Услышать, как растет трава

– Похоже на то, – согласился Виктор. – И клетки тесные, грязные… А на полигоне занятия как раз проходили. Мы старались не приближаться, но издалека видели, как мужика какого-то в ватнике рвали да грызли. Противная такая картинка. Но он вроде ничего – отмахивался, вставал и убегал.

– А Тихон?

– Медведя мы не сразу нашли. Ни в клетках, ни на цепи его не было…

– На цепи?

– Ну, да. Там на территории несколько столбов здоровенных, а к ним животные цепями прикованы. Кабаны, косули, олени… Но в итоге вычислили один сарай, он там на отшибе стоит – массивный такой, железным гофром обит. Вот мы и затаились рядом.

– Ну, и?

– Что «ну, и»? Комаров сперва кормили, – вроде осень уже, а их там полным-полно. Специально, что ли, разводят… В общем, терпели, старались особо не маячить. А потом к этому сараю мужик с тележкой подрулил, с охранником начал трепаться – мы и поняли, что наш Тихон там. У них в этом сарае самые главные хищники заперты – волки, рыси, лисицы, ну, и наш Тихон… – Виктор, а он, конечно, уже сидел на лавке, осторожно почесал длинную ссадину на скуле. – Мы с Серегой ближе прокрались – чтобы слышать лучше. Из разговора поняли, что у них там и раньше медведи сидели, но всех вроде как приговорили.

– Как это?

– Да очень просто – списали, как всю живность там списывают. Для них зверюшки – товар скоропортящийся, – вот и Тихона они на летальный подписали. Это уж мы потом узнали – когда на сарай этот взобрались.

– Ни фига себе! Зачем на сарай-то?

– А как туда еще пройдешь? На крыльце в кресле лоб какой-то с помповиком торчит, окон нет, только вентиляция. Ну, мы с тыла и зашли. Там березка подходящая – по ней и взобрались. Думали, вдруг сверху шифер подцепить удастся или дыра какая отыщется. Только обломилось; никаких там дыр и щелей не нашлось, все наглухо заделано. Но голоса слышно. Короче, полежали, послушали и увяли. Потому как эти внизу прямым текстом озвучили: раз зверь старый, значит, долгой травли не выдержит. Там же после каждого боя десятки ран. Кровь фонтанами хлещет – особенно если сворой травят. Ну, а чтоб зверь в себя пришел, к новой травле подготовился, немало времени требуется. Опять же – на лекарства всякие тратиться, а им-то это зачем?

– Вот, гады!

– Ага, потому и хронометраж там ведется с точностью до секунд – специально, чтобы до смерти не успели закусать. Иногда на схватку минут двадцать выделяют, а иногда всего пять.

– Блин! Неужели никому этих псов завалить не удавалось?

– Откуда я знаю. Может, у кого-то и получалось. Но для этого они и мудрят – страховки там всякие придумывают, прочие хитрости. Волкам да кабанам пасти струной стягивают, а лапы битами перебивают, когти кусачками срезают. Когда зверь молодой да здоровый, ему могут и клыки вырвать, а потом ждут, когда заживет – и выпускают на бой. Понятно, без когтей да зубов хищник сделать ничего не может. А уж когда разом несколько псов спускают – тем более.

– Тихон-то какой хищник? Его с рук, считай, всю жизнь кормили. И в цирке он ни кошек, ни петухов никогда не трогал.

– А этим придуркам плевать. Решили: раз старый, лучше не рисковать – сразу подписать на летальный бой. За это самое крутое бабло отстегивают, еще и зрителей кучу приглашают.

– Ну, твари! – вырвалось у Боба. – С «калашом» бы туда наведаться. Да причесать всех разом!

– Не смеши! Эти сами кого хочешь причешут. Там же все сплошь охотники, так что обвешены оружием с ног до головы. И все со связями, да в чинах – потому и не боятся никого.

