И хоть я – поэт, член Союза писателей и так далее, —
я бегу от нее вкруг стола обеденного, задевая стулья,
и при всей правоте своей вечно проигрываю баталии,
ибо ярость ее вылетает, как пчелы из улья!
И при всем при этом, вкруг стола от нее убегая,
я оглядываюсь на нее и до смутной дрожи
понимаю, роняя стулья, что вот такая —
мне она и есть всех других милей и дороже!
И вздымаю я руки – сдаюсь! – чтоб не вышло хуже,
и зажмуриваюсь у стены – ну сейчас начнется!
Но и ей что-то издали видится в собственном муже, —
и она еще всхлипнет разок по инерции, и улыбнется…
1993
Миша
Познакомьтесь, вот это собака, зовут ее Миша,
и хотя она – Маша, но в детстве была медвежонком…
И на женское имя с тех пор не оглядывается, как бы не слыша,
что уже говорит о характере – своенравном и тонком.
И хотя она любит с мячом играть, на спине кататься,
а еще умильно вилять хвостом в ожиданье лакомого кусочка,
но, как дама уже почтенная, со своими мнениями
заставляет считаться —
и это касается всех нас, включая сыночка…
И когда на заду он едет с горки и будет рукав
вот-вот распорот —
она ему громко читает нотации и хватает за ворот,
принуждая беречь одежду, ведь это —
уменьшает количество денег на пищу,
выделяемых из бюджета.
И похоже, ей тоже ясно, что нынче не покушаешь даром —
даже сделав выбор правильный меж Зюгановым и Гайдаром!
И наслушавшись по радио с телевизором разных речей,
смотрит косо на всех этих сволочей…
Впрочем, злиться она умеет лишь на черную пуделицу,
и когда она ее чует на лестнице – все вздымается в ней
и дымится!
И она – в коммунальном духе! – всласть облаивает эту суку,
чтобы то, что здесь чуют по запаху, знали по звуку…
И конечно, она далека от политики, но, являясь домашней,
вместе с нами все время думает – как прожить?
И если знает, что есть кастрюля, где на донышке
суп вчерашний —
ей хочется его заслужить!
Хочется, чтобы за дверью кто-то делал напарнику знаки
и она подбежала бы к двери и сказала бы громкое: «Гав!» —
то есть если там кто-то думает, что в этой квартире нет собаки, —
он не прав!
Но уж если за дверью не пахнет ни воровским, ни пьяным,
и уже гаснет свет в комнатах, и стихают речи —
она приходит, когтями цокая, и укладывается под нашим
диваном,
и во сне вздыхает, ну просто по-человечьи!
Потому что во сне она тоже – и служит, и воображает.
И жену мою она ценит, и, как женщина женщину, уважает.
Что касается сына, то дети есть дети…
А меня она любит – за то, что я есть на свете.
1993
Разговор с инспектором угрозыска о поэзии
Я был ограблен. Сей прискорбный факт,
когда в себя пришел я еле-еле,
рассмотрен был в Дзержинском райотделе
сотрудником – уже в летах и в теле
и со значком нагрудным за юрфак…
И вот, когда была соблюдена
обычная при этом процедура
вопросов и ответов и со стула
я собирался встать, поскольку дуло
мне в спину из раскрытого окна —
я на пол книжку выронил, Катулла…
Была беседа наша продлена,
и темой стала в ней литература!
Мы обсудили всех, за кем следил
мой собеседник. Должную оценку
все получили – вплоть до Евтушенко…
– Асадова, – сказал он, – я б убил!
– А кстати, – он сказал, – вот этот дом, —
и пальцем указал куда-то на пол, —
хотя и занят прозою, однако,
когда ваш Бродский
перед тем судом