Михаил II: Великий князь. Государь. Император

Отвлечённые размышления о задачах, которые нужно выполнять, были прерваны сладкой действительностью. Наталья, восстановившись от предыдущей серии любовных игр, опять прижалась ко мне и попыталась продолжить. Но мне надоело ютиться на диване, захотелось почувствовать себя настоящей элитой общества и испытать мягкость великокняжеской перины. Поэтому, обняв жену, я ей шепнул в ушко:

– Милая, пойдём в спальню, там попробуем способ любви, практикуемый в восточных гаремах – о нём поведал мне один из моих офицеров – мусульманин, азербайджанец из горного Карабаха, сын местного правителя.

Жена, заинтригованная моими словами, поднялась с дивана, а когда я встал, взяв меня за руку, повела в спальню. Перина, впрочем, как и громадная кровать, была великолепна. Было где и, самое главное, с кем разгуляться. Вот я и разошёлся, показал класс, применил все навыки, полученные в XXI веке. Тем более Наталья, услышав, что её муж, в общем-то, готов стать преемником Николая II, стала податливая и мягкая, как пластилин. Куролесили мы до поздней ночи, а когда я упал уже полностью обессиленный, получил сеанс массажа и море ласковых слов. Одним словом, я уснул, полностью выполнив свой супружеский долг, и снял все подозрения Натальи, что я стал ей чужим. Конечно, она продолжала думать, что я стал несколько иным – более инициативным и жёстким, но ей это даже понравилось. А свою грубость и новый сленг я объяснил влиянием фронта. Что там окружают меня в основном не очень образованные мусульмане, объясняющиеся с сильным акцентом и иногда использующие совершенно дикие для русского уха слова, и выражения другие у моих джигитов. Пришлось рассказать жене пару жутких эпизодов, которые учинили джигиты Дикой дивизии в Карпатах. Взял я их, конечно, из отложившихся в долговременной памяти великого князя воспоминаний. Мой рассказ произвёл ожидаемое впечатление. Наталья задумалась, прекратила преставать со своими расспросами, и я смог наконец заснуть.

Следующий день был поистине сумасшедший. Переговоры с различными людьми шли непрекращающимся потоком. И всем этим людям я должен был внушить уважение и в конечном счёте понравиться. А это было трудно. Практически все они были знакомы с настоящим Михаилом Александровичем и имели представление о его мягком характере и бесхребетности. А нужно было внушить им, что воля и характер у великого князя есть, и в случае необходимости он сможет удержать ситуацию в империи под контролем. Сложность была и в том, что я встречался не только с российскими должностными лицами, но и с послами Франции и Англии. С нашими я вёл себя как образованный человек, болеющий за страну и монархию. С послами вёл себя совершенно по-другому – как генерал «Держиморда», которого служба командиром Дикой дивизии так обкатала, что выбила весь европейский лоск и образование. Я пытался внушить иностранным послам, что великий князь хоть и недалёкий, но человек практичный и считает делом чести выполнять свои обещания. Несомненно, он будет вести войну до победного конца, вот только предатели и германофилы мешают этому. А если ему помогут материально, то он этих самых «филов» передавит и на белом коне погарцует по Берлину. Тогда и кредиты вернёт. Деньги нужны не столько для закупки вооружений, а чтобы влить в сельское хозяйство, чтобы поддержать крестьян, истощённых войной. Когда народ почувствует помощь императора, то тогда можно будет приступать к искоренению всяких там марксистов и прочих германофилов. А когда будет прочный тыл, русская армия немедленно начнёт наступление на германцев. Посыл был такой – вы нам деньги и помощь продовольствием, а мы, когда наведём порядок, начнём воевать по-серьёзному. А пока извините, господа, сил нет – бардак-с.

На всех встречах со мной был секретарь Джонсон. Если о чём-то удавалось договориться, то я представлял Каца как своё доверенное лицо. А так как я вскоре отправляюсь в свой корпус на фронт, все дела в моё отсутствие будет вести Джонсон. Все с пониманием к этому относились и обещали реагировать на любую просьбу Каца незамедлительно и исполнять её с тем же усердием, если бы к ним обратился сам великий князь.

Особенно такие обещания были важны со стороны министра внутренних дел Протопопова Александра Дмитриевича. Ведь Кацу предстояло занять Смольный и развернуть там комитет по национальной политике. А кроме этого, начинать работу с еврейскими организациями, с целью склонить их к мысли принять активное участие в продвижении идеи основания государства Израиль со столицей в Иерусалиме. Протопопов был назначен министром внутренних дел несколько дней назад, наверное, поэтому он с большим вниманием выслушал предложения великого князя по умиротворению гражданского населения империи. Министр быстро уяснил все плюсы этих идей, а к вопросу переселения евреев в Палестину однозначно отнёсся положительно. А вот английскому послу такая идея не понравилась. Сначала-то он был доволен, что я своим доверенным лицом выбрал Джонсона – хоть и обрусевший, но всё-таки англосакс. Поэтому, может быть, и легко согласился поставить перед своим правительством вопрос об оказании дополнительной финансовой помощи Российской империи. Когда мы обговорили конкретные детали, а также то, на какую сумму транша может согласиться Великобритания, я ради проверки задал вопрос по поводу основания государства Израиль. Бьюкенен сразу же стал безукоризненно вежлив и холоден. Стало понятно, что Великобритания будет всячески препятствовать этому. Естественно, я не стал продолжать эту тему. Не хватало ещё рассориться с Джорджем из-за евреев. Достаточно было начать с ними работу в России, а когда эта идея станет популярной среди российских евреев, то там, глядишь, и американские сионисты подтянутся. Тогда и можно начинать действовать в этом направлении. Вместе Россия и США быстро уломают Великобританию не препятствовать созданию независимого еврейского государства. А сейчас мы слабы и зависимы от союзников, а Англия имеет большие виды на Ближний Восток и не позволит кому-либо мешать им в тех местах. Так что нужно молчать и попытаться из заносчивого Альбиона выжать хоть что-то для моей страны. Так что я эту тему больше не поднимал, а чтобы хоть как-то объяснить свои слова, заявил:

– Сэр Джордж, в западных губерниях России слишком много евреев, они народ энергичный и начали лезть в политику, примыкая в первую очередь к антиправительственным силам. Вот у меня и возникла мысль выселить их куда-нибудь. У правительства будет меньше проблем, и оно сможет больше внимания уделять армии. Но если союзники не помогут нам в этом деле, то забудем эту идею. Будем жить как живём. Только вот денег, которые выделят союзники, нужно больше. Не экономить же на армии, чтобы заткнуть дыры в бюджете. Они образуются во многом из-за того, что приходится тратить много средств на противодействие антиправительственным силам.

