Оценить:
 Рейтинг: 0

Государь

1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Государь
Олег Анатольевич Кожевников

Боевая фантастика (АСТ)Михаил II #2
После попадания сущностей наших современников в тела великого князя Михаила Александровича и его секретаря Джонсона история, как казалось ребятам, продолжала идти так, как они ее знали. Что бы наши современники ни делали, но колесо истории продолжало катиться по гибельной для них траектории. Все это заставило ребят действовать более настойчиво и агрессивно. Если раньше молодые ученые старались очень аккуратно влезать в исторические процессы и как можно меньше воздействовать на людей этого времени, то теперь все изменилось. Они сами стали людьми этого времени и просто делали все, чтобы выжить и обеспечить счастливое будущее не только для себя, но и для других.

Олег Анатольевич Кожевников

Михаил II. Государь

© Олег Кожевников, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Глава 1

Под перестук колес бронепоезда беседа с его командиром, штабс-капитаном Овчинниковым, приобрела камерный, домашний характер. Как будто не было недавнего боя, дикого напряжения всех сил, как физического, так и морального. Павел Александрович делился с великим князем дальнейшими планами – что тыловая жизнь заканчивается и через два дня бронепоезд отправляется в действующую армию. Осталось только получить боеприпасы и пройти техническое обслуживание. Меня вопрос, когда бронепоезд отправится в действующую армию, очень интересовал. Ведь сначала он должен был прибыть в Могилев, в распоряжение ставки, а лишь затем сам главнокомандующий Николай II решит, какую армию он усилит этой грозной боевой единицей. Для меня ключевыми словами были «ставка» и «город Могилев». Именно туда я направлялся, когда на санитарный поезд № 57, перевозивший меня, спецгруппу и на отдельной платформе грузовой «Форд», попытались напасть финские егеря. Но они даже не предполагали, что в общем-то безоружный санитарный поезд может так огрызаться.

Монотонная речь штабс-капитана позволила углубиться в конспирологические версии этого нападения. А с какой еще точки зрения можно понять все случаи попыток ликвидировать великого князя Михаила Александровича. Раньше он никому не был нужен, а после того как моя сущность оказалась в его теле, каким-то могущественным силам великий князь стал очень мешать. И мы с моим товарищем, так же как и я, попавшим в чужое тело из будущего, создали целую теорию заговора. И силой, которая хотела убрать великого князя, по нашему мнению, был Генштаб Германии. Деятельность великого князя начала мешать исполнению плана развала Российской империи. Но я тоже не лыком шит, огрызаться могу. А сейчас, когда сформирована спецгруппа и я, можно сказать, вошел в местный бомонд, могу так укусить, что мало не покажется. И последние события это показали.

С точки зрения стороннего наблюдателя, все успехи великого князя на фоне побед, достигнутых, допустим, Брусиловым в 1916 году, это, конечно, ерунда. Ну что такое уничтожение всего одного батальона, по сравнению с потерями, которые понесла Австро-Венгрия в ходе наступления Юго-Западного фронта. Так, локальный успех всего лишь одного полка в ходе Брусиловского прорыва. Все это так, если не учитывать, что это был 27-й Прусский батальон егерей, сформированный в Кенигсберге из финских добровольцев, мечтающих о независимости Финляндии. Это был не простой батальон, а хорошо подготовленное подразделение для ведения боев в столице Российской империи. Все бойцы могли объясняться на русском языке, были мотивированы драться с имперскими силами до конца. Их невозможно было выявить среди множества воинских подразделений, скопившихся в Петрограде и в окрестностях российской столицы. Просочившись через дырявую шведско-российскую границу, эти хорошо подготовленные немцами бойцы скапливались в окрестностях Петрограда и ждали приказа начинать действовать по захвату стратегических объектов. Именно этот батальон был той силой, которая в октябре 1917 года захватила все самые важные объекты российской столицы.

