Записки менеджера низшего звена. Солдатам и матросам бизнеса

«…и Оскар за лучшую женскую роль уходит к Викарио!» – единодушно восклицали мы на пути в столовую через несколько минут. Пеногаситель из нее был отменный.

11. Прятки

Конечно, Викарио был не одинок в своем стуке. Увольнявшиеся жертвы геноцида и не прошедшие испытательный срок бойцы рассказывали руководству напоследок страшилки о нравах царящих в отделе. В то же время Барин умело продолжал лизать задницу руководству и списывать все косяки на подчиненных-даунов, поручая нам зачастую взаимоисключающие или расплывчато сформулированные задания. У Боссов потихоньку начинала пухнуть голова от слишком противоречивой информации. При этом они требовали, чтобы у каждого начальника была замена, а по словам Барина достойных у него в вотчине нет. Турбо-Мэн в счет не шел, т.к. имел стойкую алкогольную зависимость и давал волю языку, особенно под влиянием первого фактора. Он запросто сеял крамолу даже средь бела дня в курилке, критикуя политику руководства конторы. То есть был настоящим диссидентом, а таких не берут в космонавты. Отдел Персонала не покладая рук поставлял в отдел свежее пушечное мясо, но кандидаты хронически не выдерживал испытательного срока. Барин сливал их пачками от греха подальше, не желая менять сложившуюся расстановку сил. А может был слишком придирчив. Он весь был соткан из противоречий.

Правда, зачастую в отдел поступали действительно отмороженные соискатели. К примеру, очередной перец, похожий на Ленина в детстве, каждое утро первым делом ломился в кабинет АСУшников и пропадал там часа на полтора. Нет, он не был фанатом нано- и прочих IT-технологий. Он выходил в сеть.

В то время Боссы не допускали подключения к интернету компьютеров рядового планктона, справедливо опасаясь обвала производительности труда. Посему из всех прелестей мировой паутины мы могли наслаждаться лишь электронной почтой и мессенджерами. Но раз уж мы не Северная Корея или Куба, то щель в большой мир все же имелась. Поэтому любой мелкий гоблин, испытавший внезапную нужду выйти в сеть, мог воспользоваться специальным компьютером, установленным в отделе АСУ.

Поначалу конечно там наблюдался аншлаг и на сеанс надо было записываться за неделю, но народ быстро осознал, что шерстить инет в личных целях не получится. Поскольку комп стоял на лобном месте: в центре кабинета, на проходе. Его монитор простреливался со всех сторон не только асушниками, сидевшими по углам, но и любым внезапно заглянувшим в кабинет персоналом, в том числе VIP. После завершения сеанса, надо было так же записать на специальном бланке свою фамилию, отдел и фактическое время использования инета. Так или иначе, поток желающих схлынул и комп частенько пустовал.

Юный Ленин намертво забронировал утренние часы, решив начинать каждый трудовой день, просматривая прессу с чашкой кофе в руке. Наверное, так он надеялся скоротать свой испытательный срок. И был прекрасен в своей наивности, полагая, что смысл испытания заключается в том, чтобы продержаться эти две недели на работе любой ценой, пусть даже прячась от непосредственного руководителя. На первый взгляд в этом была сермяжная правда: чем меньше попадаешься на глаза агрессивному боссу, тем больше шансов затеряться в массовке и, избегая нагоняев, получать жалованье, прикидываясь Призраком Оперы. Но я-то понимал что, это была недальновидная стратегия, и Ленин попросту оттягивал свой конец.

Наконец Барин, который очень ревностно относился к отсутствию сотрудников на рабочем месте дольше пяти минут, как-то грозно вопросил Ленина, что он постоянно ищет во всемирной паутине?

– Читаю экономические новости, – наивно брякнул тот без задней мысли и захлопал голубыми глазами.

Барин выпал в осадок, но уже через несколько секунд оправился и заревел, как самец гамадрила во время гона.

Конечно, Ленин только что вылупился из ФИНЭКа и надеялся блеснуть экономическим образованием. Он даже не сразу просек, что рев адресован лично ему и открыл было рот, чтобы в свою очередь открыть Барину глаза на чудеса анализа цен на нефть и индекс Доу-Джонса. Но уже в следующее мгновение антилопой мчал впереди барского рыка в отел персонала за отходным листом.

12. Конец тирана

В определенный момент чаша терпения руководства была переполнена, и возникший на пороге державного кабинета Турбо-Мэн стал последней каплей. После продолжительных и кровопролитных боев он явился прямо с передовой, не успев зализать раны, и стоял, держась за сердце после очередного поединка с Барином. В зубах он сжимал заявление об уходе. Со стороны могло показаться, что Турбо-Мэн сдулся и выбросил белый флаг. Но это было не совсем так. Наш ветеран решил нанести последний удар посредством прощального привета руководству. Поэтому принесенное заявление он использовал, как возможность доступа к телу и провозглашения ультимативного манифеста. В этот, своего рода, бросок Саламандры он вложил все оставшиеся силы. Не могу сказать, насколько Турбо-Мэн блистал красноречием в тот момент, но этого, наверное, уже и не требовалось. Время и место было выбрано точно. Спустя совсем немного времени Барин внезапно был вызван на ковер и больше не вернулся. Затем оставшиеся в живых сотрудники отдела, кроме Турбо-Мэна, всем скопом были вызваны к Великому-и-Ужасному.