Посол понял меня так, как я и рассчитывал – что великий князь, озвучивая идею создания на Ближнем Востоке государства, населённого русскими евреями (а значит, априори поддерживающих Россию), хочет просто получить больше денег от Великобритании. Мол, если вы хотите контролировать Ближний Восток и, соответственно, Средиземное море, то раскошеливайтесь, а то мы можем на государственном уровне поднять вопрос об основании Израиля. А эту идею наверняка поддержат все сионистские организации мира, многие банкиры, да и Соединенные Штаты, где очень сильна еврейская диаспора. А почему я решил, что Бьюкенен понял меня именно в нужном ракурсе? Да по одной простой причине – мы стали торговаться о размере кредитов, которые Великобритания сможет выделить России. Джордж Уильям просто начал излучать доброжелательность и любовь к своему союзнику. Опять начал улыбаться и даже смеяться, когда я выдавал порцию довольно плоских солдатских шуток. Наконец мы договорились о сумме кредитов на этот год. И самое главное в нашем договоре было то, что средства пойдут не на счета министерства финансов, а на специальный счет в Учётном банке, и единственным распорядителем этих денег будет великий князь или его секретарь господин Джонсон. Суммы кредитов, конечно, были невелики и больше походили на крупные взятки великому князю за то, чтобы он не продвигал идею создания еврейского государства. Но я, впрочем, как и Кац, был доволен результатом этой встречи. Вырисовывался реальный шанс на эти деньги создать резервный запас продовольствия. Наши авантюрные задумки начали обрастать реальными делами. А финансовый ресурс, в нужное время пущенный в дело, это, пожалуй, лучшее средство затушить надвигающуюся катастрофу. Почти приятельские отношения, установившиеся с английским послом сэром Джорджем Уильямом Бьюкененом, в дальнейшем могли очень пригодиться. А приятельскими они стали в силу нескольких причин. Во-первых, конечно, из-за того, что английский замок великого князя находился рядом с родовым гнездом Бьюкенена. Соседи, так сказать, и вполне, когда оба будем в Англии, можем ходить друг к другу попить чайку. Во-вторых, ближайший сотрудник (секретарь) великого князя по крови был англичанином. И, в-третьих, разговоры мы вели по-английски – оказывается, я знал язык практически в совершенстве.

Глава 9

После посещения английского посольства мы с Кацем поехали в великокняжеский особняк, требовалось всё обсудить и подкорректировать наши дальнейшие действия. Да, я решил остаться в городском доме, хотя вчера это и не планировал. Думал, дам накачку Наталье, чтобы она быстрее уезжала в Англию, и вернусь в Гатчину. А оно вон как вышло – семейная жизнь возобновилась, и глупо было спать одному, когда законная супруга рядом. Да, вот так я стал рассуждать после бурной ночи. Меня уже не смущало, что она гораздо старше меня из прошлой реальности. Ну и что, в этой реальности я же её старше, да и в плане секса у нас с ней всё хорошо. Заводит эта графиня меня не по-детски. В той реальности молодые так не заводили, как сейчас эта графиня, и это несмотря на то, что она моя законная жена. Вот теперь мне стало понятно, почему Михаил Александрович, вопреки общественному мнению, финансовому благополучию, великолепной карьере, выбрал эту женщину. Я, конечно, не он, голову не потеряю, но сексуально она мне понравилась. А тут ещё возник меркантильный интерес – использовать Наталью, вернее её салон, в деле изменения исторического вектора развития России. И я по этому поводу уже провёл с ней работу. Теперь в этом салоне ненавязчиво будут прививать мысль о том, что неплохо будет, если самодержцем вместо Николая II станет Михаил Александрович. Внедрять эту мысль будет не только сама Наталья, но и Джонсон. Я договорился с женой, что на всех вечеринках будет присутствовать и мой секретарь Джонсон. Но я всё-таки как-то беспокоился о Наталье и нашем сыне Георгии (который в настоящее время находился со своим воспитателем в Крыму), поэтому всё равно хотел их отправить в наш замок в Англии. Подальше от надвигающейся бури, поэтому всё-таки договорился с женой, что в ноябре она с сыном точно отправится в Англию. Маршрут был отработан многими покинувшими Россию – сначала в Швецию, а затем на пароходе под нейтральным флагом в Англию.

Вот о чём я размышлял, пока добирались до моего городского особняка. Но сразу закрыться в кабинете не удалось. Пришлось соответствовать роли семейного человека – беседа с женой и ужин на три персоны в малой столовой. Впрочем, ужин был весьма кстати. В посольствах мы пили только чай с печеньем и какими-то десертами. Всё это было, конечно, вкусно, и чувство голода перебивало, но для русского желудка как-то было несерьёзно.

