Легенда. Доктор Фауст

– Ладно, вернёмся к нашим мутонам.

Подойдя к столу, он взял несколько листов, разложил их в одну линию и задумчиво посмотрел на записи. Пробормотав себе что-то под нос, поменял их местами, написал на одном несколько цифр и тут же зачеркнул.

– Нет. Ерунда какая-то! Что-то я упускаю… Теоретически всё правильно… Но… Decipimur specie recti[1 - Мы обманываемся видимостью правильного (лат.).]. Да…

Просмотрев вновь один из листов, учёный опустился в кресло у окна. Ещё раз пробежав глазами формулы, он выкинул листок и, откинувшись на спинку, устремил взгляд в окно – на черепичный ряд соседних крыш. Изгибы домов действовали умиротворяюще. Собственно, ради этого вида он и снял комнату. Георг вспомнил, как, войдя первый раз в эту каморку и подойдя к окну, в мгновение растаял и улыбнулся – так же, как сейчас. «Краков, милый Краков…»

Конечно, это унылое германское захолустье нисколько не напоминало цветущий столичный город с его тонкими линиями. Но дом напротив! Эти странной формы окна, точь-в-точь как те, что манили его в молодости. В их блестящих ставнях он увидел её. Странную девочку с удивительными, лёгкими, словно крыло ангела, движениями. В тот вечер Фауст впервые взялся за перо и буквально за несколько минут написал большое стихотворение. Впрочем, отложив его до утра, он вернулся к поэтическим строчкам на следующий день, а прочитав, сделал вывод, что стихосложение – не его стезя.

Вообще Георг Фауст, или, как называли его друзья, Йорг, старался быть как можно объективнее, особенно к самому себе. И если он к чему-то не имел таланта, то с лёгкостью мог это признать и чаще всего больше к этому вопросу не возвращался. Исключением оставалась только музыка. Несмотря на полное отсутствие слуха, Фауст не оставлял попыток петь. Правда, делал он это редко и как можно дальше от людей. На то были свои причины. Однажды, учась ещё на первом курсе, он было запел на одной из вечеринок, и тут же кто-то из друзей пошутил, что Фаусту, судя по всему по ушам пробежало стадо кабанов. После этого за Йоргом закрепилось прозвище «Кабан», а сам он старался не музицировать при посторонних. Хотя в одиночестве упорно продолжал свои занятия.

Вот и сейчас учёный замычал себе под нос какую-то мелодию, вновь переведя взгляд на бумагу.

– Пум-пуру-рум-пум… Значит, я чего-то не вижу… Вопрос – что именно! Или я просто не туда смотрю… Ведь если есть вопрос, значит должен быть ответ.

Продолжая напевать, он внимательно проследил за мухой, пролетевшей мимо его носа, и хотел было её прихлопнуть, но насекомое, почувствовав движение, быстро отлетело и опустилось на банку под полками. Подёргав крылышками, муха попробовала взлететь, но тщетно. Клейкая жидкость, стекавшая по краю банки, намертво схватила её.

– Пам-парам-пам-пам! Момент…

Алхимик на мгновенье замер и через секунду что-то быстро записал на листке, который держал в руках.

– Я идиот… Ну, конечно! Это должен быть не сплав, а клей! Да! Клей, но с некоторыми свойствами… которые…

Фауст вскочил и, продолжая что-то бурчать, быстро подошёл к столу.

– Это должна быть… Па-рам-па-пам… Вот только… что нам её может дать?.. Разве что…

Ловко накинув кожаный фартук, учёный повернулся к большой дубовой столешнице. Приподнявшись, снял с верхней полки металлическую банку и потряс её.

– Бред, конечно, но, может, это и есть то, чего мы не видим… Ну да, то, что вчера казалось бредом, завтра может стать непреложной истиной!..

Насыпав содержимое банки в миску, налил в неё воду и добавил туда тягучую жидкость из склянки с прилипшей мухой. Аккуратно перемешав полученную субстанцию, исследователь медленно слил по ножу несколько капель из синей баночки и расплылся в довольной улыбке.

