Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Лина Костенко
Автор
Жанр
Серия
Год написания книги
2020
Теги
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Чи не нiмою зробиться душа?!
Душа в словах – як море в перископi,
І спомин той – як вiдсвiт на чолi…
Мiй перший вiрш написаний в окопi.
Вiн друкувався просто на землi[36 - Костенко Лiна. Над берегами вiчноi рiки. К.: Радянський письменник, 1977.].
Однажды ночью Лина вышла из окопа и увидела штыковой бой. Как люди в молчаливой ярости дерутся лицом к лицу, бьют друг друга в грудь, в живот, выворачивая живую плоть. Зрелище не для 11-летнего ребенка. Еще через несколько дней – опять «смерть вплотную», но уже несколько иначе. Они тогда добрались до Ржищева. Во время самых тяжелых боев прятались в погребе. А когда шум боя затих, вышли наверх.
«Я забежала в дом моей тетки, как раз той, у которой читала Амброза Бирса. У них всегда было очень чисто, и в кухне пахло сушеными грушами. Я зашла в кухню – а стена белая-белая, и на ней отпечатки окровавленных пальцев [красноармейца]. Как-то так – выше и выше, будто он шел уже на небо. Я поняла, что солдат был ранен, вошел согнувшись, пытался подняться и потому держался руками за стену <…> А во дворе уже играл на губной гармошке немец. А второй сидел на корточках среди гарбузов, и на том “гарбузi, що ходив колись по городу i питався свого роду”, вырезал ножом имя своей девушки: BERTA»[37 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. C. 150–151.].
(И снова хочется отметить небанальный круг чтения девочки Лины – Амброз Бирс. Американский классик конца XIX – начала ХХ века. В СССР он издавался не часто и был не на самом лучшем счету, поскольку взгляды имел не такие левые, как у более приветствуемых большевиками Джека Лондона и Эптона Синклера. В 1926 году в изданной в СССР книге Синклера «Искусство Маммоны: Опыт экономического исследования» Бирс был жестко раскритикован в очерке «Знаменитый весельчак»… Очень интересен и смысловой контекст упоминания Бирса именно в этом фрагменте воспоминаний Костенко. Ведь американец был известен не только как «весельчак», сатирик-юморист, но и как один из основателей «хоррора», автор «страшных» рассказов. Его загадочная смерть – в 1913 или 1914 году он бесследно исчез во время мексиканской гражданской войны, вероятно, был кем-то расстрелян – сделала более весомой вторую чашу весов его творчества. И в этом смысле безымянный красноармеец, умерший в доме Лининой тети, как бы повторил судьбу Бирса. Ассоциативное мышление большого поэта. Даже в интервью, подсознательно, но Костенко назвала совсем не случайного автора… И в «Записках самашедшого» (2010) она воспроизведет одну из самых страшных сцен «несмешного» Бирса – смертельное борение человека с невидимым чудовищем на овсяном поле. Это покажется ей самой точной метафорой актуальной политической ситуации в Украине.)
Перешагнув через Днепр, фронт отправился дальше. Отец попал в котел под Лохвицей. Госпиталь, в котором он был интендантом, разбомбили. Его командир – застрелился. А отец вернулся к семье.
В немецкой оккупации жилось тяжело, голодно. Были то на Трухановом острове, то в Ржищеве. Часто приходилось ходить по селам, менять вещи на еду. Вот стихотворение, биографически ценное точной географической привязкой. Корчеватое – село на берегу Днепра. Но литературно – еще более ценное психологическим напряжением. И здесь тоже скучающий оккупант с оружием в руках:
У Корчуватому, пiд Киевом,
рiк сорок другий, ожеледь, зима.
Маленький цуцик п’ятами накивуе.
Знiчев’я нiмець зброю пiднiма.
І цiлиться. Бо холодно i нудно
йому стоять, арiйцю, на посту.
А навкруги безсмертно i безлюдно,
бо всi обходять нiмця за версту.
Лишае мить у пам’ятi естампи.
Ворона небо скинула крильми.
Вже скiльки снiгу i подiй розтануло
там пiсля тоi давньоi зими!
Вже там цвiли i квiти незлiченнi,
вже там i трасу вивели тугу.
…А все той нiмець цiлиться знiчев’я.
…А все той песик скiмлить на снiгу[38 - Костенко Лiна. Неповторнiсть: Вiршi, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 109.].
Ледяной холод зимы, леденящий страх войны. Целится немец от нечего делать. Но не стреляет (все же Третий рейх первым из стран мира принял закон о бережном отношении к животным). И вот эта пауза, этот подмерзший вопрос (выстрелит? нет?) держит в напряжении больше, чем возможная печальная история о застреленной собачке.
И еще один поэтический триллер – «Смертельний падеграс». Описав широкими, космического размаха мазками разные виды танцев, поэтесса подходит к сути. Тоже вселенской, потому что жизнь каждого человека равна вселенной.
…Дорiг вiйни смутнi подорожани,
ми знали iнший – танець бездорiж.
Десь труп коня вмерзае в сизу осiнь.
І смерть впритул до мене пiдступа.
А я iду. А я роблю наослiп
на мiннiм полi обережнi па.
Пiвкроку вбiк – i все це пiде прахом.
І цiлий всесвiт вмiститься в сльозу.
Дрiмотнi мiни – круглi черепахи —
в землi шорсткiй ворушаться, повзуть.
О пiруети вимушених танцiв!
Хто йшов по полю мiнному хоч раз,
той мимохiть i на паркетних глянцях
пригадуе смертельний падеграс[39 - Костенко Лiна. Триста поезiй. К.: А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА, 2012. С. 85.].
Вновь – напряжение высшего накала. Теперь – звенящий страх сделать неверное движение. И снова мы мерзнем вместе с героиней. Стылая поздняя осень. Просто физически хочется согреться.
Автор дарит нам эту возможность в стихотворении, начинавшемся так грустно и темно.
Колись давно, в сумних бiженських мандрах,
коли дитям я ледве вже брела,
старi хатки в солом’яних скафандрах
стояли в чорних кратерах села
<…>
Чужi оселi… Темний отвiр хати.
Ласкавий блиск жiночоi коси.
А потiм довго будуть затихати
десь на печi дитячi голоси.
Уже сидиш зi жменькою насiння.
Уже привiтно блима каганець.
Уже в такому запашному сiнi
в твiй сон запрiгся коник-стрибунець!
І нiч глуха. І пес надворi вие.
І свiт кривавий, матiнко свята!
Чужа бабуся ковдрою укрие,
свое розкаже, ваше розпита.
І нi копiйки ж, бо не вiзьме зроду,
бо що ви, люди, на чужiй бiдi?!.
А може, то в душi свого народу
я прихилила голову тодi?[40 - Костенко Лiна. Неповторнiсть: Вiршi, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 172.]
Спокойный ночлег и жменька семечек – предел мечтаний для ребенка в военную пору. Впрочем, нет, бывали и более высокие сильные мечты: «Всi ми про щось мрiяли у дитинствi. / Хто про iграшку, хто про казковi пригоди. / А я – щоб мати до ранку не збожеволiла. / Вперше казку про Попелюшку я почула на попелищi»[41 - Костенко Лiна. Всi ми про щось мрiяли у дитинствi. URL: https://www.rulit.me/books/lina-kostenko-poeziya-read-410864-38.html].
С этого опаленного огнем детства у Лины осталось еще одно удивительное воспоминание. Пламя над горящими хатами – высокое, создает сумасшедшее завихрение, как то, что позже она увидит над кипарисами, которые так любил изображать Ван Гог[42 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. С. 155.].
Бiлий Фенiкс, неспалимi риси!
Тiльки – бомба з думкою вiдра
…В пам’ятi вогненнi кипариси
хиляться у сторону Днiпра.
Через два года фронт вернулся к Днепру. И когда он покатился дальше на Запад, на землю ее детства вновь пришли мирные дни. Но нужно было еще выжить, не попасть под железный каток фронта.
«Танки отгрохотали. Мы не знали, выходить ли уже из подвала, или еще не выходить. И вдруг услышали над собой музыку. И не абы какую – аккорды “Лунной сонаты” Бетховена. Я вбежала в дом. В комнате за пианино сидел молодой лейтенант. Это он играл. Я удивленно остановилась. Он повернул голову и улыбнулся»[43 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. С. 153.].
А где жить? Что там на любимом Трухановом острове? Гармония «Киевской Венеции» развеялась черным дымом. Когда в 1943 году Красная армия возвращалась к Днепру, Гитлер дал команду каждый оборонительный рубеж держать насмерть. А Днепр – река широкая, потому для защитных рубежей – удобная. Готовясь к обороне, немецкое командование решило зачистить Труханов остров, которой мог стать удобным промежуточным плацдармом при штурме Киева. Так 27 сентября 1943 года островной рабочий поселок перестал существовать. Немцы приказали всем жителем переехать на правый берег Днепра. Нескольких человек, отказавшихся это делать, расстреляли. А опустевший поселок сожгли…
И вот оно – окончание стихотворения про «Киевскую Венецию»:
Душа в словах – як море в перископi,
І спомин той – як вiдсвiт на чолi…
Мiй перший вiрш написаний в окопi.
