Набат по сказке

– Так что ты хотел… – женщина оборвала себя на полуслове. Её глаза искры впились в юношу очень остро. Эти глаза, казалось, принадлежали не взрослой женщине, а игривому подростку с очень живым умом неугомонным сердцем. – Это же… Стой, я двести лет не видела её, а тем более и не держала в руках. Можно?

Официант мог лишь только беззвучно повиноваться (когда понял, о чём конкретно идёт речь) и протянул Снежане её же книгу. Снежана, чуть ли не с дрожащими руками – а побороть эту дрожь было сложновато – приняла роман. «Мир на коте» с облезлым корешком, накрепко перетянутым скотчем. С растрепавшимися уголками и ставшими до седого белыми. С морщинами-трещинами, украшающими переднюю и заднюю обложки.

Андрею сейчас стало немного стыдно за то состояние, в котором находилась книга, а Снежа же восприняла это всё наоборот. Вообще, она часто видела вещи совсем не в том свете, что и большинство. Настолько зачитанное, чуть ли не с любовью, по-детски, отремонтированное её творение вогнало женщину в умиление. Она приняла роман, как бесконечно ценное сокровище, и даже погладила его, скорее всего не отдавая себе в этом отчёта.

– Знаешь, я уже и забыла, что у меня была такая книга. Правда. Сейчас все мои восемь книжек стоят на полках магазинов, переизданные ярким глянцем. Только что не мигают в темноте. Совсем непутёвые художники иллюстрируют их очень уж напыщенно, ради денег. Сейчас эта работа сродни созданию унитаза – отлить форму, разукрасить, повесить ценник. Конвейер. А это чудо – сделано с душой, не иначе. Когда я ещё не стала популярной и востребованной, лишь искренне заинтересованные моими россказнями изъявляли рисовать картинки, чуть ли не бесплатно.

Андрей слушал, ему было интересно до безумия, он был заворожен. Человек, который нашёптывал ему всё детство на ухо волшебные сказки о чудесных странах и бесчисленных приключениях, сейчас сидит перед ним и говорит уже о жизни. Словно сказка повзрослела вместе с читателем и продолжает поучать его. Открывать заспанные от грёз глаза и указывать на то, что стоило бы видеть. Снежана сморгнула с себя ностальгическое настроение:

– Спасибо за то, что читал меня. И спасибо, что принёс это сокровище мне сюда, чтобы я вновь поверила в волшебство. Я уже и забыла что это такое, а последняя моя книга, которую я закончила совсем недавно, потеряла этот шарм. И поняла я это только сейчас. Поздно, скажешь ты? Вполне своевременно, отвечу я. Ведь сейчас рождается новая книга. И взращена она уже будет совсем в другом тепле. А ты, небось, за автографом? – писательница повертела томик в руках. – О, я тут такая молодая сфотографирована. И как ты меня умудрился вообще узнать?

Андрей мало знал о действии сильных успокоительных, но ощущал сейчас именно его. Только что слюни из приоткрытого рта на стол не стекали. Не дождавшись прямого или хотя бы кривенького ответа, Снежана открыла первую страницу и вписала там крупными буквами: «Самому смущённому мальчику на свете. От сказочницы».

– Не знаю, насколько это сокровище будет дорого тебе, но знай, в моём сердце и оно и этот день займут отдельное место. Там, где вновь запылало волшебство.

***

Никогда раньше в жизни Андрей не ощущал в себе ничего подобного. Словно он отрастил два белоснежных крыла и устремился купаться в небесной глади. Это ли называется воодушевлением? Но нашему смущённому мальчику на всё это было абсолютно наплевать. Весь оставшийся день он находился в состоянии такой эйфории, что мог случайно сыпануть соль в кофе или полить клубничным желе спагетти. Книжку он бережно убрал в передний карман фартука (там ещё покоился блокнотик для заказов) и таскал всюду с собой, ещё не до конца веря, что всё, что приключилось – взаправду.

И его никто не осуждал – все вокруг ощущали настроения молодого человека и импонировали ему. Когда кто-то сильно счастлив, даже цветы рядом могут распуститься не запланировано. Солнце, конечно, ярче не засияет, но казаться будет именно так. Ох уж это окрыляющее счастье. Закройте глаза. Если не сложно, вспомните в своей жизни что-то подобное, от чего в животе становится теплее, а губы сами собой расползаются в улыбке. Вдохните глубоко, переполненные нахлынувшими чувствами. Вот теперь мы понимаем, каково сейчас Андрею.

