Художественная культура Санкт-Петербурга XVIII века

Цветочный партер. Петергоф. Нижний парк

Постепенно деятельность Леблона сосредоточилась в Стрельненском и Петергофском парках. Их расположение, открывающее панораму Финского залива, отражало традиционную для русского архитектурного мышления тягу к широкому простору. Леблон дополнил ее принципами классицистических парковых ансамблей: 1) ранжирование деревьев по ширине кроны и высоте; 2) выравнивание плоских участков; 3) придание холмам и уступам правильной геометрической формы; 4) выпрямление берегов речек и водоемов, дополнение их фонтанами, искусственными прудами и каскадами; 5) система боскетов — зеленых стен кустов вдоль пересекающихся под прямым углом или расходящихся веером широких прямых аллей; 6) водоемы, посадки деревьев и кустарников, клумбы и экзотические растения в кадках (осенью они убирались в оранжереи), скульптура, гроты и садовые павильоны образовывали сложные геометрические орнаменты. Все это превращало обширные территории в произведение искусства.

Необычны построенные при участии Леблона дворцы в Петергофском парке – Монплезир, Эрмитаж и Марли. Их отличает легкость, изящество линий и пропорций, большие окна, создающие внушительные застекленные пространства и облегчающие конструкцию, правильные ордерные формы. По своему духу творчество Леблона предвосхищало русский классицизм. Ранняя смерть мастера надолго прервала эту линию развития архитектуры.

Бенуа А. Н. Король прогуливается в любую погоду. 1898. Х., м., пастель. ГМИИ

Существуют разные версии смерти Леблона. Возможно архитектор стал жертвой эпидемии, но автору представляются вполне убедительными свидетельства Андрея Нартова[11 - Нартов А. К. Достопамятные повествования и речи Петра Великого // Петр Великий. М.: Пушкинский фонд. Третья волна. 1993. С. 283–284.] и Якоба Штелина[12 - (Штелин Я.) Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Якобом Штелиным //Петр Великий. М.: Пушкинский фонд. Третья волна. 1993. С. 347–348, 361–363.], в силу их историко-психологической достоверности. Они возлагают вину на Меншикова, под руководством которого строились каналы Васильевского острова. По своему обыкновению светлейший уворовал часть отпущенных средств, и каналы получились мелкими. Царь был в ярости. Он обратился за советом к Леблону и тот честно ответил: «Все срыть, государь, и новые строить каналы». Этого государственная казна выдержать не могла. Никогда еще Меншиков не был так близок к катастрофе. Разбитая физиономия была мелочью в сравнении с возможными последствиями. Но царь, как обычно, простил любимца: «Сам виноват… забыл, что Меншиков не строитель, а разоритель городов». Натерпевшись побоев и страху, униженный генерал-губернатор счел Леблона своим врагом и искал случая поквитаться. Он написал царю ложный донос: «Француз велит подрубать деревья в Петергофском парке» (на самом деле Леблон велел «стричь» деревья – отрезать сучья). Бросив все, Петр I прискакал в Петергоф и, увидев Леблона, избил его дубиной. Человеческое и профессиональное достоинство художника было втоптано в грязь. Напрасно потом государь навещал больного, извинялся, бил Меншикова о стену, крича ему: «Ты виноват!». Сильнейшее нервное потрясение стало причиной или фоном болезни, от которой Леблон умер, не дожив до сорока лет.

Браунштейн Н. Ф. (с использованием идей Ж. Б. Леблона). 1721–1725. Эрмитаж. Петергоф

Выросший на традициях европейской культуры, он привык к тому, что «редкие таланты, в своем превосходстве над простыми смертными, подобны небожителям, а не ослам с поклажей»[13 - См. Вазари Д. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. М.: АЛЬФА-КНИГА. 2008. С. 421–426.]. Микельанджелло мог швырнуть туфлей в Папу Римского, когда тот надоел ему своими советами и упреками. Казненный англичанами «тиран» Карл I в присутствии посторонних поднял кисть, оброненную Рубенсом, и подал ее художнику со словами: «Королю Англии не зазорно склониться перед Императором Живописи». «Король-солнце» Людовик ХIV удостоил Ленотра, учителя Леблона, невиданной чести: их вдвоем несколько часов возили в кресле-каталке по аллеям Версальского парка. Наверно и Леблон мечтал о чем-то подобном. Но он забыл, что живет не в Европе. А в России эпоха Возрождения, остановившись в начале XVI в., в самой ранней стадии развития, так и не выполнив своих функций.