Наконец все семейные обряды были выполнены, и мы с Кацем поднялись на второй этаж, в мой кабинет. Я уже знал, где он находится – именно там мы с Натальей начали наши любовные игры. Сегодня всё было серьёзно и по-деловому. Обсуждение событий дня начали с эпизодов посещения посольств. При детальном анализе получалась интересная вещь – посол Франции вроде бы принимал нас лучше, но конкретного результата добиться не удалось, а вот посол Англии, несмотря на то что юлил и отнекивался, обещал, что Великобритания до конца года перечислит 150 тысяч фунтов стерлингов на счёт, который утром открыл Кац в Учётном банке. Одним из учредителей там был Гучков. А до начала его избрания в Думу он был его директором. Так что, с учётом завязавшихся деловых отношений с этим уважаемым депутатом Думы, банк был подобран с умом. Мы его ещё на почве финансов привяжем к великому князю. Неплохие результаты были достигнуты и в результате встречи с министром внутренних дел. Была обещана всемерная помощь в деле умиротворения общества, а именно национальных меньшинств, путём содействия общественному комитету по национальной политике. По моей рекомендации Кац стал вхож в министерство внутренних дел, его даже представили некоторым начальникам департаментов. И не просто представили, а рекомендовали тем оказывать господину Джонсону всемерное содействие. Важным человеком становился мой секретарь в этом мире. Признав этот день вполне плодотворным, мы перешли к планированию завтрашних встреч.

Следующий день предстоял тоже хлопотный. Может быть даже тяжелее, чем сегодняшний. И не по количеству встреч, а из-за того, что мы не сможем поддерживать друг друга. Предстояло разделиться и выполнять каждому свою задачу. Мне – встреча с военным министром Шуваевым, а затем с послом Соединенных Штатов. Ну а Кац вместе с Гучковым должен был посетить несколько химических предприятий, где планировалось размещать заказы на производство напалма. А после этого он должен был выехать с представителем Гучкова для осмотра территории, которую тот рекомендовал для размещения особо охраняемых складов и организации секретной лаборатории. А если прямо сказать, место, где будет размещён резервный склад продовольствия и воинский контингент, на случай неблагоприятного развития ситуации в Питере. Для этой поездки я выделял свой «роллс-ройс». Мне он был не нужен. Ведь после поездки к Шуваеву американский посол сам приедет ко мне в особняк на приём. Об этом позаботилась Наталья через кого-то из своих знакомых. Этот знакомый должен был, кроме переданного приглашения, провести определённую работу с послом, чтобы тот особо не упирался, когда великий князь будет просить о содействии в борьбе с германским милитаризмом.

Обсудив с Кацем, что именно нужно просить у американца, мы пришли к единому мнению, что прежде всего грузовые автомобили, чтобы на их базе создавать «Катюши». К тому времени, когда их доставят в Архангельск или в шведский порт, ракеты для катюш уже должны быть готовы. А ещё можно будет просить у посла Френсиса поставок продовольствия. Американцы вроде бы уже начали в промышленных масштабах выпускать тушёнку и сгущенное молоко в жестяных банках. Самое то для наших целей, да и для посла должно быть интересным оседлать такой товарный поток. Дэвид Френсис до занятия государственной должности был бизнесменом. Наталья через своих знакомых узнала, что когда-то он был президентом торговой биржи в Сент-Луисе. А на этой бирже одной из самых успешных товарных групп являлись нужные нам консервы и сгущенное молоко. Калорийные продукты, легко раскладываются по порционным бумажным пакетам. И так же легко развозятся до мест, где будет происходить раздача продуктовых наборов. Думаю, несколько грузовиков с такими наборами утихомирят жён рабочих, да и самих отцов семейств. А продуктовые карточки для тружеников оборонных предприятий заставят людей не переживать о пропитании своих семей. Свободные кредиты просить не стоит – американцы очень трепетно относятся к деньгам и потом за выделенные ими средства будут требовать совершенно неприемлемых вещей. С товарами проще, в правительстве ведь считают, что это именно американский товаропроизводитель получил доход, а значит, избиратель доволен, и можно руководить страной и дальше.

После детального обсуждения этой темы мы собрались заканчивать заниматься предположениями, что означают нюансы в поведении собеседников. Какая, к чёрту, разница – важны конечные результаты. А завтра вставать рано и нужна ясная голова. Ради этого Кац решил не ехать в Гатчину, чтобы провести ночь со своей Настей, а остался в Питере. Хотя у Джонсона была в городе квартира, даже ключи от неё нашлись в кармане сюртука, но Кац не знал, где она находится. В долговременной памяти Джонсона вид квартиры был, а вот адреса или, допустим, схемы проезда к ней не было. Пришлось Кацу оставаться у меня – ночевать в гостевой комнате. Но сегодня ладно, а вообще-то эту квартиру нужно было найти обязательно. В квартире была довольно приличная сумма денег, сменная одежда и обувь, а также масса необходимых в жизни мелочей. Мы даже, несмотря на усталость и принятое решение разойтись, начали разрабатывать метод, по которому будем искать эту квартиру. Наверное, занимались бы этой ерундой долго, если бы я в сердцах не воскликнул:

– Слушай, Саня, мы уже совсем маразматиками стали! На всякую чушь своё время собираемся тратить. Ты же теперь вхож в министерство внутренних дел. Вот и поручи их службе найти квартиру, которая принадлежит господину Джонсону. А то надо же, собрался обходить переулки вдоль Невского в поисках запомнившегося Джонсону фикуса, стоящего у кого-то на подоконнике. Может быть, ты надеешься встретить ту даму, которая выглядывала из того окна, где стоял этот фикус?

– А что делать, квартиру-то найти надо? Не могу же я даже бельё не менять? Ориентиры для поиска квартиры, которые я откопал в долговременной памяти – только этот фикус в окне, напротив подъезда доходного дома, в котором и находится квартира Джонсона. Но ты прав, оставим вариант обхода переулков Невского на крайний случай. Но обращаться в министерство внутренних дел не стоит – привлечём к себе ненужное внимание. Я вот тут вспомнил, что как-то мы с Настей ночевали в какой-то квартире. Наверняка это была жилплощадь Джонсона. А значит, Настя бывала в квартире Джонсона и знает, как туда добраться. Вот я завтра после осмотра площадки в Шушарах заеду в Гатчину и приглашу её в свою квартиру в Питере. Уже в городе сделаю вид, что меня укачало в автомобиле и я стал плохо ориентироваться в окружающем мире. Настя меня и отведёт в квартиру. Ну как план?

