Без лица

Без лица
Олег Панкевич

Книга рассказывает о том, как началась новая жизнь, первых людей того будущего, что стерто туманными границами настоящего, произошедшим из темного прошлого. Но главное, что было у этих новых людей – у них были лица. Лица, на которых отображались те светлые чувства, что позволили выжить там, где царил один лишь мрак.

Олег Панкевич

Без лица

Есть мир волшебный, чувственный, живой.

В котором чистая душа

Без сожаления,

Отринув всякие сомнения,

Стремится к чуду пробуждения

В работе духа позабыв покой.

И есть оковы общества, системы,

И насмехаться учены умело,

Над тем –

Кто голову чуть выше приподняв,

Земного притяжения скинув власть,

Летать учился – не боясь упасть.

Всего каких -то сто лет назад Землю населяли только люди. Сейчас в это просто невозможно поверить, все случилось слишком быстро.

Войны, эпидемии, изменение климата. Ощущение, что в очень короткий промежуток времени, все напасти, что можно только придумать, все самые страшные предсказания будущего, какие только можно было представить, концентрированно вывалились на голову землян. Но кто был виновен в происходящем? Разве не сами люди развязали эти войны? Разве не сами люди загрязняли атмосферу и плоть Земли мусором и выбросами? Разве не само человечество в своем вечном стремлении к прогрессу переступило черту и утопило себя в своих новых технологиях, создав человека генетически усовершенствованного, как новый биологический вид?

Первым, совсем незаметным, шагом к модификации человека стал совершенно казалось-бы безобидный скрининг беременных. Сначала он был проведен как эксперимент по выявлению плода с патологией. Потом уже стал обязательным условием ведения беременности. Цифры. Кто обрабатывал данные о количестве прерванных беременностей по результатам скрининга? Кто отслеживал рост генетических мутаций, выявленных этим простым анализом? А рост был ошеломляющий. В короткое время, новые поколения детей, вырастая на «нечистом» питании, имели все меньше и меньше шансов получить впоследствии здоровое потомство. Но вместо скорого, незамедлительного решения проблемы, правительства всех развитых стран, по умолчанию решили вопрос просто «зачисткой» всех больных нерожденных детей посредством укола. Таким образом население могло оставаться в неведении относительно пагубного влияния прогресса на человеческий организм и правительства успевали подготовить новые шаги скорой медицинской революции.

Меры были предприняты не только на медицинском поприще. Менялся весь социальный уклад жизни простых людей. С развитием технологий, средств коммуникаций, связи, искусственного интеллекта, человечество обрекало себя на новые формы существования, на формирование нового общества. Претерпели изменения все сферы жизни простых людей. Исчезновение денег, как формы расчета, породило новую финансовую систему, основанную на баллах. Еще на заре развития новой евгеники, новый цифровой порядок буквально ворвался в жизнь людей, внезапно, одним днем, путем подписания нескольких одинаковых законов в каждом государстве мира. Весь мир вздрогнул, осознав, что вступил в эру цифрового рабства и контроля. Но модификации людей к тому времени уже начались повсеместно и сбившись в одно большое стадо, человечество отдало себя на заклание нового мирового порядка, основанного на сочетании биоинженерии, генной инженерии, цифрового управления и контроля. Медицина стала неотъемлемой парой евгеники и создание нового человека, неподверженного новым вирусам, живущего без явных патологий, способного контролировать продолжительность своей жизни и рождаемость – стало приоритетным направлением науки.

Со временем, родители перед рождением ребенка могли выбрать внешность, пол будущего малыша, а также такой набор необходимых качеств характера, таких как покладистость, отсутствие агрессии, лояльность. Все это входило в стандартный набор здоровья.

Было объявлено, что помимо устранения генетических мутаций, устранение «нежелательных» черт характера, достигающееся за счет блокировки некоторых, небольших участков мозга, необходимо во имя общего здоровья нации, во имя здоровья всего общества в целом.