А в истории осталось, что тот же Зимний дворец, телеграф и многие другие объекты (включая мосты) взяли штурмом революционные солдаты, рабочие и матросы под руководством большевиков. Нет, массовка под руководством товарища Троцкого, несомненно, была, и в мелких стычках побили много городовых и прочего чиновничьего люда. Но все это была мишура, скрывающая четкие действия небольшого, но дисциплинированного подразделения, подготовленного лучшими специалистами Германии. Чтобы еще больше скрыть действия специально подготовленного подразделения, немцы направили в Петроград и группу профессиональных революционеров. Говорливых и весьма энергичных. Им и принадлежит заслуга создания мифа, что это именно революционные массы под руководством партии большевиков смели буржуазные структуры власти. Вот такую конспирологическую концепцию причин победы Октябрьской революции в России как-то по пьяни рассказал мне приятель еще в той, моей бывшей реальности. Естественно, тогда мне было это смешно, хотя мой собутыльник и закончил исторический факультет МГУ. Как доказательство своей теории заговора германского генштаба по разрушению управляемости в Российской империи он приводил примеры, как общеизвестные, так и найденные им в исторических архивах. То, что Германия в опломбированном пассажирском вагоне позволила профессиональным революционерам пересечь ее территорию, это все знают. Но вот о подготовленном в Восточной Пруссии батальоне финских добровольцев… об этом никто ничего не знал. А, по словам Жеки, этот Прусский Королевский батальон егерей № 27 состоял из ненавидящих Россию финнов, готовых сделать все для ослабления империи, которая угнетала их бедную Финляндию. Немцы их обучили, спланировали операцию, вот так и произошел октябрьский переворот 1917 года.

В моей родной реальности я о такой глубокой старине даже и не думал. Ну, была революция 1917 года, да и черт с ней. А что победили в ней большевики, так, может, это и хорошо – мобилизовали страну, и она все-таки в 1945 году надрала задницу Германии. Вот только плохо, что в двадцать первом веке сама оказалась в заднице. Но теперь если у нас с Кацем хоть что-нибудь получится, то черная полоса в истории России, может быть, и не случится. Взбодрив себя таким посылом, я в очередной раз начал вспоминать свое время и Каца, который в угоду своим научным амбициям отправил меня и себя самого в это время. Это уже сейчас я вжился в тело великого князя Михаила Александровича, а вначале была просто беда. Ляпы и несуразицы следовали один за другим. Явно я не вписывался своим поведением и языком в образ великого князя. Не спалился только по одной причине – великий князь за день до захвата моей сущностью его тела прибыл в Петроград с фронта. И не просто с фронта, где по всей логике своего происхождения он должен был бы сидеть глубоко в тылу, заседая в каком-нибудь штабе, а можно сказать с передовой. Конечно, не из окопов, а из штаба 2-го кавалерийского корпуса, которым командовал в ходе знаменитого Брусиловского прорыва. А до этого он с 1914 года командовал одной из самых трудных дивизий Российской армии – «Дикой». И, по мнению моих теперешних знакомых, командуя туземцами, огрубел, потерял княжеский лоск и нахватался разных непонятных слов и выражений. Даже матом стал ругаться, как портовый грузчик. Для верхнего эшелона российского общества Михаил Александрович выглядел настоящим фронтовиком. Вон даже французским парфюмом перестал пользоваться – только тройной одеколон. После бритья от великого князя пахло так же, как от обычного прапорщика. И все это не мое мнение, а слова самого близкого человека – жены великого князя Натальи.

Мои размышления о собственном поведении были прерваны остановкой бронепоезда на очередном семафоре. Гонять бесконечные чаи и вести, в общем-то, бесполезную беседу с командиром бронепоезда не имело смысла. О чем нужно, я уже со штабс-капитаном договорился – что именно на бронепоезде доберусь до Могилева. Что, после того как бронепоезд пройдет техническое обслуживание, к нему опять прицепят спальный вагон, в котором сейчас находилась спецгруппа, и, кроме того, платформу с установленным на ней грузовиком. Словом, теперь бронепоезд представлялся мне чем-то подобным поезду, который вез меня и спецгруппу совсем недавно. Но тогда это был беззащитный санитарный поезд, а теперь великого князя и его команду будет сопровождать в Могилев бронированный монстр. На этом этапе все потуги германцев остановить великого князя будут смешны и бесполезны. Теперь нужно быть осторожней ближайшие два дня в Петрограде и до того момента, пока не доберусь из ставки до своего корпуса. А чтобы быть осмотрительней в столице, нужно, прежде всего, выспаться, а не поглощать под защитой брони чашку за чашкой безумное количество чая. Здесь, конечно, хорошо и спокойно, но нужно перебираться в спальный вагон в подготовленное денщиком купе. В пассажирском вагоне, конечно, нет броневой защиты, но зато там есть мягкая лежанка и заботливый денщик. А у него в запасе имеется много всяких вкусностей. Я сам видел, как Первухин на станции покупал у бабки пирожки. Прокрутив все эти мысли в голове, я заявил командиру бронепоезда:

– У вас тут хорошо, Павел Александрович, но нужно перебираться в свой вагон. Посмотреть, как там мои люди устроились, да и отдохнуть не мешает и мне и вам. Если произойдет задержка с отправлением бронепоезда в Могилев, то, как и договорились, телефонируйте моему секретарю в Смольный. Дежурный у телефона там будет находиться круглосуточно. Если звонка не последует, то послезавтра в 20–00 оба вагона, которые нужно прицепить к бронепоезду, будут стоять в тупике, где и началась наша миссия по подавлению мятежа. Мои ребята заранее загонят автомобиль на платформу и подготовят пассажирский вагон, так что задержки с отправлением бронепоезда в Могилев не будет.

Получив подтверждения, что все наши договоренности остались в силе, я поспешил, пока бронепоезд стоял в ожидании сигнала семафора, перебраться в пассажирский вагон. Вот в нем я почувствовал себя хозяином. Не нужно было напрягаться, изображая из себя великого князя, и анализировать каждое свое высказывание на соответствие этому времени. Для моих подчиненных я априори являлся великим князем и все мои поступки и речи воспринимались естественными для брата императора. Вот когда я попал в ауру доброжелательства и восхищения действиями великого князя, то сразу расслабился. А начавшему что-то кудахтать денщику заявил:

– Ничего пить и есть не буду, я уже у штабс-капитана, наверное, целый самовар чая с печеньем употребил. Только спать! Предупреди всех, чтобы не шумели – великий князь отдыхает!

После этого в сопровождении Первухина проследовал в свое купе. Денщик остался в коридоре, охранять сон великого князя. Не знаю, почему, но когда я, раздевшись, улегся на мягкую кушетку, сознание не желало отключаться. И это несмотря на явное переутомление и то, что в последние двое суток мне только урывками удалось поспать, в общей сложности не более пяти часов. В голове продолжали возникать эпизоды по ликвидации на станции Лазаревская мятежа части батальона латышских стрелков. Почему-то расстрел финских егерей и большей части батальона латышских стрелков химическими снарядами мое сознание не анализировало. Считало, что выбора не было, и операция пошла по единственно возможному для успеха пути. Нужно было любым методом глушить обученных немцами егерей. Хоть травить их химией, хоть идти на них силами юнкеров в штыковую атаку. А вот применение химии для уничтожения группы латышских стрелков, засевших в кирхе, может быть, было и напрасным. Наверняка они бы сдались после обстрела кирхи обычными трехдюймовыми снарядами. После применения химии ни одного пленного не было, а провести судебный процесс по мятежникам было бы неплохо. В семнадцатом году это бы остудило революционные настроения многих солдат. Сейчас суд над солдатами, нарушившими присягу, возможен, а к концу года уже нет.

Грызть себя за допущенные промахи я перестал, только когда вспомнил о подслушанном разговоре между юнкерами. Это произошло после построения принявших участие в операции юнкеров, когда я каждому пожал руку и вручил золотой империал. Понятно было, что ребята старались наилучшим образом выполнить приказ не из-за денег, а ради страны. Но по их сияющим физиономиям было видно, что нежданно свалившимся деньгам они очень рады. После построения я пошел в здание станции, в кабинет ее начальника, которого убили мятежники. Там начиналось заседание созданной по моей инициативе судебной «тройки». Дело было новое и необычное для этого времени, и я решил присутствовать на этом первом заседании. И даже не для того, чтобы указывать, как правильно проводить заседание тройки, а наоборот, самому посмотреть, как все это дело организует привлеченный юрист Владимир Венедиктович. Он родился и живет в этом времени – значит, ему и карты в руки. К тому же он специалист по юриспруденции, знает законы этого времени и хорошо разбирается в делопроизводстве. А если я возьмусь за это мутное дело, то так все напутаю, что мама не горюй. Загублю своими руками нужную сейчас быструю методику судебного разбирательства. Среди либералов поднимется вой о кровавом царском режиме, который без суда и следствия расстреливает как мирных граждан, так и солдат, не выполняющих преступных приказов. А вот если протокол оформить правильно, с горой юридических формулировок, то даже либералы запутаются в лабиринте специальных терминов. И все получится в рамках правовых норм. А значит, с точки зрения тех же американцев, с таким режимом можно иметь дело. И больших преград для получения необходимой помощи не будет. В данный момент я хотел, пусть и жесткими мерами, навести хоть какой-нибудь порядок, но в то же время нужно, чтобы для внешних игроков царский режим выглядел правовым. Сложная задача – в полевых условиях наводить порядок и выглядеть белым и пушистым. Но очень этого хотелось, вот я и пошел на заседание чрезвычайной тройки.

Отказавшись садиться на председательское место, я уселся на стул, стоявший у открытого окна, и стал с интересом наблюдать за ходом заседания этого своеобразного суда. Неожиданно мое внимание привлек гогот за окном. Оконный проем располагался довольно высоко, и под ним остановилась компания юнкеров, весело болтающих друг с другом. Я не стал прогонять этих ребят, а только прислушался к их разговору. Непринужденное общение людей этого времени меня очень интересовало. Только так можно было нахвататься характерных выражений и услышать анекдоты этого времени. Я все еще боялся оказаться чужим в корпусе, которым командовал великий князь, и ловил малейшую возможность узнать, как общаются между собой современные офицеры. А тут находящаяся далеко от начальства компания будущих прапорщиков – грех было не подслушать, о чем и, самое главное, как они говорят. Вот я и превратился в одно большое ухо и все внимание сосредоточил на разговоре юнкеров.

Сначала обращал внимание только на манеру разговора и на сочные обороты речи этих будущих офицеров. А потом меня зацепил смысл их разговора. Это произошло, когда один из юнкеров произнес:

– Ну что, мушкетеры, нужно достойно отметить получение золотых. Предлагаю посетить заведение мадам Бляденс! Я слышал, там новые девочки появились. За империал они такой бильярд шарами клиента устроят, что на фронте никакая атака германцев не будет страшна. Ха-ха-ха!..

Сквозь это ржание развеселившегося юнкера донеслось:

– Не, Васька, я свой золотой не буду на это дерьмо тратить. Дырочку в монете сделаю и рядом с крестиком носить буду. Если выживу, то своим внукам буду этот золотой червонец показывать и говорить, что это сам помазанник Божий подарил его. А великий князь точно отмечен Богом, и быть ему царем вместо никчемного Николашки.

После этого, не скрою, приятного для меня пассажа, который, правда, не соответствовал моим целям, раздался еще один голос:

– А я тоже, пожалуй, не буду тратить этот империал. Пусть будет моим талисманом и приносит удачу. Вон князь принес же нашей роте удачу, так и пожалованный им золотой спасет жизнь на фронте.

Юнкер, который до этого смеялся, уже более серьезным голосом произнес:

– Великий князь, конечно, удачлив и стратег хороший, но на фронте он будет далеко. Так что, как говорится – на Бога надейся, а сам не плошай.

На эту фразу юнкер с хриплым голосом заявил:

– Ты, Васек, конечно, можешь потратить свой золотой на баб, но я лучше сделаю, как Борис, и буду держать этот империал у сердца. Очень на меня произвело впечатление, как после появления великого князя пошло дело по подавлению мятежа. Если бы не государь, то половину нашей роты выкосили бы у этой кирхи. А появился великий князь, и не успел я выкурить папироску, как дело было сделано. Два пушечных выстрела с бронепоезда – и в кирхе одни трупы. Мы с ребятами, надев противогазы, пулемет из кирхи вытаскивали, так там ужас что творится. Даже крысы дохлые валяются, не говоря уже о людях. Из пушки химическим снарядом в маленькое окошко попали – явно высшие силы помогли великому князю наказать мятежников. Не… я теперь дар государя тоже буду носить как амулет.

Последующие слова были заглушены свистком паровоза – на станцию прибывал состав со стороны Петрограда. А затем и слушать стало некого – юнкера ушли. Пришлось мне опять сосредоточить все внимание на ходе своеобразного судебного разбирательства. А процесс двигался, можно сказать, семимильными шагами. Уже практически треть дел было рассмотрено. И что для меня было удивительно, главным поборником жестких наказаний был Владимир Венедиктович. Я-то боялся, что юрист начнет заниматься крючкотворством и затягиванием рассмотрения дел, а все получалось не так. Больше всех затягивал рассмотрение дел не он, а поручик Симонов. Некоторые свидетельские показания ему были не ясны, и он периодически вызывал свидетелей – пострадавших от мятежа латышских стрелков.

