется ему непривычным, подозрительным, откровенно лживым, что беспокоит по максимуму. Куда он может «рыть».

Услышанное Редина вполне устраивало. Пока. Пусть в честной голове Дронова угнездится мысль о новых сверхсекретных подводных лодках. Тогда все несуразности с появлением баржи, ожидаемом походе на Новую Землю тот сам себе разобъяснит и удовлетворится. Не только сам, но и убедит подавляющее большинство экипажа. А вот конкретные работы по выгрузке-загрузке, произвол «годков», неопытные салаги – это сейчас отличная точка приложения Ивановых сил. Сергею надо день-два, чтобы самому разобраться. А, может, уже сегодня все станет ясно… Тогда Дронов пригодится для чего-нибудь другого.

– Хорошо, Ваня. Думаю, что, не поднимая особой волны, мы эту проблему решим. Я еще до обеда переговорю с шефом. А уж после сегодняшнего ЧП он меня не только выслушает очень внимательно, но и выполнит все необходимое. Внизу можешь уже сейчас объявить официально, что время работы смен сокращается вдвое. Если надо, то и до двух часов сократим. Одежду все получат новую, и заменяться она будет по первому требованию. В смену ходить не ранее, чем через сутки. «Годкам» руководить ЛИЧНО! Ты сам нарисуй график и контролируй. Дембелям скажи, что это все от меня. А перед ужином собери их в каюте, я спущусь специально побеседовать с ними. Думаю, мы поймем по-хорошему друг друга. Тебя такие первичные мероприятия устраивают?

– Сергей Михайлович, я же знал, к кому обращаться! Спасибо. Все отлично будет, не волнуйтесь. – Подумав, Дронов добавил: – А «годки» будут очень довольны, что вы сами к ним спуститесь.

– Ладно, Ваня, иди рули. – Заперев за старшиной каюту, Сергей глянул на часы: минут тридцать у него есть на то, чтобы прозондировать почву с Генкой и Женечкой. Рано еще делать окончательные безапелляционные выводы, нужно собрать как можно больше фактов.

В каюте, где жили вдвоем Марков и Гоголь, его ждало не только первое разочарование, но и очередной житейский урок. Первое касалось Генки, и если бы мысли Сергея не были заняты другим, он вполне смог бы предвидеть подобное развитие событий: прошлогоднее бревно было значительно более одушевленным предметом, чем тело, которое валялось на нижней койке и принадлежало, пока еще, капитану-лейтенанту Маркову.

– Женя, господи, он хоть дышит еще?!

– Возможно, через раз. Но пердит и блюет регулярно, как тридцатилетний мерин после ведра пургена с касторкой, – Евгений закрыл книгу, которую читал, и свесил голову с верхней койки, – минуты через полторы как раз начнется.

– Женечка, зачем же пурген-то с касторкой?

– Это я образно выражаюсь, литературно. Навеяло. – Он показал обложку книги: А.П.Чехов «Избранные рассказы». – А фактически, уже утром после уничтожения того, что ему шеф выделил, для тебя, разумеется, наш Геночка решил «привести себя в порядок». Оказывается, для него это означает побриться и запить такое дело одеколоном. Оригинальная весьма трактовка правил личной гигиены! Одеколон, разумеется, мой.

– То-то, когда я вошел, решил, что ты палубу французским парфюмом моешь!

– Да не было меня в каюте в это время! Когда пришел, он уже только мычал и озонировал воздух из всех естественных отверстий своего многострадального организма.

– Значит, с этим страдальцем уже не побеседуешь до ужина, – констатировал Редин. – Женя, может, хоть ты мне что-нибудь расскажешь.

Сергей присел у стола. Вот здесь и состоялся житейский урок. Всегда мягкий и податливый Женечка, нужные сведения от которого Сергей рассчитывал получить без труда в непринужденной беседе, как-то непривычно твердо произнес: