Легенда. Доктор Фауст

– Брейте, фрау Фольк! И кстати, какое сегодня число?

– 21 октября, на улице холод собачий, несмотря на солнце… и в доме тоже.

– А какого чёрта вы, уважаемая, не купите дров или угля? Я, по-моему, плачу достаточно и, заметьте, золотом!

– Если вы ещё не обратили внимание, герр Фауст, в городе мёртвые люди по улицам лежат и все лавки закрыты, никто ничего не продаёт!

– А-а-а… Надо же, я и забыл совсем… Да, однако, у меня странный получился день рождения!

Анна замерла и, перестав брить своего постояльца, развела руками.

– День рождения у него! Люди мёртвые вокруг, а он орёт и смеётся…

– Не орёт и смеётся, а удивляется. И вообще – не портите мне праздник, милая Анна! Лучше добривайте мою физиономию и как можно скорее наймите повозку.

Завершив священнодействие над лицом своего постояльца, женщина сложила бритву и с укором посмотрела на доктора.

– Вы с ума сошли, герр Фауст, в городе нет никаких повозок! Все, кто мог, – давно уже уехали. К тому же, вас просто не выпустят! Барон приказал закрыть все…

– Барон сделает то, что я ему скажу. Иначе не получит лечебное снадобье для своей драгоценной потенции.

– А как же все остальные, как же я?

Женщина всхлипнула и достала свой замусоленный платок.

– Если будете принимать порошок, который я оставлю, ещё пять дней и ежедневно мыть руки перед едой, с вами, дорогая Анна, ничего не случится. А об остальных позаботится ваш Господь.

Хозяйка остановилась в дверях и исподлобья посмотрела на квартиранта.

– Ваш? Вы сами, что, в него не верите?

– Я верю в здравый смысл и в свой разум. Идите, Анна, идите… Мне пора собираться… Нет, таз с водой не уносите!

– Как скажете, герр Фауст…

Закрыв за женщиной дверь, учёный быстро сложил в небольшой кожаный чемодан бумаги и несколько коробочек. Затем, собрав стоявшие на полках реагенты, вылил некоторые из них в таз с мыльной пеной.

– Осторожность прежде всего… Так, что ещё?

Оглядев комнату, он заметил на кровати заботливо уложенную стопку чистого белья и улыбнулся.

– Ах да, конечно! Вы очень аккуратны, фрау Фольк.

Закинув вещи в чемодан, алхимик напоследок осмотрел комнату и присел на край стола. Уткнувшись взглядом в клетку с птицами, учёный расплылся в улыбке и, оторвав маленький листок, что-то написал на нём мелким почерком. Затем вставил записку в крошечную капсулу. Вынув из клетки белого голубя с коричневой отметиной, аккуратно закрепил на его лапке письмо и открыл окно.

– Хороший день, чтобы уехать и улететь.

С этими словами Фауст выпустил птицу и закрыл ставни.

Если бы не жуткое зловоние, день можно было бы считать идеальным. Нашлось решение, казалось бы, нерешаемого вопроса, предстоит встреча со старым другом, и, конечно, книга… Теперь он точно будет законным владельцем желанного фолианта.

Прикрыв лицо платком, учёный быстрым шагом пересёк площадь и уже через несколько минут стоял на окраине городка. Зелёная повозка ждала его у крайнего домика. Закинув поклажу в кузов, Георг взглянул на возницу.

– Вы кого-то ещё ждёте?

– Нет.

– Тогда в Трир!

– Как скажете…

Поездка была великолепной. Правда, вначале владелец экипажа пытался втянуть своего пассажира, представившегося Мюллером, в беседу о тяготах жизни, но учёный, понимая, что нытьё возницы будет преследовать его все пять дней пути, пресёк все разговоры на корню.

– Вам трудно живётся, юноша?