А вот Владимиру Венедиктовичу все было ясно по докладной нового командира латышских стрелков Яниса Берзиньша и объяснительных самих мятежников. Видно, сильно обиделся юрист, когда его арестовали мятежники. Он обещал тогда засудить негодяев, избивших его, вот теперь и засуживал. Действия Владимира Венедиктовича мне понравились. Про себя я подумал: «Надо брать юриста в нашу команду. Мужик грамотный – вон как ловко подбирает законы, чтобы обосновать самые жесткие действия. Чисто Вышинский. Полезный человек в это непростое время. Если все-таки произойдут волнения и придется для их подавления использовать силовые методы, то Владимир Венедиктович обоснует их применение законами и создаст юридическую завесу перед западным общественным мнением». Поняв, что, в общем-то, все идет так, как и я хотел, и находиться здесь мне не обязательно, я откланялся и направился заниматься другими насущными делами.

Воспоминание о подслушанном разговоре юнкеров несколько успокоило мою психику. А то в голове продолжали мерещиться мучающиеся от отравления газами латышские стрелки. Егеря нет, а вот латыши да. Все-таки мой рассудок считал, что финские егеря явные враги и обязаны ответить за свои преступления, а вот большинство латышей не были врагами империи, их просто обманули. Подслушанная беседа юнкеров помогла той части психики, которая считала, что если не предпринять решительных действий, то будут многомиллионные жертвы в ходе коллапса, который случился в России. Если молодые ребята, можно сказать цвет нации, не высказали даже одного слова в осуждения решений великого князя, то прочь все сомнения в собственных поступках. Какие времена – такие и решения. Значит, я не более кровожаден, чем другие. Наоборот, юнкера посчитали, что за действиями великого князя стоит сам Господь. А в 1916 году это много значит. Эти юнкера скоро станут офицерами и отправятся на фронт, и там они своего мнения о великом князе Михаиле Александровиче от своих сослуживцев скрывать не будут. В армии появится прослойка офицеров среднего звена, которые будут хорошо относиться к брату императора. Так что своими действиями я подкрепил задумку Каца о необходимости пропаганды, так сказать, снизу – из среды самих рабочих и солдат. Только этот хитрец хотел готовить и рассылать таких людей по военным частям и крупным городам империи, а у меня это получилось естественным путем. При этом Кац сетовал, что для отбора и подготовки агентов влияния у нас очень мало времени, а я в течение суток завербовал больше семидесяти будущих прапорщиков. Пусть они не специалисты в пропаганде, но зато искренне уверены, что великий князь это благо для их родины. И будут доказывать это с оружием в руках. Пропаганда сверху (так мы называли печать) получилась тоже спонтанно – хвалебные статьи в газетах, за которые Кац планировал платить деньги, появились без всякого его участия. Стоило мне повести себя как мужику – отбиться от террористов своими руками, как статьи с хвалебными материалами о Михаиле Александровиче появились во всех газетах империи. Да и с деньгами вышло совершенно неожиданно. Трудно представить, сколько мы с моим другом мучились, разрабатывая хитроумные комбинации, чтобы получить средства на реализацию планов по недопущению революций в России. Как я ни уговаривал послов Антанты и Американских Штатов выделить деньги, а в конечном счете сама судьба преподнесла почти миллион рублей. Как тут не поверишь в провидение? Эти мысли, в конце концов, убаюкали меня, и с чувством выполненного долга я наконец-то смог уснуть.

Глава 2

Спал я не долго, часа два. Разбудил меня, как и положено генерал-лейтенанту в полевых условиях, денщик вежливым покашливанием. А я и чувствовал себя в полевых условиях и, хотя бронепоезд уже въехал в пригороды Петрограда, оделся именно в полевую форму, хотя имелась и богатая парадная генеральская форма. Для столицы она, может быть, и была бы в самый раз, чтобы подчеркнуть значимость великого князя, но я по натуре не петух и не хотел уж очень сильно превозносить свою победу. А нас должны были встречать именно как победителей, которые уничтожили немецкую рейдерскую группу, к которой примкнули латышские предатели. Именно так был по телефону информирован начальник Петроградского гарнизона генерал Хабалов. Кроме него, по моей просьбе, поручик Симонов связался и с охранным отделением, которое и должно было раскручивать дело латышских стрелков. А также узнать, каким образом проникли в столичный регион обученные немцами финские егеря. Первоначально я сам хотел раскрутить захваченных в «Липках» финнов, но поездка в корпус была важнее. Ну что, в общем-то, я мог выпытать у финнов? Проникшие на территорию столичного региона подразделения Прусского Королевского батальона егерей № 27, состоящего из добровольцев финнов, были уже уничтожены. Оставалось узнать у захваченных финнов только координаты коридоров на шведско-русской границе, по которым и попадали враги на нашу территорию. Но это пускай охранное отделение занимается, у меня есть дела поважней. Ясно же, что через дырявую границу немцы (если они поставили такую цель) смогут протащить в столицу Российской империи нужные им деструктивные силы. Дыр в границе полно и смертельных врагов у империи тоже много. Если государственная машина не в состоянии перекрыть границу, то я и подавно не смогу это сделать. Остается одно – в Петрограде глушить вылезших из щелей прусских тараканов. А для этого нужны надежные части. Где их взять? Единственное место, где это реально – в корпусе, которым командовал великий князь. Так что, несмотря на уничтожение подготовленных немцами егерей, нужно было продолжать выполнять первоначальный план. И чем быстрее окажусь в корпусе, тем лучше. Так что пускай жандармы занимаются финнами и латышами, а я лучше подберу бойцов, которые не допустят сползание России в клоаку революций и гражданской войны.