И дело не в фанатичном пристрастии получить автограф или встрече с любимым и единственным писателем детства. И даже не в том, что за его робость ему не настучали по голове, как это обычно происходило с Ларисой. А просто это всё было для него… прекрасным. И встреча, и монолог и умиление. А почему, он и сам до конца не осознавал.

Но это только пока.

***

Дома Ларисе Андрей показался уж слишком счастливым. Аж до противного. Со злости она знатно пересолила суп, но её суженый не обратил на это никакого внимания. Хотя есть, скажу вам честно, это варево было совсем невозможно. А юноша с мечтательной улыбкой уплетал кошмарное варево за обе щёки. «Ну и гад», – подумала тогда ещё Лариса и решила не спрашивать его ни о чём и активно дуться. По её логике, когда захочет – сам расскажет. Что и произошло.

Съев совсем несъедобное и вытерпев нестерпимый взгляд, Андрей разговорился. Стал ведать о том, как рад, что стал работать в этой своей кафешке. Какой у него замечательный персонал. Что есть постоянные клиенты. И что одна из тех клиенток – Вознесенская Снежана Вячеславовна. На это всё Лариса реагировала одинаково – выпячивала нижнюю губу и ждала, когда начнётся какая-нибудь гадость. Но, когда её молодой человек остановился на совершенно незнакомых ей фамилии, имени и отчестве, – даже растерялась. Было не совсем понятно, за что же его ненавидеть.

Видя, что дама напротив кухонного стола в замешательстве, Андрей пододвинул к себе рюкзак и достал из него причину всех своих сегодняшних душевных переживаний. «Мир на коте». Лариса продолжала ничего не понимать. Она, конечно, слышала об этом детском авторе и знала, что иногда тайком Андрей почитывает детские книжки, но так и не смогла проникнуться радостными настроениями. Она считала, что ничего лучше грозного Мойдодыра придумано не было. Нет, конечно, никто и не говорит, что вышеупомянутый персонаж детских книжек чем-то плох, но все психологи согласятся, что ежедневное перечитывание этого произведения с двух лет до девятнадцати нельзя назвать нормой. Даже относительной.

Зато всё в доме сверкает чистотой, успокаивала себя Лариса, иной раз начищая дверную ручку зубной щёткой. И не дай Бог вам не посчастливится поставить кляксу джема где-нибудь в её квартире. Последствия для внутренних органов могут быть непоправимыми.

А Андрей тем временем так и продолжал не осознавать, что же именно с ним творится. Но отгадка уже подкрадывалась на цыпочках к его спине.

***

Сообразительный и испытавший всякое читатель устало улыбнётся и посмотрит с грустью в окно. Он-то знает, что творится с юным официантом. Но не будем пока портить ему сюрприз – тем более, что он и так начал вести себя интуитивно так, как и нужно.

Теперь столик Снежаны зачастую украшали букетики цветов. Чай, благодаря мелкой сделке с баристом, становился чуточку вкуснее и интереснее. А обслуживание ещё приятнее и улыбчивее. Некоторые посетители, заметив подобные мелочи, начинали ревновать такому сервису, но вслух никому ничего не высказывали.

Каждый раз, направляясь к столику писательницы, Андрей словно плыл над землёй, а уходя обратно, плечи его бесконтрольно опускались. Юноша страдал даже от того, что ему приходилось отвлекаться на других посетителей. Дни сменялись днями, а состояние только усугублялось с каждым днём. Дома же воодушевление совсем пропадало, и наступала необъятная грусть от того, что Снежаны нет в поле зрения. Лариса воспринимала такое угнетённое настроение положительно, ей не надо было самой тратить силы и создавать его искусственно. Она всегда считала, что в мужчине нужно поддерживать настроение чуть ниже среднего – чтобы он был подавлен и даже и не подумал о побеге из-под её каблука. Да и те секунды, когда она будет дарить ему счастье, останутся в памяти надолго и будут ценнее.

И это бы работало, дорогие мои друзья, если бы в один момент эта одухотворённость Андрея не подтолкнула его на совершенно, по его мнению, безбашенный шаг. Грусть от расставания с писательницей стала такой горькой, что пить её уже и сил не хватало. Зато сил и романтической фантазии хватило написать записку на клочке салфетки, которая была приложена к корзинке со свежими круассанами. Текст, таившийся в записке, был таков: «Дорогая Снежана Вячеславовна. Мне очень сложно заговорить с Вами ввиду каких-то внутренних и не совсем понятных мне преград, так что пишу.

