MARIUPOL. Слезы на ветру. Книга-реквием

Коверкая русские слова на немецкий лад, дядя Рудольф неторопливо промывал мои мозги. Но увы! Я слушал его, как всегда, в пол-уха, думая, как отвертеться от очередной каверзы и не попасть как кур во щи в тот распроклятый бассейн.

Решив поменять опасную тему, спросил:

– Где вас вчера носило? Это же Россия. Здесь запросто могут убить, поняв, что вы иностранцы. На моих глазах у англичанки вырвал фотоаппарат юркий малец и сделал ноги. Эти дикари никогда не видели Кодак.

– Меньш, не волнуйся, мы ездили все вместе с группой в Новгород. Целый день. До вечера.

– И что вы там увидали? – спросил я.

– О! Столько бедных!

Тут в разговор вмешалась фрау Ольга.

– Девушка стояла у стены…

Я перебил ее.

– Где?

– В храме, у стены, Как его… Этот, София-собор. Да. Девушка упала от голода. Она была такая белая, как мука. У нее брат инвалид. В коляске. Им нечего есть. Мы ее подняли, она стала так плакать. Дали ей денег и адрес. Сделаем ей вызов в Германию. Дали двести марок.

От бесхитростных слов фрау Ольги меня обдало ледяным холодом. Как это так? В православном русском храме стоят голодные инвалиды, падают в обморок, а им помогают не священники, не матушки, не прихожане, не актив (церковная двадцатка), не епископы, не патриарх, а немцы. Простая семья дворника из Пфорцхайма. Это все не укладывалось в моей голове. Чем больше подает Господь благодати православным, тем они бесчеловечнее.

Только у немцев-изуверов, свидетелей Иеговы, в переполненном во время церковной службы храме нашлась капля жалости и человечности. Бесчеловечен человек. Русский человек. Вслед за сожженным Аввакумом говорю, но уже без кавычек.

Осенью немцы подарили мне роскошную кожаную курточку и дали денег на дорожную сумку. Прошло двадцать шесть лет, и глядя на сумку, которой до сих пор постоянно пользуюсь и хорошо выглядящую курточку, хотя и ношу ее не снимая – понял: эти скромные, честные люди были праведниками. Вещи, подаренные остальными, давно истлели и превратились в хлам, а эти со мной и сейчас.

Следующий день я почти не видел семью дворника из Пфорцхайма. Мы запрятались подальше от их все усекающих глаз в Восточный сектор. Мы – это Эстер, дочь дяди Рудольфа и фрау Ольги и я, человек со станции Дно. Немцы поменяли тактику – в Питер приехала младшая из шести детей. В первый день, увидев подмену, спросил дядю Рудольфа.

– А Эмма почему не приехала?

– Меньш, она осталась с Бинни. Соседи не хотят смотреть нашу маленькую королеву.

Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы в Питер приехала Эмма. На следующее утро, памятуя о маразме в бассейне, на стадион не торопился. Успею. Главное – купить подарок Эстер. Но какой и где? Решил поискать на все том же Невском. А там лабуда и вышибание копеек. Зашел в какой-то ДК. Шкатулки из Мстеры. Поторговался. Цена умеренная. Сказал, что зайду. Время было. Решил его убить.