1.2.4. Скульптура

В отличие от искусств, имевших глубокие национальные традиции, русская скульптура находилась в стадии зарождения. В ХVI в. церковь объявила ее «богомерзкой», отождествив с «католической ересью» и идолопоклонством. В результате, сохранившись в виде мелкой пластики (резьба по кости у поморов), в виде убранства небольших храмов на границе Европы и Азии («пермские боги») или как элемент архитектурного декора, скульптура так и не сложилась в самостоятельный вид искусства. При Михаиле Федоровиче англичанин Кристофер Гэллоуэй, придавая Спасской башне московского Кремля современный вид, установил на ней четыре обнаженных статуи, символизировавших части света. Это вызвало скандал. По приказу патриарха фигуры были «одеты» в суконные драпировки, а потом и вовсе исчезли.

Общественное признание скульптуры связано с петербургским Летним садом. Вскоре после его основания (1704 г.) там были установлены мраморные аллегории Истины, Красоты, Правосудия и другие работы мастеров итальянского барокко Пьетро Баратта, Антонио Тарсиа, Джованни Бонацца. По замыслу царя скульптура Летнего сада должна была выполнять важную воспитательную роль. «В садах, окружающих Летний дворец, шестьдесят скульптурных групп, украшающих фонтаны, знакомили петербургскую публику с баснями Эзопа. Текст басен был напечатан рядом. Статуи из позолоченного свинца не отличались красотой, но дидактическое намерение – превосходно»[14 - Валишевский К. Петр Великий. Исторический очерк. М.: «Квадрат». 1993. С. 345; Пыляев М. И. Старый Петербург. М.: «ИКПА». 1990. С. 58.]. Еще раньше появились бюсты Александра Македонского, Цезаря, Нерона, Яна Собесского, датской королевы Кристины и других исторических деятелей. Они имели нравоучительное значение и свидетельствовали как о политических симпатиях и антипатиях Петра Великого, так и о возросшем интересе к античности.

Иисус в терновом венце. XVIII в. Дерево. Пермь

Восхищение современников вызывала композиция Пьетро Баратта «Мир и Изобилие» – аллегория Ништадтского мира. Сидящая женская фигура с рогом изобилия (Россия) держит опрокинутый факел (война). Стоящая рядом Победа венчает ее лавровым венком, попирая ногой издыхающего льва (Швеция).

В 1719 г. в Летнем саду была установлена приобретенная в Италии подлинная античная фигура Венеры Таврической. Впервые в России женская обнаженная статуя выставлялась на всеобщее обозрение. От ревнителей нравственности ее круглосуточно охраняли двое гвардейцев. После смерти Петра I ее убрали в павильон Грот, потом – в Таврический дворец, откуда она получила свое название, и, наконец, после смерти Потемкина – в Эрмитаж.

Баратта П. Мир и изобилие. Ок. 1722. Мрамор. Летний сад

Венера Таврическая. Римская копия по оригиналу III в. до н. э. Мрамор. ГЭ

Первым петербургским ваятелем считается Андреас Шлютер (1664–1714) – известный немецкий архитектор и скульптор, создатель императорского дворца в Берлине и конного памятника бранденбургскому курфюрсту Фридриху-Вильгельму II. На русскую службу он попал в 1713 г. Петр I назначил Шлютера адмирал-архитектором – высшим архитектурным начальником в стране, и выделил ему покои в своем Летнем дворце. Но петербургский климат за год свел мастера в могилу. После этого царю Петру пришлось ехать в Париж за Леблоном. За время, отведенное Шлютеру в Петербурге, он успел сделать 29 терракотовых барельефов, украсивших стены Летнего дворца. В типичной для барокко аллегорической форме они иносказательно повествуют о перипетиях Северной войны и исполнены верой в конечную победу России.

Шлютер А. 1713–1714. Рельефы Летнего дворца Петра I. Терракота

Шлютер А. 1713–1714. Похищение Европы. Барельеф Летнего дворца

Король только что образованной Пруссии, Фридрих-Вильгельм I (1711–1740) – «фельдфебель на троне», боготворил Петра Великого и подарил ему Янтарную комнату, вернее, не мог устоять перед настойчивыми просьбами царя. Фридрих-Вильгельм старался во всем подражать Петру, но на прусский манер. Он перенял у своего кумира главные педагогические средства – палку и мордобой. Когда его сын (будущий Фридрих Великий) увлекся либеральными идеями, король приказал повесить его наставника перед окнами спальни наследника, в назидание… В целях экономии бюджета, львиная доля которого уходила на создание образцовой армии и вышколенного государственного аппарата, Фридрих-Вильгельм I провел массовое увольнение с государственной службы мастеров искусств. Тогда-то и появился в Петербурге Андреас Шлютер.