Очень хочу с Вами погулять после моей работы, а заканчиваю я в семь. Если Вы тоже не против пройтись со мной по улицам, просто дождитесь меня у входа.

Обещаю, во время прогулки буду разговорчивым. Насколько умею.

Ваш официант».

После Андрей весь оставшийся день не находил себе места. Надо же было придумать условие во вред себе. И нет бы написать, чтобы дама ответила ему, а не дожидаться окончания смены в полном неведении. Но сделанного не воротишь, и бедолага ходил до конца рабочего дня, словно по ёжикам, вскакивал от громкого звука, не мог найти, кому всё-таки предназначался не совсем аппетитный луковый суп, и даже не заметил чаевые. Выбросил их в урну вместе с салфетками. А ещё успел удостовериться в грустном исходе ситуации и полноценно расстроиться.

Снежана же, получив вместе с заказом салфетку подсмотренного нами содержания, перепечатала её текст себе на ноутбук, а затем, прикурив, сожгла её в пепельнице. Столь интимный жест должен остаться лишь в памяти двух людей. По поводу же – идти или нет с молодым человеком на вечернюю прогулку – задумываться даже и не собиралась. Просто решила согласиться – будь что будет. Не являясь приверженкой злосчастных предрассудков, Снежана жила тем принципом, что пока сама что-либо не попробует – не будет ни в чём уверена (необычайный прагматизм для человека, создающего фантастические миры для детей, не правда ли?). Тем более, у неё было очень хорошее предчувствие. Тем более, этот забавный официант напомнил ей о кое-чём очень важном. Тем более, уже очень долгое время ей было попросту одиноко.

Так что, переодевшись из униформы в свою повседневную одежду и попрощавшись с работниками кафе, Андрей вышел в город, уже и не ожидая ничего от жизни, кроме кислого Ларисиного лица за ужином, как земля ушла у него из-под ног. Рядом с входом, вся из себя задумчивая, с сомкнутой губами сигаретой и скошенным на манер европейских художников беретом стояла Снежана. Официант замер, не до конца понимая, радоваться ли. Он уже подготовил себя к тому, что ничего не получится, и вообще по дороге домой надо купить майонез и хлеб, а тут такое!

Да-да, Вы же и так все знаете, как случается подобное. Двое стоят, молчат, а напряжение вокруг них нарастает. Искры начинают летать невесомыми траекториями, а воздух становится тяжелее. И эту реакцию уже невозможно затормозить. Люди могут молчать. Сопротивляться. Но в конечном итоге всё равно их сердца встретятся в едином ритме, а дыхания синхронизируются.

Краем глаза, молча, Снежана заметила Андрея и подошла к нему. Взяла под руку и, повинуясь потокам мироздания, они пошли вперёд. Ветер вокруг крепчал и становился прохладным, что нормально для конца лета, но холодно им не было. Или, скорее всего, они просто его не чувствовали. Оба были очарованы атмосферой и даже умудрились молчать первые десять минут прогулки, и не были раздражены молчанием, потому что оно не было неловким.

Первой заговорила Снежана, что не удивительно. Слова – её жизнь и профессия, кстати. Тема разговора – останется их личным. Мы немножко отстанем от них, чтобы слышать просто интонации. Их смех. Андрей неуверенно начинает тоже отвечать даме, а затем и активно включается в разговор. Можно заметить, как его спина вместе с уверенностью выпрямляется и становится статнее.

А в один, очень-очень важный момент, замок их рук разрывается, чтобы через секунду образовать новый, ладонь в ладонь, более крепкий и важный.

Они прогуляли остаток вечера, исходили уставшие ноги, наблюдали за тем, как Солнце падает за асфальт. Вокруг начинают сиять фонари, а магия их чувств и не думает растворяться, а наоборот – становится ещё обворожительней. Огни по бокам дороги, словно взлётные, провожают в фантастическое будущее.

Они шли так долго, как могли, пока не устали в конец. На часы смотреть было страшно – всё мироздание перекатилось за полночь, а район города, в котором они оказались – был незнакомым и чужим. Оставалось лишь вызвать такси и попрощаться до следующего дня. До следующей встречи. Но разрушать эту атмосферу так не хотелось. Было страшно, обоим, что после разрушения восстановить её уже может не получиться. Это не салфетку надо было сжигать в пепельнице, а слово «Завтра».