Все законы движенья теней мне теперь не указ.
А препоны зеркал мне отныне послужат порталом.
Сквозь эфирные волны спешу и мечтаю о нас.
Тихо всходит улыбка зарниц в перламутрово-алом.
Бей, барабанщик!
Бей, барабанщик! Труби, горнист!
Снова морок отмерил срок.
Ржавый пепел, как палый лист,
Тенью стелется на порог.
Бей, барабанщик! Греми в набат!
Храм порушен. Убит звонарь.
Ну! Давай же! Да где ж ты, брат?
Видишь, в небе седая гарь?!
Эй, приятель! Где ж ты исчез?
Время жалит. Стучи! Стучи!
Пламя рвёт паруса небес.
Скоро всех нас сожгут в печи.
Вот и трубач, по всему, сробел —
Бросил в реку весёлый горн.
Но не спрятаться тем, кто бел,
В сумрак воронов и ворон.
Где ж вы, люди? Вставайте меж
Тех, кто хочет взрывать миры.
Цепью. Рядом. Создав рубеж.
Ветры стонут. Ревут костры.
Но – молчат и дрожат в норе.
Копят стылое счастье впрок.
Кровь невинных на алтаре…
Взгляд в прицеле.
Затвор.
Курок.
Завтрашний день
– И как вам этот завтрашний день?
– Почти впору, но, пожалуй, чуть длинноват.
– Эт мигом! Чуть подрежем закат,
Подошьём вот эту оборку-тень,
Чтоб и оборотень не прошмыгнул.
Портной залезает на стул,
Щурится, бурчит: вот-вот…
Отрывает зубами иголку.
– Всё! Вам очень идёт!
Кстати! Можем ещё набить вам наколку.
Что-нибудь бодрое. Ну, скажем, «смерть – врагу!»
Но я отстраняюсь. Говорю: нет, нет…
Расплачиваюсь на бегу.
Портной несколько раз стреляет мне вслед.
Самолёт продолжает взлёт
Самолёт долго набирал высоту полувойны,
Тормозя на ухабах полураспада.
У каждого – во?лны совести разной длины.