– Нормально! Но вот только если ты её пригласишь в свою квартиру, то и должен будешь доставить свою невесту обратно в Гатчину. А не забывай, у нас запланировано очень важное мероприятие. Меня будут представлять на должность председателя в Особом совещании по обороне. И ты, как мой секретарь, тоже должен присутствовать. Сам понимаешь, как важна эта должность в продвижении наших планов. Начало этого совещания в девять, и прибыть туда нужно солидно, не как все, на пролётках, а на «роллс-ройсе». Всё-таки великий князь и будущий председатель прибывает.

– Да понятно всё! Я её после того, как попаду в квартиру, отправлю обратно в Гатчину. Сошлюсь на плохое самочувствие, и водитель отвезёт её в госпиталь. Ну, может быть, для приличия чайком угощу.

– Ага, знаем мы этот чаёк! Сам люблю почаёвничать!

Пошутив ещё несколько минут по поводу наших обоюдных слабостей, мы всё-таки решили разойтись по своим спальным местам. Кац направился в свою комнату-одиночку, ну а я к законной супруге – продолжать проверять крепость пуховой перины.

Утром я так и не увидел своего друга. «Да всё потому, что в этом мире я великий князь и могу спать сколько хочу, ну а Кац наёмная рабочая сила и обязан оправдывать мою благосклонность. Должен рано вставать и всё подготавливать, чтобы его патрон не занимался всякой мелочёвкой». Так, иронизируя над ситуацией, думал я, поглощая пресный и безвкусный завтрак. Прислуга продолжала меня кормить как больного язвой. Хотя я абсолютно не чувствовал никаких болезней, но объявлять себя здоровым не спешил. А зачем? В неудобных ситуациях всегда можно было сослаться на приступ язвы, и все бы этому поверили. Сам я думал, что язва зарубцевалась вследствие каких-то процессов, которые произошли во время переноса моей сущности в тело Михаила Александровича. Анализировать всё это не было ни сил, ни времени. Принял это как данность и в меру своего разумения использовал этот подарок судьбы. Конечно, не всегда моя стратегия по поводу болезни была оправдана. Вот и сейчас за завтраком сидел и давился мерзкой, даже не солёной перловой кашей. Одна отрада была – позлорадствовать над вставшим с восходом Кацем. Да ещё вспоминать вкус пирожков, которыми я объедался в первый день появления в этом мире.

Наконец издевательство над организмом было закончено – каша была съедена, а слабенький чай, налитый не в очень большую фарфоровую чашку, выпит залпом. И вот я, напомаженный, одетый по последнему писку местной моды, направляюсь к ожидавшему меня во дворе «роллс-ройсу». Но на самом деле вся эта картина была только в моём мозгу. Хотелось так выглядеть. Почувствовать себя сверкающим аристократом, лениво шагающим к своему шикарному автомобилю. На самом деле я почти выбежал к довольно замызганному «роллс-ройсу», одетый в неудобную полевую военную форму. Единственное, что в ней было хорошее, это погоны генерал-лейтенанта, так же как и в автомобиле – название фирмы «Роллс-ройс». Вообще-то я удивлялся – как это чихающее недоразумение ещё ездит и не разваливается.

Раздражение, полученное ещё во время завтрака, не прошло, даже когда я приказал водителю остановиться недалеко от бабки, торгующей жареными пирожками. Глотая слюну, распорядился сходить к ней и купить несколько штук. Злость на жизненные обстоятельства лишь немного улеглась, когда слопал штук шесть маленьких комочков амброзии. Но всё равно к военному министерству, на встречу с министром Шуваевым, подъехал раздражённый великий князь. А тут ещё, когда выбирался из неудобного рыдвана под названием «роллс-ройс», нелепая и жёсткая военная форма так пережала кое-что ниже поясницы, что я чуть не вскрикнул и выругался матом. Встречающего полковника это сразу же выбило из седла, сломало заготовленную речь, а может быть, и рапорт. Он встал передо мной как столб и что-то промямлил. Я ничего не понял, и это добавило закваски в поднимающуюся из глубины души ярость. Природа её была непонятна, но она требовала выхода. И я начал орать на ничего не понимающего полковника:

– Что встал столбом, дубина стоеросовая? Окопались тут в столице, ни одна сволочь на передовой своего носа не покажет! Почему министр не вышел встречать великого князя, георгиевского кавалера, фронтовика? Чувствует себя пупом земли? Мать твою!.. Марш в кабинет к этому пупу – я сейчас вставлю ему по самые гланды! Тыловики чёртовы…

Полковник молча, как марионетка, повернулся и пошагал в здание министерства. Я, продолжая бушевать, последовал за ним. Даже охрана прижалась к стенке, когда мы проходили мимо их. Но это были ещё цветочки, по-настоящему я начал буйствовать у кабинета Шуваева, когда узнал, что министр задерживается – у него с самого утра, оказывается, была назначена встреча с великим князем Николаем Николаевичем. Вот тогда у меня начался настоящий эмоциональный взрыв. В приёмной министра чихвостил всех подряд. А среди ожидающих Шуваева людей было даже несколько генералов. Тогда мне было всё равно, обида и злость затуманили мозг. Можно сказать, элиту государства я поносил площадной бранью. И что самое интересное, ни один из крупных чиновников и генералов даже и не пытался открыть рта. Всё-таки они боялись и уважали брата императора. Когда я это осознал, ярость начала уходить, и внутренний голос уже материл самого себя. Свою невыдержанность и идиотизм. Что я, спрашивается, цепляюсь к этим людям, они как могут, так и живут. Что не смогли обуздать в 1917 году деструктивные элементы, заботясь в первую очередь о своём благополучии, так это в природе человека. Если бы ты не знал, что тебя через год шлёпнут чекисты, если позволить истории развиваться прежним путём, то однозначно бы занялся своим благополучием. Быть великим князем и не попользоваться этим, да не в жизнь. Так что ты осуждаешь других людей? А что касается опоздания недавно назначенного военного министра на запланированную встречу, так это обычная накладка и связана она с твоей незначительностью и отсутствием властных полномочий. Министр-то знает, что Михаил Александрович бестолочь, который получил звание генерал-лейтенанта только из-за родственных связей с императором. Ради общения с этим, в общем-то, бесполезным для его карьеры человеком Шуваев не стал отказываться от встречи с прибывшим в Петроград великим князем Николаем Николаевичем. Тот действительно был величина, популярный во всей империи представитель семейства Романовых. К тому же Николай Николаевич был совсем недавно непосредственным начальником бывшего главным полевым интендантом генерала от инфантерии Шуваева Дмитрия Савельевича. Пускай Николай Николаевич сейчас не главнокомандующий, но вполне реальная кандидатура на царский трон. Так что такого человека обижать нельзя, вот Шуваев, плюнув на встречу с Михаилом Александровичем, по первому вызову помчался к Николаю Николаевичу. Что брат императора подождёт, то это не беда – не велика цаца в их властной тусовке, а вот дядя императора это солидная фигура и решает многие вопросы. Хоть Николай II и сменил на посту главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, но многие рычаги власти так и остались в руках дяди императора.

