Моя женщина. Повести и рассказы

Лейтенант Меркулов несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и только раскрыл рот, чтобы приступить к рассказу, как у майора в кармане рубахи зазвонил телефон.

– Алё! Вика! – закричал в трубку Игорь Николаевич, но это была не Вика.

– Привет, майор.

– Кто это говорит?

– Паденин это говорит. Майор, уверен, сейчас Меркулов у тебя. Ему тоже привет передавай. Ну что, дочурку ждёшь домой? Думаешь, она у подружки задержалась? А не в «Улёте» ли она сейчас отжигает, Игорь Николаевич?

– Слушай, капитан, – Зацепин так сжал телефон, что хрустнула пластмасса, – ты что удумал? Я тебе приказываю немедленно явиться в отделение!

– Ха-а-а-а!!! – Дикий хохот оглушил майора. Затем хохот резко прекратился. – Он… приказывает. А зачем мне твоё отделение, Зацепин? Мне с твоей дочуркой интереснее… папа.

Связь с Падениным оборвалась. Игорь Николаевич так отодвинул кухонный стол, что тот чуть не завалился на бок. Полетели на пол чашки и заварник, но на всё это майор не обращал никакого внимания.

– Лейтенант, ты на машине?

Меркулов утвердительно кивнул.

– Поехали в «Улёт». Быстро!

– Понял.

Но ехать никуда не пришлось: на пороге квартиры «нарисовалась» беспечная, беззаботная Вика. Причём она была не одна, а со своей подругой, Лидой. Получается, не врала дочь отцу.

12

Что ж, отпечатки пальцев, взятые в квартире Паденина, и отпечатки предполагаемого убийцы Нины Кучилиной оказались идентичными, структура рыжих и седых волос также имела схожесть на девяносто процентов. Всё доказывало то, что бывший теперь капитан полиции, Валерий Паденин, – убийца. Игорь Николаевич верил и не верил в это. Смущал факт: перевоплощение человека из молодого в пожилого. Это не укладывалось ни в какие рамки человеческого понимания. А юридически это вообще обосновать было невозможно: допустим, преступник гримировался, обесцвечивал волосы, но кожа под ногтями жертвы имела пятидесятипятилетний возраст и была, чёрт возьми, настоящей!

Когда-то этот деревянный дом на пять окон принадлежал его родителям, в нём он провёл счастливое детство. Зацепин ясно представил отца, маму, старшую сестру: вот они все сидят на лавочке, а вот собирают урожай яблок. Раньше у них росло много яблонь. К сожалению, после раннего ухода отца из жизни мать вынуждена была продать дом, и они втроём переехали в однокомнатную хрущёвку. В ней до сих пор проживает его старшая сестра, учительница русского языка и литературы, живёт она счастливо с мужем, помогает сыну и снохе растить внуков. А мамы давно уже нет… Но она успела поднять детей, дождалась младшего из армии. А младший после армии отдыхал недолго: поступил на юрфак, параллельно служил в ОМОНе, после – служба по контракту в «горячих точках», затем ранения и служба в полиции…

Конечно, дом теперь выглядел совсем не так, как тридцать пять – сорок лет тому назад, нет, он не разрушился, наоборот, разросся, его облицевали красным кирпичом, вставили пластиковые окна, а крышу дома теперь венчал золоченый купол, тянущийся крестом к солнечному, чистому небу. Бывший дом родителей Игоря Николаевича находился теперь под крылом православной церкви и являлся молебным домом. Много раз он проходил мимо него, но так ни разу и не зашёл. Неверующим был Зацепин – вот в чём дело. Но сегодня ноги сами привели его сюда. Неведомая сила буквально дотолкала его до чугунной кованой изгороди.

Редкие горожане проходили в открытую чугунную калитку, здоровались. Зацепин растерянно кивал в ответ головой.

– Ну, а ты что ж не заходишь, сын мой? – неожиданно раздался густой мужской голос.