Так я себя накачивал, пока готовился предстать перед столичной публикой. А это был довольно длительный процесс. Одно бритье чего стоило. Но появиться помятым или небритым великий князь не имел права. Вот и пришлось заниматься своим внешним видом, забыв о потребности организма в калориях. Правда, когда бронепоезд остановился в том же тупике, откуда мы менее суток назад выехали, на вроде бы, как казалось тогда, рядовую операцию, я не удержался и все-таки выпил стакан уже остывшего чая с заботливо приготовленным бутербродом с черной икрой. Поэтому и выбрался из вагона самым последним. Но для этого времени и нынешней ситуации это оказалось правильным. Я поступил, как истинный великий князь – появился, когда вся суета уже закончилась. Спецгруппа и латышские стрелки уже стояли в строю. Командир бронепоезда со своими офицерами, сгруппировавшись вокруг генерала Хабалова, ожидали появления великого князя.

Великий князь появился в скромном, но чистом полевом мундире, бодрый и стремительный. Вроде бы только что был на площадке пассажирского вагона, а в следующее мгновение уже рядом с группой офицеров. Это я понял по выражению лица прапорщика, стоящего рядом с генералом Хабаловым. Очень у этого парня было подвижное лицо, и эмоции своего хозяина оно хорошо передавало. Помню его восторженное выражение, когда раздавал солдатам и офицерам денежную благодарность великого князя. И тогда это вызвало у меня внутреннюю улыбку, и сейчас тоже. Этот внутренний смех чуть не вырвался наружу, когда я обернулся, следуя за взглядами офицеров. Отставая от меня метров на десять, важно вышагивая, шествовал ефрейтор Первухин. Он облачился в свой лучший наряд – конечно, по мнению моего денщика. Все вроде бы было по форме, и я давал разрешение бойцам спецгруппы использовать полученные на складах Петроградского гарнизона летные кожаные куртки и гвардейские галифе. А помня свое время и форму спецподразделений, разрешил надевать под кожаную куртку тонкую тельняшку. Так вот ефрейтор именно так и оделся. Но смотрелся он в этом наряде очень комично. Особенно смешно и нелепо выглядели на моем денщике – гигантские галифе, деревянная кобура с маузером и – гордость Димы – собранные в гармошку кожаные сапоги со скрипом. Может быть, у себя в деревне в таком наряде он и был бы первым парнем, но здесь на фоне бронепоезда выглядел чистым Петрушкой.

Вид Первухина объяснял, почему для приготовившихся встречать великого князя офицеров мое перемещение казалось стремительным. Мой денщик отвлекал внимание на себя, а я в это время не очень быстрым шагом дошел до офицеров, стоящих рядом с генералом Хабаловым. Это умозаключение я сделал не просто так, а потому что в голове шла постоянная работа – непрерывно думал, как противостоять угрозе нападения на великого князя. А такой персонаж, как Первухин, наверняка будет привлекать внимание и даст мне возможность действовать. По-видимому, такой неосознанный вывод я сделал давно и именно поэтому не мешал своему денщику одеваться, как он хочет. Вон даже к маузеру в целом одобрительно отнесся. Не возражал, что Первухин, пользуясь моим именем, раздобыл себе такое оружие.