Великий князь прибыл в Петроград неожиданно для многих, но не для меня. Завтра он должен присутствовать на заседании особого совещания по обороне, где будет выдвигать меня вместо себя на пост председателя этого довольно влиятельного, хотя и хлопотного органа. Вот, наверное, и вызвал к себе Шуваева, чтобы поставить ему задачи, которые тот должен продвигать на этом совещании. Так что нечего тут в приёмной наводить шорох, министр всё равно завтра будет работать на меня. А то, что он является агентом влияния Николая Николаевича, запомним. В общем-то это нормально, что верховный главнокомандующий близко контактировал с армейским министром, но теперь верховный Николай II, да и мы с Кацем появились с амбициозными планами переустройства Российской империи. В настоящий момент мне начал не нравиться министр Шуваев. И не потому, что он довольно пренебрежительно отнёсся к Михаилу Александровичу, вовсе нет. А вот именно из-за его отношения к Николаю Николаевичу. Что ни говори, а во многом из-за кулуарных игр великого князя Николай II отрёкся от престола, и это поддержали все командующие фронтами. А среди них влияние Николая Николаевича было очень велико. Понятно, что Николай II слабый царь и никудышный главнокомандующий, но всё-таки нельзя было расшатывать власть в такой ситуации. Но амбиции страшная вещь – кажется, что сделаешь всё лучше, а в итоге получается то, что подталкиваешь страну в ад. Вот из-за амбиций Николая Николаевича тот и становился нашим противником в деле изменения вектора истории. Поэтому к его сподручным в подковёрных интригах стоило относиться очень настороженно. А жаль, что, по-видимому, Шуваев оказался одним из них. Когда буду рассказывать ему о новом оружии, стоит предполагать, что Шуваев будет рассчитывать применять его с пользой для великого князя, а не для России. А я сегодня, для привлечения военного министра в наши союзники, хотел рассказать ему о напалме и катюшах. Ну что же, что ни делается – всё к лучшему. Предупреждён, значит, вооружён.

Продумав сложившуюся ситуацию, я понял, что лучше не обострять отношения с Шуваевым, а с гордым видом удалиться. Ясно ведь, что если дождусь министра, то тяжёлого разговора не избежать. А получать врага в лице уважаемого и влиятельного человека нельзя. А если сейчас уеду, то, во-первых, сохраню лицо, а во-вторых, собственные нервы. То, что сейчас уеду, Шуваева вряд ли обидит, и мстить он не будет. Моё скандальное поведение будет списано на невыдержанность аристократа, перед которым не лебезят, а занимаются важными государственными делами. Завтра спокойно переговорю с военным министром, и, думаю, во-первых, сегодняшний инцидент будет исчерпан, а во-вторых, он всё равно будет чувствовать неловкость перед Михаилом Александровичем. На этом можно будет сыграть и добиться кое-каких преференций от его министерства. Делать как задумал нужно быстрее, а то по закону подлости столкнусь с министром в каком-нибудь коридоре. Чтобы не проколоться при встрече с Шуваевым (а я не представлял, как он выглядит), я буркнул стоящему рядом полковнику, который меня встречал:

– Полковник, пойдёмте, проводите меня до автомобиля. У меня совершенно нет времени ждать министра. Завтра я его увижу на совещании, там и переговорю.

Мы спокойно, никого не встретив, дошли до автомобиля и там (к удивлению полковника) я автоматически пожал ему руку. Не козырнул, как здесь было принято, а именно пожал, как близкому другу. В кабине я, естественно, начал себя ругать за это, но подумав, что такой жест полковник примет за привычку настоящего фронтовика, успокоился. Раздражение, преследовавшее меня с утра, исчезло, и я подумал, что это не просто так. Наверное, внутренне я не хотел встречаться с Шуваевым, вот и начал чудить. Через двадцать минут был уже у себя дома, а ещё через два часа встречал американского посла.

За то время, которое провёл дома, я окончательно успокоился, и когда посол вошёл в мой кабинет, встретил его очень любезно. Из меня просто пёрло дружелюбие и желание угодить представителю американских штатов. Может быть поэтому дипломатический язык посла быстро перешёл в нормальную человеческую речь. А может быть потому, что я общался с ним на его родном языке. Английский, впрочем, как и французский, отложился в долговременной памяти Михаила Александровича, и я спокойно мог оперировать этими знаниями. Ещё один бонус, которая получила моя сущность, заняв тело великого князя.

