Ситечко, сахар, абсент. И Вертинский – Пьеро…
Всё, господа, на зеро! —
Все года, города!
Хватит – на красное с белым.
Ставили – не уцелело.
Что ж в этой Сене такая чужая вода?
Крым, толчея, пароход, прокопченный Марсель…
Хмель. Поезда. Бешамель.
И – богемный Париж.
Всё вещала, подобно Кассандре,
Что сбываются сны о Монмартре!
Домечталась, догрезилась… Или ты всё ещё спишь?..
Впрочем, довольно терзаться в скупой тишине;
И при погасшей луне
Ублажать nostalgie.
Нынче сочельник – морозно.
Между каштанов – берёза.
Ты-то какими ветрами сюда? Расскажи…
Нет, не любила тебя я в минувшей дали.
Нам подавай миндали!
Ах, какие глупцы!
Знаю, тебе одиноко.
Ты подожди-ка, я локон
Выйду, поправлю тебе. Мы с тобой близнецы…
Звуки угасли в «Пате». Рождество на дворе.
Стыло и тут в январе.
Да и ветер жесток.
Год будет снова нещадным.
От «бега» – вот уж десятым…
Мери почти что не плачет. Алеет восток.
Да
Задумался. Свернул (по Фрейду?) и сам не знаю куда. Голос прозрачный чей-то буркнул: здесь время тех, у кого наготове «да». Знакомый? Конечно же! Вон он – ухмыляющийся альтер-эго. Экий же, право, хлыщ! Шляпа с плюмажем и шпоры. А лет ему, между тем, уже пару тыщ. Он был внутренним «я», говорят, у Тагора (который Рабиндранат) и Вещего князя Олега. На плече – эдгарповский ворон, в руке – шкатулка. Не та ли, в которой письмо Лилит дошло до Пандоры?
– И что у тебя такой ошпаренный вид? Ты сам вышел к этому переулку…
– Слушай, – поморщился я, – а ничего, что ты похож на коллекцию нестреляющих ружей?
Ещё б что-то сказать, но «да» уже отрастило крылья, щупальца и шипы. Пришлось выпускать его изо рта. Только глаза его были пока слепы. Ладно. Взял за руку, повёл рядом. Так мы и двинулись триумвиратом – я, Альтер и растущее Да.
А твой дом был совсем таким, как на иллюстрациях к Грину.
– Не парься. Я сам нацелился как-то в Сикким, а вышел к Пекину, – сказал ободряюще Альтер и ткнул в объявление на столбе.
– Если будешь с теми, – кивок на твой дом, – кто нужен тебе…
Но я не слушал. Читал. А там…
«Бригада грузчиков расставит всё по своим местам». А внизу – телефоны и подпись: Время.
Вечер 6-го дня
– Нет, право, Отец, вот, как говорится, при всём уважении… Конечно, Ты в этом деле – спец и Гарант Абсолюта. Но это, по всему судя, совсем не люди! Единственно, более-менее, похожи уши, остальное, мягко говоря, не дюже. Хотя, может, сгодятся они в виде, скажем, этюда?.. Ну, сам посмотри, какие странные лица у этих псевдолюдей! Два глаза рядом, а у классических – ну, Ты помнишь – у тех, что делали в предыдущей вечности, да, я знаю, что не у всех… так вот, у них – одно око там, где живот, а другое сзади. А где шипы, которые росли вот тут – посреди? Ты о них и вовсе забыл, поди… И чего, спрашивается, ради Ты им приделал вот эти, так называемые, руки? Можно перелистать на досуге каталог-бестиарий. Уверяю, там нет ничего такого… И какой смысл во всех этих ab ovo? Не приведи, увидишь в ночном кошмаре таких, прости, Господи, меня, людей… И кровь у прежних была локальна, даже, не побоюсь этого слова, дискретна.
Да, мы понимаем, что у Тебя полно всяких идей, и всё у Тебя ново и парадоксально. И что сейчас скажешь, мол, валите, ребята, постройте ещё пару лимбов и кругов этого пресловутого ада… Ладно, на нет и Страшного суда нет, но…
Два ангела (один с нимбом – тот, что буркнул: «а крылья не предусмотрел совсем!», а другой с рогами) переглянулись, пожали плечами едва заметно. А Господь, между тем, смешивал свет и льдины, с улыбкой прятал звёзды между слоями глины.
И потихоньку лепил Адама.
Отраженье
Пролетевший листок, притворившись колибри,
Отразился во льду замерзающей лужи.
Так – незримые нам – отражаются в Тибре,
Стерегущие Ponte Sant’Angelo, души.