Все эти мысли пронеслись молниеносно, а в следующий момент я уже здоровался с генералом Хабаловым. Претензий за предоставленный для проведения операции разложившийся батальон латышских стрелков я предъявлять генералу не стал. Наоборот, начал хвалить команду бронепоезда и юнкеров за четкое выполнение приказов и профессионализм их командиров. Одним словом, заретушировал огрехи штаба Петроградского гарнизона, который проморгал предателей, окопавшихся в батальоне латышских стрелков. Но генерал, наверное, чувствовал вину за то, что направил для участия в операции батальон латышских стрелков. Поэтому он не возражал, что латышей, оставшихся верными присяге, нужно передать в подчинение КНП (Комитету по национальной политике). Заодно я договорился, что казак Сергей переходит в мое распоряжение. Этот ловкий и удачливый парень был уже зачислен в спецгруппу, а сейчас получил формальное согласие начальника Петроградского гарнизона.

Обговорив с начальником Петроградского гарнизона еще несколько вопросов, я переключился на представителя охранного отделения жандармерии полковника Клюева. Вот этого господина я по-настоящему и взял в оборот. Во-первых, высказал жандарму претензии по работе их агентуры, которая перестала грамотно работать. Совсем не видят опасных для власти людей, которыми буквально напичкан Петроград. Зациклились на всяких там эсдеках и прочей шушере, а вот по-настоящему опасных, сотрудничающих с Германией группировок не замечают. Вон, например, одна из группировок социалистов – большевики, в центре Петрограда напала на фронтовика, генерал-лейтенанта, великого князя наконец, и что? Какие меры предприняты против пришедшего из Германии учения? Социалисты, как заседают в Думе, так и продолжают кушать народный хлеб. Сквозь русско-шведскую границу в воюющую страну массово проникают боевики и агенты Германии.

Моя обличительная речь и тыканье носом жандармерии в явные недоработки плавно перешла к конкретным вещам, которые ведомству полковника следует предпринять. Я сообщил полковнику, что кроме арестованных латышских стрелков имеются еще и задержанные финские коллаборационисты. Они и рассказали о проникших на территорию России подразделениях финских егерей, обученных германскими инструкторами. Задачей этих финских добровольцев было нападение на стратегически важные объекты российской столицы. Моя информация очень заинтересовала полковника жандармерии. И я с легким сердцем обещал ему сегодня же передать службе жандармерии задержанных финнов. При этом заметил, что эти финны наверняка знают коридоры в границе, по которым они и проникли на территорию Российской империи. Когда мы обговорили с полковником порядок передачи задержанных финнов, я почувствовал немалое облегчение. Полковник производил впечатление добросовестного служаки. И вполне мог раскрутить финнов и перекрыть коридоры на границе.

Когда я давал обещание полковнику передать его службе задержанных, то подумал, что никак не успеваю до отъезда на фронт раскрутить финнов. А если бы даже и узнал у них места проходов через российско-шведскую границу, то за то небольшое время, которое мне осталось до отбытия бронепоезда в Могилев, все равно ничего бы не успел сделать. По-любому пришлось бы передавать финнов в жандармерию, и неизвестно, кто бы этими господами занялся. Наверняка отнеслись бы к задержанным формально и не дай бог отпустили бы их под напором адвокатов и социалистов. По существу, фактов их подрывной деятельности нет. Командиры егерей, как и у меня на допросе, станут говорить, что они просто приехали в гости. А сам лесоторговец будет утверждать, что он ничего не знает. И определил на постой уничтоженных егерей, думая, что это солдаты русской армии. Да еще будет требовать, чтобы ему вернули имение и деньги, которые он держал в своем сейфе. Да… пожалуй, лесоторговца отдавать жандармерии не нужно. Пускай посидит еще в подвале Смольного до моего возвращения в Петроград. А там будет видно, что с ним делать.

Наконец все дела были сделаны, вопросы согласованы, и полковник пригласил меня в свою пролетку, чтобы довезти до Смольного. Латышских стрелков я отправил в Смольный пешим маршем, ну а спецгруппа, захватив с собой Первухина, поехала туда с шиком – на автомобиле. «Форд» стоял рядом с тупиком, у будки часового, охранявшего стоянку бронепоезда. Ну и на время операции автомобиль спецгруппы великого князя тоже охранялся этим часовым. А его водитель Максим, ставший подпрапорщиком, принял участие в операции как обычный боец спецгруппы. Подпрапорщиком Максим стал не просто так, это его папочка предпринял все, чтобы его сын пошел в армию не рядовым, а хоть с какими-нибудь нашивками. Его влияния хватило на одну галунную нашивку на погон. Ну, это ладно, главное, что меня устраивало – водитель по званию стал вторым после Хватова, и теперь, если не дай бог с прапорщиком что-нибудь случится, Максим автоматически становился командиром спецгруппы. А Максим как боец, конечно, хуже Хватова, но зато был инициативным и расчетливым парнем, не уступающим в этом прапорщику. К тому же без всякого воздействия со стороны папочки или меня стал весьма авторитетным в спецгруппе.