Коррекция психики уже рожденного ребенка достигалась путем обязательной вакцинации в соответствующие периоды развития.

В итоге, через пару десятков лет экспериментов с генной инженерией, люди получили совершенно новый биологический вид человека. Отличало его отменное здоровье ровно до пятидесяти лет, спокойствие, уравновешенность, управляемость, отсутствие таких качеств характера как предприимчивость, напористость, агрессия.

Общество абсолютно послушных, работящих людей жило теперь по строгим законам нового мирового порядка. Зарабатывая себе баллы на продолжение жизни или модификацию какого-либо органа после пятидесяти лет – как благо, доступное только избранным.

В специальные коррекционные центры попадали вольнодумцы, люди творческие и свободные. В центрах по корректировке психики их ждал вердикт – жить дальше с измененным навсегда сознанием, вырезанной частью мозга, или окончить свои дни донором органов и клеток. Любой вид творчества был недоступен новому виду человека – деятельного, биологически измененного. В этом крылась большая проблема для будущего человечества. Без творческой мысли больше не двигалась вперед наука, полагаясь теперь только на искусственный интеллект, не могло быть и речи о новых прорывных решениях в любой отрасли человеческой жизни. Получив управляемое стадо, правители получили огромную проблему несовершенства искалеченной психики людей. Не имея возможности мечтать, фантазировать и творить, выдумывать что-то новое, человечество оказалось на пороге нового кризиса – кризиса нехватки первоначальной ДНК старого вида человека. Будучи абсолютно послушны и управляемы, новые люди потеряли все творческие способности, прогресс остановился из-за нехватки новой идеи, живого глотка творения.

В координационных центрах наблюдались люди с психическими отклонениями, которые, не смотря на вакцинации и генную модификацию, сохранили активность в долях правого полушария мозга. Бунтари по своей природе, будучи признанными опасными для своего окружения, они стали подопытными кроликами новой медицины, основанной на «исправлении» деятельности мозга нормального человека, донорами органов и клеток для сильных мира сего, отчаянно нуждающихся в «чистом» материале, для продолжения своей жизни.

Глава 1

–Почему ты не любишь, когда тебя зовут по имени?

– Я не понимаю своего имени. У меня есть имя, есть фамилия, есть личный код, я воспринимаю это все, как пустой набор данных, не отображающих моей настоящей личности.

– А как ты назвала-бы себя сама? – Лев Константинович задавал вопросы и параллельно сразу делал заметки в свой электронный блокнот. Экран блокнота светился голубым цветом, в котором кожа девушки, сидящей напротив, казалась совсем тонкой и прозрачной.

–Роса. Я назвала-бы себя росой.

– Странное имя. Объясни.

– Это не имя. Это явление природы. Оно приходит летом, в теплую погоду, перед каждым рассветом, ранним утром. Маленькие капельки влаги скапливаются везде, где только можно: на крышах домов, на проводах, на траве. Это святые капли земли. И с рассветом, эти капли пропадают, высушенные солнцем. Я чувствую себя как роса. Пришла в темноте ночи на короткое время, готова отдать себя всю этому миру. И так же готова уйти, раствориться в воздухе, оставив только воспоминание о свежести предрассветного чуда.

Лев Константинович заерзал на стуле. Образ, переданный сидящей перед ним девушкой, был так необычен, так точен, что записать все это в блокнот составило труда. Ученый буквально чувствовал, как напрягается его мозг, пытаясь ухватить главную мысль этого спича. Захотелось не растерять ощущение волшебства, легко коснувшегося внезапно, введя врача в ступор воспоминаний. Почему-то слушая Ингу, хотелось вспоминать тепло солнца, ласковое поглаживание матери по голове, особое настроение, что присутствовало тогда, в далеком детстве и внезапно накатившее сейчас, в этом маленьком кабинете координационного центра.