Общаться я с ним начал, используя приёмы, которые отработал ещё в своём времени. А именно когда общался с моими коммерческими партнёрами. Да, вот именно, работая в техническом отделе НИИ Мозга, я ещё и бизнесом занимался, как и большинство не особо бухающих сотрудников. Которые, правда, называли эту деятельность халтуркой. Заключалась она в том, что народ клепал для московских дачников, имеющих наделы в Серпуховском районе, различные гаджеты. Моя специализация была в изготовлении крысопугалок. Это такой мультивибратор, генерирующий звуковые колебания, которые крысы, да, впрочем, и другие грызуны не переносят, а человек их не чувствует. Клиент, который разорялся на это чудо русской изобретательности, мог забыть, что такое крысы и кроты на своём участке. Они обегали стороной территорию, защищенную колпаком высокочастотных звуковых колебаний. Не то чтобы мой бизнес процветал, но элементная база требовалась большая. Списанных и приватизированных в НИИ деталей и материалов не хватало. Приходилось закупать кое-что и на рынке. Бывало, постоянные поставщики выделяли материалы и в кредит. Вот и сейчас я обрабатывал американского посла, как тех поставщиков.

Моя обработка начала давать результаты, особенно после того как он узнал, что воюющей России нужны не деньги, а товары. Мне удалось добиться, что посол пообещал, что он будет настойчиво ходатайствовать перед президентом и конгрессом, чтобы России оперативно выделили товарный кредит. Естественно, я зацепился за это обещание и начал убеждать посла, что грузовики и продукты нужно прислать как можно быстрее. Я знал, что США выступит союзником Антанты, и в общем-то не сомневался, что запрашиваемые мной товары будут поставлены. Вопрос – когда? По разработанному нами с Кацем плану – первые грузовики нужны будут месяца через два, а продукты должны лежать на нашем складе к февралю 1917 года. И в таком количестве, чтобы ими можно было кормить многомиллионный город месяца два-три. Вот насчёт этого в основном и вертелась наша беседа.

Чтобы ещё больше заинтересовать американца, я объяснил, зачем нам срочно нужны грузовые автомобили. А когда показал нарисованную мной ещё вчера схему катюши и рассказал, какой эффект вызовет применение систем залпового огня, то своей откровенностью произвёл очень хорошее впечатление на посла. Знал бы он, что этот ход мы с Кацем продумали ещё вчера. И в общем-то были не против того, чтобы сведения о разработанном русскими новом оружии поступали немцам из разных источников. Можно быть уверенным, что теперь они поступят им и из Америки. Не от посла, конечно, а откуда-нибудь из госдепартамента. Кроме широкого распространения слуха о новом секретном оружии русских, передача такой конфиденциальной информации служила и целям сближения с послом Соединенных Штатов. И он действительно поплыл. Согласился с моими требованиями поставки автомобилей как можно быстрее, а под это дело прошло и требование скорейшей поставки продовольствия длительного хранения. Ещё в навигацию этого года был обещан приход четырёх пароходов в Архангельск. А учитывая то, что море там в ноябре-декабре замёрзнет, то поставки посол обещал организовать очень быстро. В общем-то, я добился от посла Соединенных Штатов всего, что было запланировано, он, видно, тоже получил от великого князя всё, что требовалось. Уверения, что Россия продолжит войну до победного конца и что она очень надеется на помощь Соединенных Штатов. Поэтому наша беседа перешла на тему демократии. Чтобы как-то сбить обсуждение скользкой для великого князя темы, я предложил послу поучаствовать в русском чаепитии. Естественно, в нём приняла участие и Наталья. Американец попытался и её привлечь к обсуждению темы демократии в России, но разве можно этим заинтересовать женщину. Она отвечала ему невпопад, а иногда заводила разговор о своём салоне – утверждая, что там у неё ведутся абсолютно демократические разговоры. Посол вертелся, как уж, пытаясь достучаться до Натальи, но понял, что это бесполезно. Тогда он обратился ко мне:

– Уважаемый Михаил Александрович, вы даже не представляете, насколько проще было бы пробить кредиты России, если бы американские граждане прочитали в газетах о демократическом поведении представителя царской семьи. Я понимаю, что этого требовать от императора невозможно. Но вы его брат, а учитывая болезнь цесаревича, вполне вероятный преемник, поэтому можете рассчитывать, что американские граждане будут ассоциировать вас с русской монархией. И было бы очень полезно для имиджа страны, чтобы вы проявили себя демократом. Например, поучаствовали в каком-нибудь общественном мероприятии. В присутствии американских журналистов и фотографов, пожали бы простым людям руки, а может быть, по русской традиции выпили бы немного и обнялись с простым солдатом. Одобрение американской публики было бы гарантировано. И это обеспечило бы немедленную поставку требующихся вам продуктов и автомобилей. Конечно, я всё это пробью, но ценой очень больших усилий, и не факт, что в полном объёме.

Ну что же, посол предлагал правильную вещь, я с его идеей согласился. И мы начали обсуждать, что это должно быть за мероприятие, которое заинтересует американцев. Перебирали долго, и в этом активное участие приняла Наталья. В отличие от меня, она знала про все предстоящие мало-мальски значимые общественные мероприятия. Именно Наталья предложила принять участие в намечающемся у Исаакиевского собора сборе тёплых вещей для отправки на фронт. Там будут не только представители богатого сословия, но и много обычных горожан.

Будет и торжественная часть с выступлением фронтовиков, лечащихся в петроградских госпиталях. Вполне пристойное мероприятие, и великому князю не зазорно на нём присутствовать, и даже обнять какого-нибудь раненого солдатика. Можно и простым горожанам пожать руки и выступить перед народом с речью о буднях на передовой. Людям должно понравиться, когда об этом расскажет родной брат царя, георгиевский кавалер, который сам принимал участие в боевых действиях. Мне предложение Натальи понравилось, да и послу тоже. Американец сразу же заявил, что он разошлёт всем корреспондентам американских газет, которые сейчас находятся в Петербурге, приглашение принять участие в этом мероприятии. Я стал прикидывать, как себя вести и что говорить, на этом, можно сказать, митинге. Ну а на Наталью легла вся организационная составляющая выхода великого князя к народу. Разговоры на эту тему продолжались минут десять, а потом посол начал прощаться. Школа у него была, конечно, хорошая. Вовремя уйти это тонкое искусство.

