Сторожевые волки Богов

Сторожевые волки Богов
Олег Владимирович Маркелов

Любимчик Судьбы #2
Главный закон для Воина – не сдаваться. Не сдаваться тогда, когда гибнут друзья и покидают силы. Не сдаваться тогда, когда, кажется, что выхода больше нет. Ведь суровые Боги смотрят за деяниями своих детей, избирая в свое воинство только достойных носить гордое звание сторожевого волка Богов. Наверное, именно так думали древние варвары, поклоняющиеся суровым языческим Богам. Но, солдат современной технократической цивилизации, Майкл Никсон неожиданно для самого себя тоже оказался в мире, где главное – не сдаться. И стать одним из сторожевых волков Богов.

Олег Маркелов

Сторожевые волки Богов

И пусть помят доспех и затупился меч
Но есть еще и кулаки и зубы.
Мы выстоим, прорвемся, не уроним честь,
И вновь для нас споют победно трубы.
И заревет толпа, героев принимая тех,
Чей путь был кровью щедро окроплен и болью.
Вино и золото, почет и с девой сладкий грех
Ждет каждого из нас за выбор ратной доли.

    Хелгмар

– Чертовы алатырьцы! – Сададдин Асади отключил визор, на котором просматривал подборку последних новостей и отшвырнул пульт на гигантский диван, занимающий в достойном такой габаритной мебели зале центральное место. – Они казнили Роберта Борна!

Сададдин выглядел явно моложе своих лет – стройный и мускулистый мужчина с холеными руками и мужественным красивым лицом, в чертах которого лишь очень отдаленно проявлялись восточные черты. И если бы не обилие седины в волосах, ему вряд ли кто-нибудь дал больше сорока лет. Да и то с большим натягом. Возможность любить себя и уделять достаточно времени себе любимому, позволяющая обмануть годы, приходит чаще всего с деньгами. А у семьи Асади в этом никогда не было недостатка.

– Таковы их законы, господин, – возразил стоящий за спиной хозяина высокий худощавый мужчина, во внешности которого, в отличие от Сададдина, безошибочно угадывалась принадлежность к арабским кровям. – Борн знал, чем рискует, и благополучно переоценил свои силы. Нельзя засовывать голову в пасть крокодилу, если ты хоть немного боишься. Любая упавшая со лба капля пота лишит тебя жизни. Государство Алатырь не то место, где можно пытаться неправедно преумножить деньги, добытые столь же неправедным путем.

Высокого араба звали Ахмад Джами и он, как и его отец, верно служил семье Асади советником, управляющим и черт знает кем еще, являясь, одним словом, правой рукой Сададдина. Тонкие черты придавали его лицу жесткость, граничащую с хищностью. Аккуратная тщательно подстриженная бородка, тонкие усы, черные, как смоль волосы и темные глаза лишь дополняли общее впечатление. В его сухом, но стройном теле также виделась сила. Только сила эта была совсем иной, чем у его хозяина. Не холеность и очевидная мускулистость преуспевающего и изнеженного горожанина, а, скорее долгоиграющая сила привыкшего к тяготам туарега. Ахмад принес хозяину сводку финансовых отчетов и терпеливо дожидался, когда Сададдин закончит смотреть визор. Прерывать хозяина оказалось бы полной глупостью, потому, что именно из новостных сводок частенько поступала информация, серьезно влияющая на какой-то из аспектов бизнеса семьи Асади.

– Алатырьцы вконец зарвались, – продолжал возмущаться Сададдин, несколько раз пересекавшийся в своем бизнесе с казненным Робертом Борном и оставшийся этим сотрудничеством весьма доволен. – Мы не во времена дикарей живем. Где это видано, приговорить крупного бизнесмена не к штрафу или сроку заключения, а к смертной казни.

– Государство Алатырь единственная страна, в которой не ратифицирован международный договор о полной отмене смертной казни. Они всерьез блюдут свои законы, а законы эти весьма суровы. Даже Союз Исламских Республик ратифицировал этот договор, хотя их законы основаны на понятиях исламского права хоть и являющегося носителем добра, но достаточно жесткого…

– Ты мне решил о шариате рассказать? – нахмурился Сададдин, поворачиваясь к своему советнику. – Ты не забыл, что я не мусульманин? У меня есть один бог и имя его ты знаешь. Деньги правят миром.

– Я рад, что мой отец не дожил до этих дней, когда мне приходится служить неверному, отвернувшемуся от веры своих предков, – закатил глаза к потолку Ахмад.

– Прекрати, – отмахнулся Сададдин, забирая протянутую сводку. – Мой дед эмигрировал в Федерацию Объединенных Наций, потому, что уже тогда верил в деньги больше, чем во что-либо еще. Мой отец молился Аллаху, живя в этой стране, где собрались все религии со всего мира. Но эта страна не слишком-то любит мусульман, хоть и старается официально им улыбаться. Мне намного проще жить так, как я живу. И не агитируй меня больше, ты не ахун. А Борн, кем бы его не называли, принес нам столько денег, что я готов причислить его к лику святых.