– Что побуждает тебя так думать о себе?

– У меня в голове маленькая антенна. Я ее чувствую, прям на макушке. Иногда она становиться тяжелой, тогда я понимаю, что моя связь с миром закрыта. А иногда я испытываю в этом месте легкость, какое-то шевеление и тогда мне в голову приходят разные мысли.

– Мысль про росу пришла тебе таким же путем?

– Да. И это тоже. Много разных мыслей. И состояние, как будто я становлюсь чем-то большим, намного больше, чем свое тело и вижу разные картинки перед глазами, образы и ощущаю себя в них, как настоящую.

– Вы понимаете сами, что это аномалия?

Лев Константинович продолжал строчить в своем блокноте.

– Я понимаю, что я такая, какая есть. И то, что Вы называете аномалией, дает мне дышать и жить немного иначе, чем живет мое окружение.

Инга сидела ровно, спокойно разглядывала кабинет.

В кабинете, помимо стола и экрана на стене практически ничего не было. Светлые стены, стеллаж на котором лежали непонятные ей приборы, пластиковые накопители и коробочки.

За окном тоже ничего не было видно и ей пришлось искать глазами облака, собирая их в образы из обрывков небесного тумана, чтоб хоть как-то развлечься. Разговор казался ей нудным и скучным. Она знала, что ее судьба предопределена ровно с того момента, когда мать стала смотреть на нее отстраненно- холодным, оценивающим взглядом. Поначалу девочка пряталась от этого взгляда, пугалась, вжимала голову в плечи. Потом, смирившись с неизбежным, просто ждала. Ждала, когда настанет тот самый день и она окажется в центре коррекции.

Совсем недавно ей исполнилось шестнадцать. Совсем юная, она чувствовала себя внутри глубокой старухой. Обязанность притворяться такой, как все дети вокруг, отнимала огромное количество энергии, приводила к нервным срывам. Тяжелая обстановка дома, постоянная слежка матери, всё только усугубляло ее состояние. Прожив всю свою жизнь с черствыми, ничем не привлекательными людьми, делающими только свою работу, проводя вечера в молчании, за гаджетами, она чувствовала такое острое одиночество, что хотелось уйти куда-нибудь от этого мира, чтобы на самом деле остаться одной навсегда. Тяжелее всего давалась школа.

Утром она должна была включить панораму и оказаться в цифровом классе. Картинки мелькали перед глазами, тесты, постоянные тесты и скупые объяснения тем. Некому было задать важные вопросы о устройстве мира, о истории родного края. Всё, что выходило за рамки программы предлагалось искать в интернете. Но и он не отвечал на многие запросы, отделываясь типичными описаниями древнего мироустройства или короткой фразой: нет доступа.

В итоге Инга на уроках только делала вид, что учится. Чаще всего рылась в сети в поисках старых сайтов с напечатанными книгами прошлых столетий. Оттуда она черпала больше информации о настоящей жизни людей, чем из официальных школьных материалов.

Ей хотелось оказаться в мире, где люди еще ходили друг к другу в гости. Или нечаянно зачинали детей, любили друг друга, писали стихи. Никто из ее сверстников не писал стихов. Считалось, что эта литературная форма отжила, являясь рудиментом прошлого. Никто не учил, не читал стихи и уже практически не читал книг. Короткие клипы, короткие тексты, все сжато, все предельно упрощено для восприятия – это модное веяние современного времени раздражало, не питало потребность знать, разбираться, учиться новому.

В школьной системе, основанной на личных достижениях, присваивались баллы, которые отражались потом в личной карточке и карточке семьи. Количество баллов позволяло выбирать свое будущее. Множественные тесты определяли специальность будущего работника, и ребенок с четырнадцати лет обучался уже только тем дисциплинам, которые потребуются ему в будущей профессии. С детства решался вопрос о предназначении, не надо было выбирать, искать, решать свое будущее. Все решала система.