Глава 10

Утром я проснулся рано, но вставать не спешил – не хотел будить Наталью, сладко сопевшую у меня под боком. Сначала не хотел, а потом и забыл, что жена лежит рядом. В голове образовалась каша, мысли о том, как себя вести на сегодняшнем заседании Особого совещания по обороне, перемешивались с идеями, как поставить себя на митинге у Исаакиевского собора, который состоится завтра. К этому ещё примешивались мысли и о том, что пиар и председательство в солидном совещании вещи, конечно, хорошие, но настоящих властных полномочий они не дают. Никакой силовой поддержки за спиной нет, а скоро наступят горячие деньки, и она ой как понадобится. Думцам и прочим говорливым и амбициозным господам будет глубоко наплевать, что ты там какой-то председатель особого совещания и великий князь. А вот если за спиной будут гарцевать джигиты из Дикой дивизии, то этим господам станет очень интересным и ценным твоё мнение. Так что нужно как можно быстрей покидать столичный муравейник и ехать в корпус, которым командовал Михаил. Приняв это решение, начал обдумывать, как себя вести в среде настоящих ветеранов, которым вряд ли запудришь мозги сказками об ударе молнии, который великий князь получил в мирном Петрограде. Да и с жалобами на приступы язвенной болезни вряд ли получится предстать перед подчиненными всё тем же великим князем, который был до его отъезда в столицу. Вроде бы и болезнь такая же, и похож внешне, но князь-то не тот.

Вон Наталья не признаёт же во мне Михаила – говорит, что я всё делаю не так, как прежде, словно в теле её мужа сидит другой человек. Но Наталья ладно, ей даже нравится новый Михаил, особенно в сексе и тем, что он стал амбициознее. Даже не против занять трон. Очень её эта идея вдохновила, и она закрыла глаза на многие мои нелепые для этого времени слова, поступки и поведение. А вот офицеры штаба корпуса, которые знали Михаила Александровича, могут не закрыть глаза на изменения, произошедшие с великим князем. Бунт-то они, конечно, не поднимут, но распустить язык могут. Пойдут ненужные слухи, а в условиях войны будут говорить, что это происки немецких шпионов, которые подменили великого князя. Обязательно эти слухи дойдут и до царя, а при долгой личной беседе с императором я, естественно, проколюсь. А значит, все наши с Кацем планы бесполезны, без поддержки власти они неосуществимы, а значит, Октябрьская революция свершится, и здравствуй, Пермь. Можно, конечно, сделать ход конём – приехать в ставку и упросить Николая назначить меня командовать другим кавалерийским корпусом, где офицерский состав не прошёл с великим князем два года войны, а значит, если и знает его, то поверхностно. И эти офицеры будут отождествлять мои привычки, манеру говорить и характер как, несомненно, принадлежащие великому князю Михаилу Александровичу. Эти офицеры не проверены в деле, и неизвестно, как они будут себя вести во время надвигающегося на Россию катаклизма. А вот во 2-м кавалерийском корпусе многих офицеров Михаил знал лично, и их характеристики и человеческие качества отпечатались в его долговременной памяти. Слабых душонкой и явных прохиндеев там не было. Они доверяли великому князю и, судя по впечатлениям Михаила, готовы были отдать жизнь за Россию. Исходя из анализа сохранившихся воспоминаний Михаила, у меня сложилось мнение, что 2-й кавалерийский корпус предан великому князю и выполнит любой его приказ. Корпус является как бы золотым ключиком, способным открыть дверь в новую историю России. Так что этот ключик бросать нельзя, а нужно любыми методами убедить офицеров корпуса, что Михаил свой и стал ещё лучше после поездки в Петроград.

Часы пробили семь часов, а значит, подъём – нас ждут великие дела. Впервые в своей жизни я займу хоть какую-то крупную должность. Пусть в теле великого князя, но это именно я буду принимать дела председателя Особого совещания по обороне всей России. Взбодрив себя этим посылом, я выбрался из-под одеяла и направился в местный, так сказать, санузел. По стандартам XXI века он тянул максимум на уборную в «хрущобе», а для этого времени такой санузел был мечтой любого аристократа. Кроме водопровода там был, о боже… – ватерклозет со смывным бачком под потолком. Но это так – лирика. Самое главное для меня, что там был бритвенный прибор – пускай убогий, хоть и английский, со вставляющимися лезвиями, но всё-таки бриться им можно было самому, а не идти к цирюльнику. Который орудовал опасной бритвой прямо на моём горле и вызывал у меня настоящий ужас. Мне хватило один раз посещения лучшей в Питере цирюльни, после этого я зарёкся допускать до себя даже виртуозов обращения с такой страшной вещью, как опасная бритва. Обрабатывал себя сам, пускай долго, иногда с порезами, но зато душа была спокойна.

Приведя себя в порядок, пошёл в малую столовую завтракать. Прислуга была предупреждена, что господин сегодня встанет рано и нужно быть готовым подавать завтрак в половине восьмого. И не только для великого князя, но и для его секретаря. Зайдя в столовую, я разочарованно вздохнул – Кац уже сидел за столом и с видимым удовольствием поглощал бутерброды с чёрной икрой. А я-то надеялся явиться в столовую раньше него и, пользуясь тем, что завтракать мы должны были за одним столом, слопать все выпечки и закуски, которые поставят на стол для Джонсона. А что касается моего секретаря, я предложил бы Кацу позавтракать моей перловой кашкой. Вот же чёрт, опять придётся давиться пресным дерьмом. Я чуть не сплюнул на паркет, но удержался и обречённо поплёлся к столу, где уже стояла ненавистная тарелка с бледно-серой бурдой.