– Carthaginem delendam esse[2 - Карфаген должен быть разрушен (лат.).] и ваши чёртовы концепции тоже… Так… теперь металл… Значит, говорите, шутка учителя? А вот, кажется, и ответ ученика нашёлся… Па-рам-пам-пам…

Взяв с полки разломанный нож, он смазал его края полученной смолой и приложил их друг к другу. Бережно обернув бумагой, водрузил на них гирьку и перевернул песочные часы. Опустившись на стул, учёный что-то быстро написал на листке. Неожиданно остановившись, взял горелку и тут же отложил её.

– Наверное, эти сплавы не должны нагреваться… Вот дьявол! Да, ещё должно быть…

Пробормотав под нос нечто невнятное, он вернулся к записям. Минут через десять оторвался и взглянул на нож. Встав со стула, алхимик аккуратно снял груз и развернул клинок.

– Давление… Маловато, нужно больше… Нет!.. Вакуум! Насколько это возможно…

Завернув нож обратно, учёный ловко раскрутил небольшие тиски, вставил два деревянных бруска, а между ними – лезвие, и так же ловко закрутил их обратно. Вернувшись к столу, он открыл большую металлическую колбу и положил в неё тиски с ножом. Завинтив крышку, он потянул на себя небольшой поршень и, быстро завернув другой рукой какую-то гайку, поставил колбу обратно на стол.

– Отлично! Вакуум, мой алхимический клей и металл. Теоретически должно сработать.

Улыбнувшись, Георг раскрыл свои записи и, откинувшись в любимом кресле, погрузился в их изучение.

Минут через двадцать он снова оторвался от бумаг и, аккуратно достав из колбы тиски и медленно раскрутив их, положил на стол заветное изобретение. Сняв бумагу, учёный постучал по металлу и замер.

– Будь я проклят… получилось!

Проверив остроту лезвия пальцем, Фауст медленно разрезал бумагу, в которую был завёрнут клинок. Ещё раз осмотрев свой шедевр, он резким движением метнул его в висевший на стене портрет. Клинок просвистел в воздухе и воткнулся точно в центр лба нарисованного на картине мужчины с царственной осанкой.

– Есть!

Георг хлопнул в ладоши и, подойдя к двери, открыл её.

– Анна, принесите мне бритву! И горячую воду!

– Хорошо!

Вернувшись к ножу, учёный вытащил его из портрета и потрогал место склейки.

– Потрясающе! Впрочем, это ещё один пример того, что всё самое сложное решается самым простым способом.

Оглядевшись, Йорг положил лезвие на небольшую металлическую наковальню и взял молоток.

– Вот он, момент истины!

С этими словами учёный прищурил глаза и со всей силы стукнул по ножу молотком. Раздался неприятный металлический звон, и что-то хрустнуло.

– О, Боги!.. Нет, не может быть! А, впрочем, почему не может?! Может!

Сняв свою работу с наковальни, алхимик расплылся в улыбке.

– Цел! Ну… или почти цел… С ума сойти! Так, а что у нас хрустело?

Проведя рукой по основанию наковальни, он покачал головой.

– Дубовый стол… Жаль его. А впрочем, плевать! Да здравствует Фауст, да здравствует разум, да здравствует интуиция! Ну – и прилипшие мухи, конечно… Зря я ругал этот городишко, как бишь его… Кстати, какое сегодня число? Это нужно отметить.

Дверь отворилась, и в проёме показалась голова Анны. Опасливо озираясь, женщина прошла в комнату и поставила поднос с бритвенными принадлежностями на стол.

– Что вы так раскричались? И чего вы тут опять ломаете?

– Кажется, я всё-таки гений, – расплылся в улыбке учёный.

– Вам всё время что-то кажется, – недовольно буркнула хозяйка, – надеюсь, сегодня вы ничего взрывать не будете? И зачем вам понадобилась бритва?

– Сбрить мою прекрасную рыжую бороду! Во-первых, она мне надоела, а во-вторых, я это заслужил!

– Вот те раз! И вправду особенный день…

– Ха!

Анна скривилась, от смеха постояльца её каждый раз коробило. «Не смех, а карканье ворона!» – опасливо поёжилась женщина. Георг опустился в кресло и накинул на шею белую салфетку.