– Да, герр Мюллер, сейчас такие времена, а судьба…

– Ducunt volentem fata, nolentem trahunt![3 - Желающего идти судьба ведёт, не желающего – влачит! (лат.)]

– Что?

– Я говорю – времена всегда одинаковы! Они просто есть и всё. Это люди каждый раз думают, что были или будут времена лучше. Нет, не было и не будет других времён. И времена не изменятся, и люди не изменятся. Им хоть гору золота насыпь, хоть ковёр-самолет дай, они всё равно будут чем-то недовольны! А вам, Гюнтер, вместо того чтобы завывать о тяготах вашего бестолкового существования, стоит оторвать ленивый зад и начать что-то менять в своей унылой жизни! Тем более что вы ещё вполне себе молоды. Ещё есть вопросы? Нет? Ну и славно.

Обиженный молодой человек замолчал, и алхимик с удовольствием предался размышлениям.

Путешествия – это то, что Фауст любил, наверное, больше всего. Будучи ещё мальчишкой, он подолгу мог наблюдать за пролетающими по небу птицами. Свобода. Свобода быть там, где ты хочешь, а не сидеть на одном месте. Он завидовал этим парящим созданиям.

Маленькому Йорги всегда казалось, что жизнь проходит где-то там, за стенами их маленького города. Именно там, в удивительном большом мире, происходят потрясающие события, гуляют неведомые животные и живут удивительные люди. Там есть то, чего нет в их затхлом городишке, – свобода. Поэтому появление в городе любых чужестранцев было для него настоящим подарком – будь то цыгане, нищие попрошайки или странствующие артисты.

Каждый раз, услышав об их появлении, Фауст со всех ног кидался посмотреть на них и послушать рассказы о других городах и странах. Однако делать это получалось нечасто. Отец не был сторонником бессмысленной беготни по улицам, как он выражался. И к рассказам заезжих чужеземцев относился скептически.

– Хочешь узнать мир – сам иди и смотри, а слушать чужие истории – это глупо. Это всё равно, что, будучи голодным, смотреть, как ест другой, и слушать, как он нахваливает еду От рассказов сыт не будешь. К тому же, человек никогда не расскажет тебе правду, он может только пересказать тебе собственное видение. Но, увы, большинство людей мало образованы, а потому – слепы и глухи. Так что, скорее всего, ты услышишь только враньё.

– Так я сам хочу увидеть мир!

– Тогда учись.

И Фауст учился. Он учился целыми днями. Каждую неделю отец оправлял его работать помощником к новому человеку. За год Йорг успел побывать и поварёнком, и пекарем, и плотником, и даже ювелиром. Несколько его работ отец даже выкупил потом у мастера. Но больше всего мальчику понравилась кузница. Там он готов был пропадать целыми днями. Пламя горна и раскалённый металл завораживали его.

Но, увы, нужно было идти дальше. Новая профессия, новые люди, новые знания. Каждый раз отец просил тех, у кого его сын работал, дать оценку его усердию, старанию и тому, как он освоил предмет. И так практически каждый день.

Только по воскресеньям, когда мама уходила в церковь, у Фауста появлялась возможность вырваться на волю.

Вообще его отец и мать были абсолютно разными людьми. Она – тихая женщина с тонкими чертами лица, он – грубоватый и резкий в суждениях. Мария – набожная, начинавшая и заканчивавшая день в молитве, Йохас – насмешливый и отпускающий едкие реплики по поводу священников и церкви. У тех, кто был с ними знаком, часто возникал вопрос: как вообще эти два совершенно разных человека могли уживаться вместе? И ведь уживались! Георг ни разу не слышал, чтобы родители ругались. Разве что отец иногда ворчал по поводу попыток Марии привить Фаусту тягу к религии.

Когда Георгу исполнилось шесть, отец поставил его на старый дубовый стул и сел напротив. Внимательно посмотрев в глаза озадаченному сыну, он спросил:

– Скажи, ты считаешь себя мальчиком или мужчиной?