За изгородью вырос бородатый человек в годах, в чёрной рясе, с покрытой головой. Знакомые нотки услышал в голосе этого человека майор. В его подсознании вдруг возникли бурые скалистые горы, в ушах засвистел порывистый ветер, раздался гул мотора «вертушки». Почти такой же голос («почти» – потому что молодой) кричал что есть сил: «Чего ждём, сержант?! Хочешь, чтоб „духи“ в прицел тебя поймали?! А ну, марш из вертушки!»

– Да я некрещеный, – стряхнув наваждение, ответил Игорь Николаевич.

– А это не важно. Пойдём, для начала на лавочке посидим.

Зацепин последовал за человеком в рясе по дорожке, выложенной серой плиткой. Они обогнули молебный дом. Их встретила тройка раскидистых яблонь в жёлто-красных яблоках. Под их тяжёлыми ветками стояла широкая и длинная лавка, лоснившаяся на солнце.

Служитель бога сел и предложил Зацепину:

– Садись.

– Наша… лавочка, – губы Игоря Николаевича задрожали. – Сохранилась, миленькая. – Трогая лавку дрожащими от волнения руками, он с осторожностью сел, будто боялся – сломается, хотя лавка была дубовой и могла выдержать пятерых таких, как он. – Понимаете, когда-то я жил в этом доме…

– Понимаю. А я человек здесь новый, всего неделю как приставлен настоятелем.

– Извините, но мне ваше лицо кажется знакомым. – Майор Зацепин стал беспардонно вглядываться в отмеченное непростой жизнью лицо священника. – Товарищ… старшина?

– Ну, здравствуй. – Человек в рясе поднялся, кашлянул, огладил полуседую бороду и распахнул объятья. – Здравствуй, сержант Игорь Зацепин.

– Степаныч! Батя! – Словно пацан, Игорь Николаевич бросился в объятья Семёна Степановича Прошкина, некогда старшины роты ВДВ.

Однополчане крепко обнялись.

– Сколько лет-то прошло?

– Много, сержант. Ах да, ты же теперь вовсе не сержант ВДВ, а майор полиции, старший следователь. Поздравляю.

– Спасибо. Ну, а вы…

– Давай на «ты». Из армии я давно ушёл, и нынче я обычный настоятель сего молебного дома, которым некогда владели твои родители, светлая им память.

– Спасибо, Степаныч…

– А теперь, Игорь… Николаевич, слушай меня внимательно. Ты должен из серебряного крестика убиенной Нины Кучилиной отлить пулю.

– Как – пулю… – Зацепин, ошарашенный, плюхнулся обратно на лавку. – Это же вещдок.

– Придётся что-нибудь придумать: украли, потерял. – Настоятель сел рядышком и приобнял Игоря Николаевича. – В общем, только такой пулей ты сможешь уничтожить рыжего беса, лютующего в нашем городе.

– Степаныч, откуда ты знаешь про крестик, про рыжего… преступника?

– Сны, Игорёк, сны. После Афгана я вижу очень любопытные, а порой страшные сны. Из-за них я и в церковь попросился. Ну, ты меня услышал, сержант? Пули-то не забыл, как отливать, разведка?

– Не забыл, батя, не забыл.

– Вот и хорошо. Пойдём-ка в мою келью, поговорим обо всём обстоятельно. Ребят помянем.

Однополчане, положив руки друг другу на плечи, направились к небольшой пристройке. Ох, и было им о чём поговорить, что и кого вспомнить, кого помянуть

13

Вот уже как часа два назад на город опустилась ночь. Начался август. Июльская духота спала, чаще стали идти дожди, ночи становились звёздными и холодными.

Вика в сопровождении лейтенанта Сергея Меркулова возвращалась с танцулек домой. Пошли через печально известный сквер: так было короче.

Вика в очередной раз озорно блеснула глазками, парень ей явно нравился:

– Скажи, Серёжа, а ты теперь меня всю жизнь будешь провожать домой?

– Приказы не обсуждаются. – Меркулов, смущённый вниманием девушки, кашлянул в кулак. – Хотя я и без приказа не против. – Он открыто улыбнулся.