Если сравнивать моё настроение после сегодняшнего завтрака со вчерашним, то это были небо и земля, хотя пища была похожая, и поглощал я её с таким же отвращением. Только тогда я завтракал в одиночестве, а сегодня в компании Каца. И естественно, всё внимание было сосредоточено на его рассказе о вчерашней поездке, а не на собственных ощущениях от проглоченной мерзкой субстанции. К тому же мне удалось слямзить чашку кофе, поданную Джонсону. Кац был не в обиде, что я выпил его кофе, парень был не промах и тут же крикнул обслуживающей нас женщине, что он желает большую чашку божественного напитка. А когда Кацу её принесли, он повернулся ко мне и ехидно улыбнулся. Да… поменяв тело, Кац свою натуру не изменил – лишившись чего-нибудь, он возмещал это в тройном размере. Чашка кофе, которую ему принесли, была раза в три больше, чем та, которую я выпил. Вот когда он осваивал эту порцию кофе, а я слабо заваренный чай, мы начали намечать, что мне говорить на этом особом совещании – какую линию поведения там избрать. Решили, что Михаил Александрович должен вести себя скромно и во всём соглашаться с великим князем Николаем Николаевичем. Наталья меня уже просветила, что тот не терпит возражений, и вообще он мелочный и мстительный тип. Не любила она его.

На совещание, которое должно было проходить в одном из залов Зимнего дворца, мы прибыли, как истинные джентльмены, без одной минуты девять. Но само заседание началось минут через пятнадцать. Народ-то весь собрался, но великие князья (то есть я и Николай Николаевич) изволили беседовать друг с другом. Разговор вёл, так сказать, мой дядя. Касался он в основном положения на фронте, и не на нашем, а на западном. Из разговора у меня сложилось впечатление, что великий князь Николай Николаевич был более французом, чем русским. Потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно, только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам. Я, конечно, соглашался со всеми его идеями и сделал несколько тонких комплиментов о его стратегических способностях. И выразил недоумение тем, что такого выдающегося военачальника сняли с поста главнокомандующего. Все слова восхищения и несогласие с решением Николая II я содрал с мнения Родзянко, которое он высказал во время нашей недавней встречи. Одним словом, я вёл себя так, как мы и обговаривали с Кацем. А вообще-то Николай Николаевич произвёл на меня поразительное впечатление, прежде всего своей выдающейся царственной внешностью. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво поставленной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была.

Тонкие, точно выгравированные черты открытого и благородного лица Николая Николаевича дополняли его характерную фигуру. А небольшая седеющая бородка клинышком вызывала доверие к этому человеку. Доверие вызывал этот человек только у того, кто не знал будущего, а я знал, поэтому отнёсся к его разглагольствованию очень настороженно. Внешне, конечно, я изображал из себя балбеса, который с большим вниманием выслушивает мудрые мысли великого князя. А внутри себя думал: «Хвали себя, хвали, а исторические факты неумолимо свидетельствуют об огромной личной ответственности великого князя Николая Николаевича и его штаба за провал успешно начатой кампании 1914 года и за кровавое отступление 1915 года. Именно под руководством великого князя Россия оказалась весной-летом 1915 года перед угрозой военного поражения, при командовании великого князя были оставлены обширные территории империи; несомненно, великий князь способствовал хаотичному и бездумному исходу сотен тысяч мирного населения, что резко ухудшило внутреннее положение в государстве. Объективные исторические факты безоговорочно свидетельствуют, что только после отстранения великого князя от верховного командования ситуация была стабилизирована, а в 1916 году стала резко меняться в лучшую сторону.

И прежде всего это, конечно, Брусиловский прорыв. Как ни странно, сам Брусилов был высокого мнения о Николае Николаевиче. Хотя наступление Юго-Западного фронта стало возможно лишь после того, как главнокомандующим стал сам император Николай II.

Николай Николаевич сначала держался настороженно, зондируя наводящими вопросами мои намерения. Я гадал, с чего бы это великий князь начал сомневаться в Михаиле Александровиче. Ведь это по его настоятельной просьбе я согласился занять пост председателя Особого совещания по обороне. Неделю назад он не сомневался в своём протеже, а тут вдруг облако сомнений окутало великого князя. Но потом по этим самым наводящим вопросам я понял, что именно обеспокоило Николая Николаевича. И это были мои встречи с послами Англии, Франции и США. Испугался он такой активности всегда инфантильного Михаила Александровича. А тут ещё, кроме встречи с послами, он устроил скандал в военном министерстве. Начал вести себя как самостоятельная фигура, а вдруг Михаил замыслил всё-таки согласиться стать наследником престола? Я своими словами о выдающейся роли, которую играет Николай Николаевич в деле противостояния странам оси и укрепления монархии, несколько успокоил великого князя. А когда я выразил надежду, что такой выдающийся военный специалист окажет помощь в оснащении русской армии новыми средствами борьбы с германцами, Николай Николаевич совсем оттаял. А я разошелся и начал излагать разработанную с Кацем версию. Как бы по секрету, встав вплотную к великому князю, тихим голосом произнёс:

– Ко мне попала документация по принципиально новому оружию, а вот денег на его производство нет. В первую очередь в поисках нужных средств я обратился в посольства наших союзников. Ведь у Англии и Франции денег много, и они заинтересованы, чтобы русская армия стала сильнее и как можно быстрее пошла в новое наступление. Денег послы пообещали, но немного, и когда они раскошелятся, неизвестно. А средства нужны уже сейчас. У немцев хороших специалистов много, и пока мы ковыряемся с налаживанием производства нового оружия, они могут сами начать его изготавливать. Сама по себе идея системы залпового огня, да и дающего громадную температуру сгорания напалма, проста. И немцы способны достаточно быстро запустить всё это в производство. А у нас эта тема буксует. Николай Николаевич, на вас вся надежда, что деньги быстро найдутся, и мы весной, используя это оружие, сможем ударить по германцам, помогая этим нашим французским братьям.

Николай Николаевич, выслушав мои слова, усмехнулся и в общем-то доброжелательно заявил:

– Помочь, конечно, я помогу, тем более ты, Миша, об этом ходатайствуешь. Но ты поосторожней там с всякими гениальными изобретениями. Народ сейчас ушлый – наплетут такое, что, казалось бы, внедри мы это, то завтра войну выиграем. Специалисты эти все новые образцы оружия должны оценивать, а не великие князья. Вот почему, спрашивается, этот изобретатель обратился к тебе, а не в Артиллерийский комитет?