Лейхнер Г. Портрет курфюрста Фридриха-Вильгельма I. 1743. Х., м. Лейпциг. Старый Ратхаус

Другой иностранный скульптор – француз Никола Пино (1684–1764), сын известного резчика по дереву, автора декоративных панелей Версальского дворца, прибыл в Петербург в команде Леблона. Им созданы деревянные позолоченные скульптуры для Монплезира и Большого Петергофского дворца – аллегории искусств, навигации, коммерции и др. Не менее интересны выполненные им декоративные дубовые панели. Но вплоть до конца XVIII в. Пино не имел себе в России равных в изображении трепетного женского тела. Причудливость форм и линий, легкая фантазия и виртуозная техника исполнения позволяют считать Пино первым мастером русского рококо. После смерти Петра I он покинул Россию. Последующие работы скульптора принесли ему европейскую известность и прозвище «Ватто орнамента».

Пино Н. 1720-е. Кариатиды. Петергоф. Большой дворец

В честь победы в Северной войне в Москве бригадой из 43 резчиков и позолотчиков под руководством Ивана Петровича Зарудного (ум. в 1727 г.) по эскизу Д. Трезини был создан грандиозный иконостас для Петропавловского собора. В столицу его перевозили по частям. Он напоминает триумфальную арку с обилием резных колонн, вычурными иконными рамами, точеными декоративными шнурами и тяжелыми кистями. Десятки больших и малых фигур в разнообразных позах создают бурный, восходящий вверх ритм. Своим содержанием и формами иконостас Петропавловского собора свидетельствует об успешном освоении традиций европейского барокко мастерами русской деревянной скульптуры.

Зарудный И. Иконостас Петропавловского собора. 1721–1727

1.2.5. Живопись

К концу ХVII в. русская живопись начинает осваивать достижения зарубежного искусства. На смену обратной перспективе приходит прямая. Передается глубина пространства. Условный фон заменяется пейзажем и интерьером (пока схематичными). Контурные линии уступают место светотени. Распространение масляной живописи позволило добиваться тончайших цветовых нюансов. Художники стремились достоверно изобразить пропорции и анатомию человеческого тела. Место парсуны занимают разнообразные типы портретов – парадный и интимный, парный и групповой, портрет-картина. Появляются новые жанры – аллегория, натюрморт, баталия. Большой Петергофский дворец украшается расписными плафонами светской тематики. В них впервые появляются ню – изображения обнаженного тела.

К сожалению, в Россию приезжали не лучшие европейские живописцы. Наиболее ярким из них был баварец Иоганн Годфрид Таннауэр (1680–1737), с 1711 г. работавший в Петербурге. Его Портрет царевича Алексея суховат и невыразителен, а Портрет гр. Ф. М. Апраксина – наоборот, слишком помпезен. Впрочем, невыразительность царевича, блестящие латы, дорогая мантия, парик и надменная поза графа вполне соответствовали характеру моделей. Известной работой Таннауэра является портрет-картина «Петр I на фоне Полтавской баталии». Несмотря на внешний лоск, недостатки картины очевидны: пространство изображено условно, нарушена световоздушная среда, а театрально-неестественная поза и идеальное благородно-возвышенное лицо царя, обращенное прямо на зрителя, решены в духе худших образцов французского барокко-классицизма.

Таннауэр И. Портрет царевича Петра Алексеевича. 1710-е гг. Х., м. ГРМ

Таннауэр И. Г. Портрет гр. Федора Матвеевича Апраксина. 1720-е. Х., м. Гатчина. Дворец-музей