Ахмад фыркнул, словно рассерженный кот, но возражать хозяину не стал, не из-за страха перед ним, а из-за понимания, что сейчас этого человека ничто не переубедит в правильности выбранного им пути.

– А откуда такое странное название – Государство Алатырь? – поинтересовался Сададдин через пару минут изучения сводки.

– Это название какого-то камня, имеющего мистические и целебные свойства, – пояснил Ахмад, к удивлению своего хозяина частенько дающий разъяснения на интересующие того вопросы. – Означает что-то вроде «источник земной силы» или, как говорят, «пуп земли».

– Источник силы? Греческий что ли?

– Русский. Основной демографической образующей Государства Алатырь во времена завершающей стадии Всемирной Войны явилась Россия.

– Чертовы русские! – высказал свое отношение Сададдин. – Мои предки воевали с русскими.

– Твои предки, господин, воевали и с теми, кто создал Федерацию, – возразил с усмешкой Ахмад. – Они воевали со всем миром.

– Насколько я знаю, твои предки тоже не остались в стороне, – напомнил Сададдин. – А как русские на Марсе смогли стать основной, как ты там сказал, образующей?

– Там была огромная колония русских, которая и превратилась в самостоятельное государство. А так, как русские построили на Марсе мощную структуру военно-промышленного и военно-исследывательского комплексов, то теперь, вполне закономерно, все вынуждены считаться с самым мощным флотом, принадлежащем алатырьцам, и самыми подготовленными частями регулярной армии. В конце войны, когда дело пошло к образованию Государства Алатырь, та часть русских, которая не приняла создание Евразийской Империи и возрождение монархии, переметнулась в Алатырь в поисках демократии и свободы. Только произошло все наоборот. В Империи сейчас демократия и свобода, а в Государстве Алатырь самая развитая и эффективная сеть спецслужб. Ну и законы такие, что…

– Про законы я уже сегодня достаточно слышал, – поднял руку в останавливающем жесте Сададдин. – Тебе бы учителем работать. А ты свой талант зарываешь, работая у меня в советниках.

– Свой талант я не зарываю, а продаю неверному, который нарушил все возможные законы морали и шариата, – ответил Ахмад, наравне с преданной службой хозяину привыкший еще и честно высказывать свое мнение. Видимо атмосфера демократии Федерации Объединенных Наций действовала и на него, хоть и в меньшей степени. – Не видать мне джаннам. Когда начнут допрос свой Мункара и Накира, что смогу я сказать в свое оправдание? Что служил верой и правдой господину, выполняя завет отца? Но господин сам служит Иблису. Джаханнам ждет меня…

– Тебя ждет совсем скоро твой молитвенный коврик. Поэтому постарайся прекратить свои причитания и давай закончим с этой сводкой, – прервал советника Сададдин. – Мне непонятна вот эта графа…

* * *

День выдался на удивление солнечным и теплым. Особенно после почти полной недели ветреных и дождливых осенних дней. До начала зимы оставалось всего ничего и такой подарок от природы, как ясный день не стоило оставлять незамеченным. Тем более что он как по заказу пришелся на воскресенье.

Роберт Токарев вышел на крыльцо и замер, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Жизнь удалась! Жизнь прекрасна! Какие еще эмоции может испытывать человек в его положении? Ветеран вооруженных сил Федерации Объединенных Наций, вышедший по выслуге лет в отставку в чине полковника. Отменное здоровье, несмотря на годы и многие невзгоды и лишения за спиной. Отличная пенсия, льготы и почести. Просторный собственный дом в зеленом пригороде Лозанны. Сын, пошедший по стопам отца и служащий где-то далеко, но прилетающий домой при каждой выдавшейся возможности. Красавица дочка, которая, правда, больше походит на его внучку. Но тут уж ничего не поделаешь, такова жизнь военного разведчика – то воюешь, то мыкаешься по дальним базам, то… Одним словом не до семьи и оседлого образа жизни было. Счастье, что все же дети есть… Жаль только супруга, царство ей небесное, не дожила, погибнув в глупой аварии гравитоплана, летящего из Виндхука, где Токарев надолго подвис в центральном офисе Главного Управления военной разведки Федерации Объединенных Наций. С тех пор уже больше десяти лет прошло, а матери для своих детей Роберт так и не встретил. Да и не искал, по правде говоря. Слишком невосполнимой была та утрата, чтобы попытаться заполнить опустевшую часть сердца кем-то еще.