Беседа напоминала разговор пастыря со стадом овец. Босс, которому порядком осточертела вся эта мышиная возня, красноречиво выплескивал весь свой негатив по отношению к Барину и созданной им системе. При этом зорко ловил невербальные реакции паствы. Однако паства преданно пожирала Босса глазами, даже не мигая, и производила впечатление бетонной стены. Низложив Барина ниже плинтуса, Великий-и-Ужасный перевел дух в гробовой тишине и с легким разочарованием не обнаружил обратной связи. Считая, что задал правильный вектор, он возжелал услышать слова поддержки из уст непосредственных жертв Холокоста и удвоил красноречие. Хлебнувшие горя жертвы не могли поверить своему счастью и опасались изощренной проверки на вшивость. Они с ужасом внимали ереси из уст высшего руководства и сердца их теснились в грудях. Подозревая в происходящем уловку хитрого психолога, коим мнил себя Великий-и-Ужасный, они на всякий случай мычали что-то нечленораздельное, а некоторые для перестраховки пытались даже невнятно возражать. Но Босс вошел в раж и упивался собственным красноречием. В финале он окинул жавшуюся друг к другу паству пронзающим взглядом и сказал, что они перевернули страницу, чтобы начать новую светлую жизнь. Засим, пожелав им не обделаться, величаво простер длань в направлении выхода. Народ подавленно потянулся к двери, ломая шапки и лишь, оказавшись в приемной, с восторгом зароптал о царе-батюшке и плохих боярах.

Великий-и-Ужасный удовлетворенно улыбнулся, прислушиваясь к гомону плебса. Затем повернулся к широкому окну кабинета и вперил властный взгляд в долину реки Баскервиль. Разбросанные по ней ангары, свалки и кладбища машин правдоподобно изображали постапокалипсис, а петляющая между ними Дорога Ярости ждала своего Безумного Макса. Босс обозревал этот пейзаж, как из окна марсохода и вдохновлялся на великие свершения. Грохот товарного состава и натужный свист паровоза возвестили начало новой эры.

Так и началась новая жизнь, в которую я вернулся из отпуска. Но продолжалась она чуть меньше года.

13. Возвращение

Первый звонок раздался внезапно. Турбо—Мэн вдруг объявил о своем уходе. В приватной беседе он поведал мне о том, что в качестве предсмертного хрипа Барин успел напустить вони, заставившей руководство засомневаться в надежности Турбо. Возникшая атмосфера недоверия окончательно отравила его, и Турбо решил нанести превентивный удар – уволиться, не дожидаясь настоящего шухера. Пришла пора прощаться.

– Будь осторожен! – пожелал мне Турбо и растворился во мраке, попивая «Боржоми». Он уносил с собой инфаркт, расшатанную нервную систему и клиентскую базу. Битва с барином далась ему нелегко.

Тогда я еще не понял, что этот жест был подобен миграции млекопитающих в предчувствии бури. Легкомысленно списав все на излишнюю мнительность Турбо, я вдруг оказался у руля внешнеэкономической деятельности всей конторы. Испытав небывалый прилив сил, я с головой углубился в дела. Разгребая взаимоотношения с клиентами, я старался сделать логистику прозрачной и четкой. Ощущая вдохновение, я получал удовольствие от работы, а это является верным признаком скорого конца. Ведь, как гласит закон Мерфи: «Если все идет слишком хорошо, значит, вы чего-то не заметили». Так и получилось.

В отдалении послышались грозные шаги Командора. Восставший из ада Барин ломился в двери конторы, фонтанируя новыми идеями, как простреленная дробью грелка. После серии напряженных переговоров с руководством Барин ворвался в наш мир под расплывчатой мазой «менеджер проекта». О чем красноречиво семафорил новый бейдж с луноликой фоткой на массивной груди. За год изгнания Барин не терял времени даром: похоже, он упорно тренировался, чтобы перейти в следующую весовую категорию. Заматеревший тяжеловоз производил гнетущее впечатление. Очи плотоядно сверкали, корпус лучился энергией, рык леденящим эхом вновь носился по коридорам. Новая позиция Барина в пищевой пирамиде пока еще не устаканилась, но он надеялся вернуть себе былое величие в кратчайшие сроки за счет неистовых инициатив.

Место дислокации новоиспеченного менеджера отныне находилось в перенаселенном отделе Маркетинга за одним столом с Энн Пышной, которая едва начала приходить в себя от пережитого у нас геноцида. Барин же считал ниже своего достоинства тесное соседство с бывшей крепостной, поэтому ворчал, стенал и пыхтел напропалую. Пышная же теперь часто выскакивала в коридор, глотнуть свежего воздуха, и сбивчиво бормотала о «толстой глупой куче», наводящей шухер на округу. Результатом такого соседства не стали разве что рукопашные поединки.