Таннауэр И. Г. Петр I на фоне Полтавской баталии. 1720-е. Х., м. ГРМ

В 1720 г. в Петербург из Италии вернулся живописец Иван Никитич Никитин (ок. 1690–1741). Он был младшим сыном московского священника, духовника царицы Прасковьи. Художественное образование Иван и Роман Никитины получили в московской Оружейной палате у А. Шхоннебека, затем – у Таннауэра. Роман так и не смог преодолеть традиций парсуны, несмотря на обучение в Италии. В сравнении с младшим братом его талант скромен. Первые работы Ивана Никитина – портреты Прасковьи Ивановны (1714 г.), Анны Петровны, Натальи Алексеевны (ок. 1716 г.), несмотря на мастерскую передачу фактуры материала – меха, парчи, бархата, по-таннауэровски красивы, поверхностны и безлики. Их позы схематичны, а изображение одежды, скрывая погрешности в знании анатомии, даже отдаленно не напоминает античный принцип «одежда – эхо тела». Четырехлетнее обучение в Венеции и Флоренции сделало Ивана Никитина лучшим живописцем петровского времени. В знак благодарности император удовлетворил пожелание флорентийского герцога Медичи, подарив ему «…единого самоеда, а другого калмыка сибирского». Он назначил Ивана Никитина придворным «персонных дел мастером», подарил землю на Мье, вблизи Синего моста, на правой стороне[15 - Первые художники Петербурга / Сост. В. Г. Андреева. Л.: 1983. С. 213.] и финансировал строительство дома. Петр I намечал Никитина на пост директора Академии художеств и рекомендовал приближенным заказывать у него портреты, «дабы знали, что есть и из нашево народа добрыя мастеры». Согласно преданию, желая помочь художнику, царь устроил аукцион его картин. Последнюю оставшуюся непроданной работу он предложил купить тому, кто больше всех любит своего императора. Торг выиграл подрядчик Крюков, строивший в Петербурге канал. Он уплатил фантастическую по тем временам сумму – 3000 руб. В награду Петр I объявил, что строящийся Крюковым канал отныне будет носить его имя.

Никитин И. Н. Портрет Прасковьи Ивановны. 1715. Х., м. ГРМ

В Собрании Русского музея находятся Портрет напольного гетмана и два портрета Петра I, выполненные в этот, самый плодотворный период творчества. Они восходят к лучшим традициям европейского реализма ХVII в. – к Рембрандту, Хальсу, Веласкезу.

Никитин И. Н. Портрет напольного гетмана. 1720-е. Х., м. ГРМ

Предельно психологичен Портрет Петра I (в круге). Полное отсутствие аксессуаров, любых намеков на заслуги и высочайшее положение. Простой темный камзол почти сливается с фоном. Все внимание концентрируется на лице. А оно поражает противоречивостью эмоциональных оттенков. С одной стороны, – спокойное достоинство и осознание выполненного долга. С другой, – одиночество, усталость, тоска во влажном взоре – отражение глубокой личной драмы царя в последние годы его жизни.

Никитин И. Н. Портрет Петра 1 (в круге). 1723–1724. Х., м. ГРМ

В январе 1725 г. Сенат поручил Никитину написать Петра Великого на смертном одре. Художник работал с натуры, быстро, крупными мазками. Неизвестно, видел ли он «Мертвого Христа» Мантеньи или Гольбейна, но его Петр достойно встает в этот ряд. В отличие от предшественников, Никитин дает вертикальный ракурс и, ограничивая пространство обзора, сосредотачивает внимание на лице государя. Государя почившего, но не мертвого. Никакой идеализации. Только глубокое уважение и скорбное раздумье о былом и будущем, которое Ивану Никитину ничего хорошего не сулило…

Никитин И. Н. 1725. Петр I на смертном одре. Х., м. ГРМ

Еще в ХVII в. в России было хорошо известно искусство финифти (от греческого «финигитис» – светлый блестящий камень).

Ее основным компонентом была эмаль (плавень) – белый или серый сплав олова, свинца и толченого стекла. Для получения цветовых оттенков в него добавляли окиси разных металлов. На золотые или медные пластинки (диаметр 3–15 см.) с выпуклой поверхностью наносилось несколько слоев однотонной эмали. Каждый слой обжигался в течение 1–2 минут при температуре 750 градусов. Полученную таким образом блестящую гладкую поверхность полировали, а затем писали на ней изображение. Небольшие размеры миниатюры требовали виртуозной техники. Художники работали тонкими кисточками из горностаевых или беличьих хвостиков мелкими или точечными мазками. Краски нельзя было смешивать. Они наносились по очереди. Когда одна краска высыхала, изделие обжигали и наносили следующую, попутно подновляя и исправляя места, выгоревшие от сильного огня. В итоге краски полностью сплавлялись с грунтовкой. За счет нескольких слоев эмали и красок создавалась иллюзия глубины и объема, отдаленно напоминающая современную голограмму. Художественный строй финифтяной миниатюры отличался ювелирной тонкостью линий, прозрачной свежестью и чистотой цветовой гаммы. Малейшая передержка на огне давала трещину, губя все изделие, а изменение нагрева всего на несколько градусов резко меняло цветовые оттенки.