Токарев тяжело вздохнул, окунувшись под воздействием этих совсем не осенних солнечных лучей в далекие воспоминания, и, достав из бокса почтового ящика свежие газеты, вернулся в дом. Сколько поколений аналитиков предсказывали скорую смерть классическим носителям информации, ан нет, живы еще газеты, хоть и претерпели немалые изменения. Не содержат уж давно натуральной древесины. Стали абсолютно чисты с точки зрения экологов…. Но, как приятно в свободную минуту, посидеть в уютном доме у теплого камина, держа перед собой газетный разворот и краем уха слыша грустную песню ветра за окном. Может быть это и возраст, только не на одних же стариках держится выгода издателей от выпуска бумажных газет.

Осторожный стук в дверь застал Роберта у своего любимого старого кресла. Мгновение постояв, словно в раздумьях, открывать дверь или проигнорировать незваного гостя, он все же вернулся к дверям, бросив газеты на низкий журнальный столик.

– Здравствуйте, господин Токарев, – поздоровался высокий смуглый юноша, терпеливо дождавшийся, когда хозяин дома откроет дверь. – Я могу видеть Элизу? Мы собирались съездить к Женевскому озеру и немного погулять в Национальном парке. Там сейчас открыта выставка лозаннских художников. И еще сегодня из-за погоды будут народные гуляния.

Всю эту речь Роберт выслушал молча, внимательно глядя в глаза юноши. Токарев никогда не был ни расистом в отношении окружающих, ни деспотом по отношению к детям. Он не имел ничего против этого вежливого и культурного молодого человека, учившегося с Элизой Токаревой в одном и том же Лазаннском Юридическом Университете. Жаль, что не военный, но во всем остальном весьма достойный юноша. Роберту было совершенно плевать, что парень имел яркую арабскую внешность по двум основным причинам. Во-первых, сам Токарев за время службы пересекался с бойцами самых разных этнических групп и не понаслышке знал, что они и в деле и в дружбе ничем не отличаются от него самого. А во-вторых, Роберт несколько раз видел, как смотрят друг на друга его дочь и этот юноша. Такой взгляд не может быть у человека способного сделать что-то плохое той, на которую он так смотрит. Впрочем, можно было смело назвать и третью причину, по которой Роберт сдерживал глубоко внутри себя свое волнение за дочь – девушка привыкла к самостоятельности, да и за себя постоять могла получше большинства взрослых мужиков. Одно слово – дочь полковника армейской разведки. Казалось бы, все это большие и жирные плюсы в списке причин относится к молодому арабу лояльно. Да и в благоразумии Элизы полковник не усомнился бы ни на миг. Вот еще бы с родителями этого юноши, носящего имя Тимур, познакомиться. Да и время, похоже, давно пришло, судя по тому, как серьезно молодые друг к другу относятся…

– Заходи, – кивнул Токарев, делая шаг в сторону и отбрасывая все свои мысли. – Присаживайся. Элиза сейчас выйдет.

Дочь еще вчера рассказала отцу о планах на сегодняшнее воскресенье и получила отцовское благословение. Роберт не видел ничего плохого в том, чтобы дети отдохнули в красивом месте, заодно приобщившись к искусству.

На ведущей на второй этаж дома лестнице, появилась стройная высокая девушка со светло-пшеничными волосами.

– Привет, Тим! – улыбнулась она, и Токарева невольно кольнула отцовская ревность из-за этих влюбленных глаз, обращенных на чужого мужчину.

– Доброе утро, Эли! – ответил юноша, вскакивая с кресла на котором едва успел устроиться.

– Я готова, – быстро спустившись по широким ступенькам, она чмокнула отца в щеку. – Не волнуйся, папочка, с твоей девочкой все будет хорошо.

Легкая, словно весенний ветерок девушка порхнула по залу и, подхватив юношу за руку скрылась за дверью.

– До свидания, господин Токарев, – успел только крикнуть молодой человек, прощаясь с хозяином дома.

* * *

В излишне просторном и чересчур напыщенно обставленном кабинете Сададдина Асади витал мягкий сигарный дым. Аромат жареного хлеба и орехов перемежался со сладковатым запахом ванили. Сададдин развалился в огромном кожаном кресле, внимательно слушая доклад финансиста семьи Асади – тощего и всегда всклокоченного, словно спросонья Алена Ельника. Финансист, так же, как и Ахмад Джами, сидел на одном из кресел посетителей по другую сторону громадного, словно взлетная площадка, рабочего стола.

– Я проработал все возможные варианты, но не сумел найти никакого способа, благодаря которому мы сумели бы получить у банка отсрочку по кредиту, – посетовал финансист, преданно глядя в глаза хозяина. – Банк больше не пойдет нам навстречу.

– Может быть, ты плохо искал? – нахмурился Сададдин, уставившись на финансиста таким взглядом, что и без того всклокоченный волосы того встали дыбом. – Какой мне прок от тебя, если ты не приносишь пользы, а только и делаешь, что говоришь мне чего нельзя сделать? Я и сам помню, когда заканчивается срок возврата кредита. А ты должен искать путь, как сделать то, что делать нельзя.