Вiн друкувався просто на землi[36 - Костенко Лiна. Над берегами вiчноi рiки. К.: Радянський письменник, 1977.].
Однажды ночью Лина вышла из окопа и увидела штыковой бой. Как люди в молчаливой ярости дерутся лицом к лицу, бьют друг друга в грудь, в живот, выворачивая живую плоть. Зрелище не для 11-летнего ребенка. Еще через несколько дней – опять «смерть вплотную», но уже несколько иначе. Они тогда добрались до Ржищева. Во время самых тяжелых боев прятались в погребе. А когда шум боя затих, вышли наверх.
«Я забежала в дом моей тетки, как раз той, у которой читала Амброза Бирса. У них всегда было очень чисто, и в кухне пахло сушеными грушами. Я зашла в кухню – а стена белая-белая, и на ней отпечатки окровавленных пальцев [красноармейца]. Как-то так – выше и выше, будто он шел уже на небо. Я поняла, что солдат был ранен, вошел согнувшись, пытался подняться и потому держался руками за стену <…> А во дворе уже играл на губной гармошке немец. А второй сидел на корточках среди гарбузов, и на том “гарбузi, що ходив колись по городу i питався свого роду”, вырезал ножом имя своей девушки: BERTA»[37 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. C. 150–151.].
(И снова хочется отметить небанальный круг чтения девочки Лины – Амброз Бирс. Американский классик конца XIX – начала ХХ века. В СССР он издавался не часто и был не на самом лучшем счету, поскольку взгляды имел не такие левые, как у более приветствуемых большевиками Джека Лондона и Эптона Синклера. В 1926 году в изданной в СССР книге Синклера «Искусство Маммоны: Опыт экономического исследования» Бирс был жестко раскритикован в очерке «Знаменитый весельчак»… Очень интересен и смысловой контекст упоминания Бирса именно в этом фрагменте воспоминаний Костенко. Ведь американец был известен не только как «весельчак», сатирик-юморист, но и как один из основателей «хоррора», автор «страшных» рассказов. Его загадочная смерть – в 1913 или 1914 году он бесследно исчез во время мексиканской гражданской войны, вероятно, был кем-то расстрелян – сделала более весомой вторую чашу весов его творчества. И в этом смысле безымянный красноармеец, умерший в доме Лининой тети, как бы повторил судьбу Бирса. Ассоциативное мышление большого поэта. Даже в интервью, подсознательно, но Костенко назвала совсем не случайного автора… И в «Записках самашедшого» (2010) она воспроизведет одну из самых страшных сцен «несмешного» Бирса – смертельное борение человека с невидимым чудовищем на овсяном поле. Это покажется ей самой точной метафорой актуальной политической ситуации в Украине.)
Перешагнув через Днепр, фронт отправился дальше. Отец попал в котел под Лохвицей. Госпиталь, в котором он был интендантом, разбомбили. Его командир – застрелился. А отец вернулся к семье.
В немецкой оккупации жилось тяжело, голодно. Были то на Трухановом острове, то в Ржищеве. Часто приходилось ходить по селам, менять вещи на еду. Вот стихотворение, биографически ценное точной географической привязкой. Корчеватое – село на берегу Днепра. Но литературно – еще более ценное психологическим напряжением. И здесь тоже скучающий оккупант с оружием в руках:
У Корчуватому, пiд Киевом,
рiк сорок другий, ожеледь, зима.
Маленький цуцик п’ятами накивуе.
Знiчев’я нiмець зброю пiднiма.
І цiлиться. Бо холодно i нудно
йому стоять, арiйцю, на посту.
А навкруги безсмертно i безлюдно,
бо всi обходять нiмця за версту.
Лишае мить у пам’ятi естампи.
Ворона небо скинула крильми.
Вже скiльки снiгу i подiй розтануло
там пiсля тоi давньоi зими!
Вже там цвiли i квiти незлiченнi,
вже там i трасу вивели тугу.
…А все той нiмець цiлиться знiчев’я.
…А все той песик скiмлить на снiгу[38 - Костенко Лiна. Неповторнiсть: Вiршi, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 109.].
Ледяной холод зимы, леденящий страх войны. Целится немец от нечего делать. Но не стреляет (все же Третий рейх первым из стран мира принял закон о бережном отношении к животным). И вот эта пауза, этот подмерзший вопрос (выстрелит? нет?) держит в напряжении больше, чем возможная печальная история о застреленной собачке.