Стало уже традицией, что я прерывал сон Каца. Вот и в этот раз великий князь с шумом в двенадцатом часу ночи ворвался в кабинет-спальню, где на кожаном диване прикорнул его секретарь Джонсон. И опять спросонья мой друг плохо соображал, пришлось ему пересказывать мои похождения два раза, и даже после этого он смотрел осоловелыми глазами на полковника жандармерии, вошедшего в кабинет. Полковник вошел оформлять документы на передачу ему протоколов допросов и самих задержанных финнов. Самих арестованных уже загрузили в жандармскую повозку, сопровождающую пролетку полковника. Теперь оставалось только оформить бумаги, и можно было забыть о финнах.

Много времени бумажная волокита не заняла, и через десять минут, проводив полковника, я смог уже детально рассказать своему другу обо всех событиях, которые случились в последние сутки. Кац воспринял мой рассказ болезненно, не в том смысле, что ему стало жалко латышей, а в том, что он спокойно сидит тут в Петрограде, а его друг рискует собой и хоть что-то делает для изменения исторического развития России. Мне нрав Каца был хорошо известен, когда он начинал ныть и говорить о своей никчемности – значит, жди какого-нибудь прорыва. Чтобы узнать, какое свершение сделал мой друг, нужно было выслушать его самобичевание, изредка не соглашаясь с тем, что он полное чмо, и тогда Саня сам все расскажет. По крайней мере, так было в той реальности, когда мы работали в НИИ Мозга. Вот и сейчас Кац посокрушался минут десять, а потом начал сравнивать себя с моллюском в раковине и вдруг произнес:

– Ну, получилось синтезировать немного пенициллина, а толку-то? Таким количеством можно сделать одну инъекцию и всё. Этим даже ангину не вылечишь. Как обычно, занимаюсь бестолковой суетой, вместо того чтобы делать по-настоящему большое дело. Понятно же, чтобы получить значимый эффект от применения антибиотиков, их нужно большое количество. А несколько граммов, которые я смогу синтезировать, это комариный укус в тело слона. Время, время и деньги, вот что нужно, чтобы помочь фронту. Кое-какие деньги появились, но времени-то совсем нет. Скоро 1917 год, а чтобы развернуть промышленный синтез пенициллина, нужно как минимум год. А тут еще требуется наладить производство «Катюш» и напалма. Одним словом, чмо я паршивое, не тяну в попаданцы-прогрессоры. Одна надежда на тебя, что все-таки получится взять под контроль корпус и не допустить революций. Знаешь, Михась, совсем не хочется ехать в ссылку в Пермь.

Информация о том, что получилось синтезировать пенициллин, меня огорошила и вдохновила. Это же первая наша реальная победа. Под впечатлением такой новости я воскликнул:

– Да ты что, парень… это ты эпохальные вещи делаешь, а я так, работаю по ситуации. Ничего страшного, что промышленное производство антибиотиков можно будет наладить только через год. Продержимся, Кац! Зато потом можно будет спасти миллионы людей. Да и бабки на этом деле заработаем.

– Как продержимся-то, если все наши начинания буксуют? От Госдумы, считай, поддержки ноль. И это несмотря на то, что Родзянко обещал помогать Комитету по национальной политике. Как только великий князь уехал, все думские деятели забыли о своих обещаниях. Только Гучков хоть как-то помогает финансово.

– А ты что хотел? Сам должен понимать, что сейчас никто из них даже помыслить не может, что самодержавие в России падет. Элита живет своей обычной жизнью и не хочет лишних забот и принятия на себя дополнительных обязательств. Обещать брату императора это одно, а реальные действия другое. Сам знаешь нашу национальную черту – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Это мы с тобой знаем, что гром грянет и вмажет так, что даже в двадцать первом веке икается. Так что, Саня, нам остается только сжать зубы и делать то, что наметили, а не ныть, что все идет не так, как мы мечтали. Конечно, если хотим выжить, а не попасть под каток революционного молоха.

1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
1 из 6