В ХVII в. на Руси славились изделия эмальеров Москвы, Великого Устюга и, особенно, Сольвычегодска (Усольска). Финифтяные дробницы с яркими орнаментами, изображениями святых и религиозных сцен украшали Евангелия, церковные книги и утварь, оклады икон, ювелирные изделия, оружие и посуду. Однако Петр I не проявлял интереса к этому виду искусства до тех пор, пока не познакомился в Лондоне с Шарлем Буатом (1698 г.), выполнившим несколько миниатюр с изображением царя, взяв за основу его парадный портрет работы Годфри Неллера. Петра Великого мало интересовали художественные достоинства миниатюр. Он немедленно нашел им практическое применение в качестве наградных знаков для знатных иностранцев и дипломатов. Их носили как ордена, на груди, приколов к банту или на ленте.

Буат Ш. Портрет Петра I. 1698. Медь, эмаль

Основоположником портретной финифтяной миниатюры в России считается Григорий Семенович Мусикийский (ок. 1670 – ок. 1739). Известно лишь шестнадцать подписных его работ (из них шесть в Эрмитаже) и несколько отрывочных фактов биографии. Г. Мусикийский был мастером Оружейной палаты. Около 1711 г. он переехал в Петербург и, прожив здесь до самой смерти, работал «финифтяных дел мастером» Оружейной канцелярии. Ранние работы Мусикийского отличаются наивностью изображения, подчеркнутой декоративностью и парсунной неподвижностью, но в то же время свидетельствуют о знакомстве мастера с приемами современного европейского искусства.

Мусикийский Г. С. 1707. Портрет Петра I. Эмаль. Гос. Оружейная палата

Таков, например, «Семейный портрет Петра I» (1716 г.), изображающий никогда не существовавшую семейную идиллию. Композиция, вписанная в удлиненный восьмиугольник, построена в соответствии с принципами французского классицизма: головы Петра Великого, царевича Алексея и юного Петра Петровича (который умер в раннем детстве, но изображен на миниатюре лет на десять старше своего возраста) являются вершинами правильного треугольника. Выпадающая из треугольника фигура Анны Петровны уравновешена драпировкой с виртуозно прописанными складками. Драпировки, архитектурный фон и нарядная цветовая гамма – наиболее сильная сторона данной работы. Художник еще плохо владеет анатомией. Он не умеет писать руки и лица. Ноги Петра I непомерно коротки и худы, а головы царя и царицы слишком велики. Мастер, скорее всего, не видел принцесс. От того их лица являются уменьшенной копией лица матери.

Мусикийский Г. С. 1716. Семейный портрет Петра I. Эмаль. ГИМ

Лучшими в наследии Г. Мусикийского являются парные портреты Петра I на фоне Петропавловской крепости и Троицкой площади в Петербурге (1723 г.) и Екатерины I на фоне Екатерингофского дворца в Петербурге (1724 г.). Рисунок и моделировка полуфигур, изысканное сочетание высветленных контрастных тонов свидетельствуют о резко возросшем мастерстве. Наряду с портретами Л. Каравакка и бюстами К. Б. Растрелли эти миниатюры могут считаться образцом барочного парадного портрета.

Мусикийский Г. С. Портрет Петра I на фоне Петропавловской крепости и Троицкой площади в Петербурге. 1723. Финифть. ГЭ

Мусикийский Г. С. Портрет Екатерины I на фоне Екатерингофского дворца в Петербурге. 1724. Финифть. ГЭ

Григорий Мусикийский не имел учеников и не создал школы. В виду ухудшающегося зрения, понимая необходимость продолжения начатого им дела, он в 1723 г. подал императору челобитную с просьбой дать ему учеников и повысить жалование. В следующем году Петр I вызвал из Москвы еще одного мастера по финифти – Андрея Григорьевича Овсова (ок. 1678–1740-е), который был также иконописцем и расписывал знамена. От него осталось одиннадцать подписных произведений. Из них наиболее известны портреты Петра I, Екатерины I, Петра II. Работы Овсова отличаются техническим совершенством, сдержанной, но богатой оттенками и полутонами цветовой гаммой. Она соответствовала цвету драгоценных камней, которые позднее были изъяты для украшения портретов царствующих особ. В 1725 г. на двух золотых червонцах Овсов выполнил финифтяные «очи к восковой Его Императорского Величества персоне» К. Б. Растрелли. Отражая солнечные блики или свет свечей, они создавали иллюзию реальной жизни.