– Это по ходу везде так, – подал голос Заяц. – Вон Япония – вроде цивилизованная страна, а дельфинов с китами только так на консервы пускает. И у нас похожая история: оленей да тигров с лосями почем зря гробят.

– Во-во! Вроде люди и протестуют, и статьи пишут, а изменений – ноль.

– Правильно! – идиотским голосом протянул Боб. – Животные – они же не люди, чего их жалеть? И эти, что с ружьями, тоже обычно – что говорят? Вроде как мясо-то все любим кушать – вот и нечего губы кривить.

– Политика двойных стандартов, – вставил образованный Кулер.

– Типа того… – сумрачно подтвердил Виктор. – В общем, сегодня выходной, а уже во вторник им нового «потапыча» привезти обещали…

– Опана!

– Ну, да. Они так и сказали: «свежего зверя». А значит, Тихон им больше не нужен. Циркачи-то его недорого отдали и про возраст, конечно, сообщили, вот эти и боятся, как бы он раньше времени кони не двинул. Сегодня около пяти там весь этот базар, похоже, и начнется, а в финале нашего Тихона выпустят.

– Погоди, ему же ничего еще не срезали и не вырвали!

– Ну, этого я точно не знаю. По любому – когти срезать недолго, а чтоб не кусался, морду струной перетянут, как тем же волкам.

– Вот, уроды!

– А ты думал! Чем дольше он против псов выдержит, тем больше они заработают…

Мы замолчали. Время от времени поглядывали друг на дружку и ломали мозги, пытаясь найти решение. Неожиданно заговорил Кулер. Вроде и про другое совсем, но мы его все равно поняли.

– После битвы на реке Альма множество свидетелей тоже описывали один грустный случай. Это под Севастополем было – осенью 1854 года…

– Это когда англо-французы на нас напали?

– Ну, да… Сперва на Балтике, потом на Черном море. Словом, наши войска потерпели свое первое поражение в Крыму и отступили к Севастополю. Так вот вместе с потоком отступающих брела лошадь с пятой батареи подполковника Хлапонина. Ну, то есть лошадей было много, но у этой ядром оторвало челюсть. И вот она бедная, истекая кровью, все равно дисциплинированно шла вместе со всеми, несла на себе сбрую, молча терпела боль, и ни у кого из солдат не поднималась рука, чтобы пристрелить ее, хотя было понятно, что она дико страдает и что с такой раной все равно обречена.

– И что?

– Ничего, дошла бедная лошадка до самого Севастополя. Там с нее сняли сбрую, погладили, пожалели. Ездовые слезу пустили – лошадь-то даже напоить нельзя! А она молча отошла в сторонку, легла на землю и умерла.

Мы глядели пораженно на Кулера, хотя подобные истории он преподносил нам не впервые. Но, видимо, все ясно представили себе эту лошадь с жутковатой раной и, наверняка, сопоставили ту давнюю ситуацию с сегодняшней. Ксюша даже всхлипнула.

– Но там-то хоть война была, – скрипучим голосом проговорил Заяц.

– Вот именно – война, и оружия хватало, и остервенели все после поражения, а все равно пожалели, не пристрелили.

Тарас сплюнул далеко в сторону, нервно растер тощие ладони.

– Да уж… Там пожалели, а тут безо всякой войны точно звери какие. Даже хуже…

– Ну, не все же.

– Я про всех и не говорю, – Тарас сумрачно поглядел на свои ладони, словно потерев их, обрел какую-то тайную подсказку. – По любому надо собрать побольше инфы об этом гадюшнике и выложить все в сеть.

– А дальше что?

– Петицию организуем, подписи собирать будем.

– А что, люди подпишут! Тысяч сто запросто наберем.

– Может, и наберем, только Тихона к тому времени пять раз успеют закопать, – Виктор удобнее положил загипсованную ногу и невольно поморщился.

Я покосился на его гипс и сумрачно поинтересовался:

– Врачи-то что сказали? Жить будешь?

– Буду, не волнуйся. Обычный перелом голеностопа. Еще и растянул мощно. Опухло все к черту…