И еще один поэтический триллер – «Смертельний падеграс». Описав широкими, космического размаха мазками разные виды танцев, поэтесса подходит к сути. Тоже вселенской, потому что жизнь каждого человека равна вселенной.
…Дорiг вiйни смутнi подорожани,
ми знали iнший – танець бездорiж.
Десь труп коня вмерзае в сизу осiнь.
І смерть впритул до мене пiдступа.
А я iду. А я роблю наослiп
на мiннiм полi обережнi па.
Пiвкроку вбiк – i все це пiде прахом.
І цiлий всесвiт вмiститься в сльозу.
Дрiмотнi мiни – круглi черепахи —
в землi шорсткiй ворушаться, повзуть.
О пiруети вимушених танцiв!
Хто йшов по полю мiнному хоч раз,
той мимохiть i на паркетних глянцях
пригадуе смертельний падеграс[39 - Костенко Лiна. Триста поезiй. К.: А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА, 2012. С. 85.].
Вновь – напряжение высшего накала. Теперь – звенящий страх сделать неверное движение. И снова мы мерзнем вместе с героиней. Стылая поздняя осень. Просто физически хочется согреться.
Автор дарит нам эту возможность в стихотворении, начинавшемся так грустно и темно.
Колись давно, в сумних бiженських мандрах,
коли дитям я ледве вже брела,
старi хатки в солом’яних скафандрах
стояли в чорних кратерах села
<…>
Чужi оселi… Темний отвiр хати.
Ласкавий блиск жiночоi коси.
А потiм довго будуть затихати
десь на печi дитячi голоси.
Уже сидиш зi жменькою насiння.
Уже привiтно блима каганець.
Уже в такому запашному сiнi
в твiй сон запрiгся коник-стрибунець!
І нiч глуха. І пес надворi вие.
І свiт кривавий, матiнко свята!
Чужа бабуся ковдрою укрие,
свое розкаже, ваше розпита.
І нi копiйки ж, бо не вiзьме зроду,
бо що ви, люди, на чужiй бiдi?!.
А може, то в душi свого народу
я прихилила голову тодi?[40 - Костенко Лiна. Неповторнiсть: Вiршi, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 172.]
Спокойный ночлег и жменька семечек – предел мечтаний для ребенка в военную пору. Впрочем, нет, бывали и более высокие сильные мечты: «Всi ми про щось мрiяли у дитинствi. / Хто про iграшку, хто про казковi пригоди. / А я – щоб мати до ранку не збожеволiла. / Вперше казку про Попелюшку я почула на попелищi»[41 - Костенко Лiна. Всi ми про щось мрiяли у дитинствi. URL: https://www.rulit.me/books/lina-kostenko-poeziya-read-410864-38.html].
С этого опаленного огнем детства у Лины осталось еще одно удивительное воспоминание. Пламя над горящими хатами – высокое, создает сумасшедшее завихрение, как то, что позже она увидит над кипарисами, которые так любил изображать Ван Гог[42 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. С. 155.].
Бiлий Фенiкс, неспалимi риси!
Тiльки – бомба з думкою вiдра
…В пам’ятi вогненнi кипариси
хиляться у сторону Днiпра.
Через два года фронт вернулся к Днепру. И когда он покатился дальше на Запад, на землю ее детства вновь пришли мирные дни. Но нужно было еще выжить, не попасть под железный каток фронта.
«Танки отгрохотали. Мы не знали, выходить ли уже из подвала, или еще не выходить. И вдруг услышали над собой музыку. И не абы какую – аккорды “Лунной сонаты” Бетховена. Я вбежала в дом. В комнате за пианино сидел молодой лейтенант. Это он играл. Я удивленно остановилась. Он повернул голову и улыбнулся»[43 - Дзюба Іван, Костенко Лiна, Пахльовська Оксана. «Гармонiя крiзь тугу дисонансiв…». К.: Либiдь, 2016. С. 153.].
А где жить? Что там на любимом Трухановом острове? Гармония «Киевской Венеции» развеялась черным дымом. Когда в 1943 году Красная армия возвращалась к Днепру, Гитлер дал команду каждый оборонительный рубеж держать насмерть. А Днепр – река широкая, потому для защитных рубежей – удобная. Готовясь к обороне, немецкое командование решило зачистить Труханов остров, которой мог стать удобным промежуточным плацдармом при штурме Киева. Так 27 сентября 1943 года островной рабочий поселок перестал существовать. Немцы приказали всем жителем переехать на правый берег Днепра. Нескольких человек, отказавшихся это делать, расстреляли. А опустевший поселок сожгли…
И вот оно – окончание стихотворения про «Киевскую Венецию»:
