Повторный брак

Когда его мама, ухоженная дама, всегда умевшая держать спину, катила перед собой инвалидное кресло с девяностолетней матерью по сверкающему чистотой коридору, пациентки, с изумлением поглядывая на колоритную пару, перешептывались:

– Ну, уж если эти старушки делают подтяжки и прочие омолаживающие процедуры, нам-то сам Бог велел! Вы только посмотрите, доктор берется омолаживать даже тех, кого уже ноги не носят!

А женщины из семьи Лодкиных, являющие собой «ходячую рекламу», как их шутливо называл Александр, направлялись на легкий массаж или принимать грязевые ванны. Сестрички в белоснежных халатиках окружали важных персон вниманием и заботой, а обе дамы благосклонно, как должное, принимали их опеку. Маме никогда не приходило в голову сделать себе подтяжку. Она знала, что и так выглядит гораздо моложе своих лет. Кожа на ее лице была гладкая, матовая, она умела за собой ухаживать. Бабушка, невзирая на свой весьма преклонный возраст, даже в инвалидном кресле восседала, как королева. У нее от старости уже дрожали руки, поэтому волосы по утрам ей укладывала дочь в одну и ту же прическу, которая не менялась на протяжении многих лет. Бабушка как будто сошла со страниц романа Диккенса. Ее голубые глаза с любопытством взирали на мир. И он ей нравился. В этом мире ей жилось комфортно и уютно. И все это благодаря заботам любящих дочери и внуков.

– Какая же у меня веселая старость! – любила повторять она, получая очередной знак внимания от членов своей семьи.

Обе дамы обожали наряжаться и имели отменный вкус. Так что живая реклама в их лице приносила клинике доктора Лодкина большие дивиденды. Круг пациентов расширялся, доктор работал не покладая рук.

Но был у Александра Борисовича заветный кабинет, где он преображался. Вместо уверенного пластического хирурга представал маг в малиновом облачении. Властный взгляд, видящий все насквозь, уверенный голос, скупо роняющий слова, четкие отточенные жесты. И он действительно видел. Во всяком случае, многим предсказал их будущее, растолковал прошлое, у многих снял застарелые душевные травмы, во многих вселил уверенность и оптимизм.

Сколько во всем этом было экстрасенсорики, ведовства, ясновидения, а сколько трезвого взгляда опытного врача, вдумчивого психолога, просто мудрого человека с большим жизненным опытом – никто не знал.

Семен пытался расспросить брата об этом, но всегда открытый словоохотливый Сашка мгновенно замыкался, и выдавить из него хоть что-либо вразумительное не удавалось. Он или отмахивался, или отшучивался – то ли из суеверия, то ли из-за невозможности просто объяснить свой метод.

С того времени круг его пациентов состоял не только из клиенток, которые решились прибегнуть к помощи пластической хирургии или очищению организма, но и из тех, кто хотел заглянуть в свое будущее, распутать прошлое, избавиться от комплексов, очистить карму. Клиентки, пришедшие к пластическому хирургу Лодкину, как правило, оказывались в «пещере» А потом приводили туда своих знакомых. Это и понятно: людям легче обратиться со своими проблемами к знакомому доктору, который уже хорошо зарекомендовал себя и ему можно довериться. Частенько это бывали люди с положением – солидные бизнесмены, политики, чиновники… Нередко человек и сам не знал, что ему надо, и экстрасенс Александр Лодкин, сосредоточившись, помогал клиенту нащупать и нейтрализовать мучающие его проблемы. А иногда просто советовал обратиться к тому или иному специалисту, благо круг знакомств у него был большой. У доктора Лодкина, который за годы своей практики обрел широкие связи в медицинском мире, был заветный пухлый блокнот с нужными телефонами и адресами. И те, кому он звонил, всегда откликались на его просьбы.

Глава 4

Метания

Младший из братьев Лодкиных, Семен, в свое время доставил семье немало огорчений. Мама, которая по доброте своей не умела держать сына в строгости, иногда приходила от его выходок в полное отчаяние.

– Мамочка, ну почему он у нас такой? – огорченно спрашивала она у своей матери. – Воспитываем одинаково и того, и другого, моей любви им хватает поровну, строгости тоже, – тут она уже лукавила. Сама знала, что многое прощает младшему сыну. Со старшим хлопот почти не было, вот она время от времени и теряла бдительность. Считала, что и Семен должен сам соображать, не все же его носом тыкать. Сколько можно проявлять безалаберность и полную безответственность? Пора бы уже и повзрослеть. Она знала и о его проделках в университете, и как он халтурно готовится к сессии, и на какие ухищрения пускается, когда готовит к сдаче свои якобы репортажи… Но между тем в глубине души она гордилась его находчивостью и предприимчивостью. Все-таки несильно усердствовать в постижении журналистского мастерства и оставаться на плаву не каждый сможет.

Первый раз она была по-настоящему потрясена, когда сын после окончания университета вместо того, чтобы устроиться в какую-нибудь газету, решил пойти в армию.

Александр на правах старшего брата устроил ему разнос:

– Я тебе могу любую отмазку устроить по медицинской части. Что ты вытворяешь? О маме с бабушкой подумал?

– Что ты так переживаешь? – искренне удивлялся Семен. – Я поступаю как настоящий мужчина, а вы все волнуетесь, как будто до меня никто в армии не служил. Если на то пошло, я хочу набираться впечатлений. Для пишущего человека жизненный опыт просто необходим.

В конце концов семья смирилась с выбором Семена. Не держать же его на привязи дома! Может, ума наберется, как известно, армия дисциплинирует.

Из армии Семен писал жизнерадостные письма, полные юмора, читали их с удовольствием всей семьей. Потом долго обсуждали, на самом ли деле служба на погранзаставе похожа на пребывание в пионерлагере или Семен не пишет, как там на самом деле, а просто их успокаивает? Почему-то по его письмам выходило, что служба на румынской границе – ежедневный праздник. Он писал, что купается в Дунае, а в городе Измаиле красивые девушки на любой вкус. Город сам по себе вполне цивилизованный, чистенький и зеленый. В увольнении он ходит с девушками в ресторанчик «Голубой Дунай», где готовят очень вкусные фаршированные перцы по-болгарски. А когда скучает по русской кухне, есть блинная, но там можно отведать и вкусных щей. В кафе в новом здании речного вокзала подается замечательная дунайская селедка. Семен любил вкусно поесть, и добрая четверть любого его письма всегда посвящалась гастрономической теме. Мама радовалась, что ежемесячная дотация, которую она выделяла сыну, приносит ему столько радости. Иначе выдержать однообразную солдатскую еду ему было бы тяжело. В письмах он сравнивал уклад жизни по обе стороны Дуная. «Огромная разница между жизнью на нашей стороне и румынской. Напротив современного здания речного вокзала Измаила – нищая румынская деревенька. У нас вдоль Дуная по шоссе проносятся машины, а по ту сторону реки по грунтовой дороге скрипит огромными колесами что-то вроде арбы. Возница в соломенной шляпе и с длинными усами, как персонаж какой-нибудь старой сказки, понукает волов, время от времени лениво стегая их длинным кнутом. Женщины в темных юбках до пят и рубахах с широкими рукавами, у всех на головах платки. А у нас девчонки в мини-юбках».

В следующем письме он писал уже об интернациональном населении Измаила. Но почему-то на примере местных девушек, поразивших его внимание. Больше всего ему нравились болгарки, хотя молдаванки – тоже красавицы. Симпатичны и гагаузки, но у некоторых большие носы, Сашке было бы где разгуляться со скальпелем. Русские и украинки ни в чем не уступали всем вышеперечисленным. В общем, местное женское население вполне заслуживало внимания столичного кавалера. В ответном письме Александр не удержался от ироничного замечания: «Из твоего письма я понял, что Измаил заселен одними девушками, как город Иваново. Есть ли там ткацкая фабрика?»

«Ты недалек от истины, – ответил ему младший брат. – Поскольку мужчины этого замечательного города по полгода плавают по Дунаю, то в нем остается одно женское население. Ставки пограничников в это время очень повышаются. Ткацкой фабрики в городе нет. Только консервный завод и педагогический институт. Но в нескольких часах езды от Измаила, в городе Бендеры, есть шелковый комбинат. Там тоже много девушек…» – писал Семен со знанием дела, как настоящий исследователь местной легкой промышленности.

Мама пришла к выводу, что сыну служится в армии очень даже неплохо. А главное, он действительно набирался впечатлений. Его жизненный опыт становится богаче, а это необходимо будущему журналисту.

Письма младшего сына походили на тематические очерки. В очередном письме Семен рассказывал, как совсем недавно, будучи в увольнении, он был потрясен изменениями, произошедшими в городе за неделю. «Я решил, что власть в городе переменилась. Но нам еще ничего не успели сообщить об этом. Крыши домов на окраине города покрыли соломой, как во времена боярской Румынии. Вывески с названиями улиц и над магазинами вдруг оказались на румынском языке. Румынское знамя развевалось над административным зданием, по улицам ходила толпами молодежь в национальных костюмах, все веселились и радовались. Я растерялся и немного забеспокоился, не мог понять, что происходит. Как ни странно, но все говорили на русском языке. Я понял, что снимается фильм, когда на главной площади увидел известных актеров. А большое количество молодежи на улицах – это школьники и студенты местных училищ и пединститута, задействованные в массовке…».

Семен исправно отслужил два года, вернулся домой здоровенным детиной, и мама долго не могла привыкнуть, что этот дядька, которому нужно ежедневно бриться, ее младший сын. Черты лица у него огрубели, руки вдруг стали такими крупными, как будто он работал землекопом. Голос стал низким и поначалу пугал даже глуховатую бабушку. Старушка заметила, что после армии внук – уже не прежний щеголь и теперь даже трудно представить, что он воспитывался в интеллигентной семье. Шутки у него тоже были грубоватыми, даже Саше они не нравились, хотя в мужской компании среди врачей он слышал и не такое. Семен нарочито хотел казаться крутым парнем, новая роль ему очень нравилась. Этакий прошедший огонь и воду настоящий мужчина.

– И чем ты теперь будешь заниматься? – поинтересовался старший брат, испытывая потребность наставлять младшего на путь истины. Он давно понял, что женской половине семьи сей неблагодарный труд уже не под силу.

– Пойду в автосервис. В армии я работал в автомастерской, кое-чему научился. А главное, мне это дело очень нравится.

– Как? А журналистика? Столько усилий потрачено, а теперь ты решил пойти по наиболее легкому пути? – удивился раздосадованный Александр. Ему казалось, что Семен просто шутит.

– А почему ты решил, что это легкий путь? – в свою очередь удивился Семен. – Хорошего мастера по автоделу не так-то легко найти. Вспомни, сколько ты сам ворчал, что некому доверить свою машину. А я, между прочим, хороший автомеханик. На погранзаставе чинил машины нашего начальства, меня все хвалили. Может, у меня дар открылся.

– Ну да, гений автодела! – саркастически усмехнулся старший брат.

– Но как же твое высшее образование? – в отчаянии взывала к непутевому сыну мать. – Пять лет учиться, чтобы в результате валяться под машинами! У тебя руки будут вечно пахнуть машинным маслом!

– Вот именно, – проворчала бабушка. – Я, кстати, не переношу всякие химические запахи. У меня может появиться астма.

– Бабуля, я буду ежедневно принимать душ, а когда нужно будет прийти к тебе в гости, стану с ног до головы поливаться твоей любимой туалетной водой. Какие у тебя предпочтения в этом сезоне? – грубовато пошутил Семен, а мама с бабушкой обиделись.

– Ты мне не ответил, зачем учился все эти годы? – настаивала на ответе мама.

– Чтобы получить высшее образование, – лениво ответил Семен. – Вы же сами этого хотели. И вообще – дайте мне возможность самому решать свою судьбу. Если я вам скажу, что у меня не возникает ни малейшего желания просиживать штаны в редакциях, вы наконец оставите меня в покое?

– Что-то новенькое в профессии журналиста… – вмешался Александр. – До сих пор я думал, что журналиста, как и волка, ноги кормят. Кстати, тебе же понравилось в армии. Могу тебя устроить в военный журнал. У моей пациентки муж – влиятельное лицо в Воениздате, поговорю с ним. Вполне престижная работа. На кусок хлеба всегда заработаешь. И пиши до конца жизни на военную тему.

– Большая радость – мотаться по гарнизонам, собирать материалы, а потом сидеть под присмотром начальства и кропать заказные статейки, да еще не забывать при этом лакировать действительность. Иначе ничего не пропустят. Нетушки, я уж лучше под машинами поваляюсь. Нравится мне это дело. Кстати, клиенты с мастерами иной раз тоже любят за жизнь поговорить. Тут-то я и блесну своим высшим образованием, – утешил он вконец огорченную маму. – Между прочим, в армии я выпускал стенгазету. Может, в автомастерской пригодится мой опыт. Стишки про машины стану писать, сочинять хвалебные отклики клиентов в свой адрес, мадригалы называются. Так что и журналистское образование сгодится.

Семейный совет потерпел полное фиаско, и Семену дали вольную. Теперь, чтобы уверить членов семьи в правильности своего выбора, он с воодушевлением рассказывал о своей работе, клиентах, новых друзьях. Мама испуганно замечала, что ее сын со своими грубоватыми шуточками все больше становится похож на неотесанного мужлана. А когда он со стуком ставил на стол бутылку пива и рассказывал брату о веселой и дружной компании мужиков, с которыми он работал, или, как он выражался, «травил» всякие байки о клиентах, Александр отказывался его понимать и не мог оценить всей прелести новой жизни младшего брата.

– Представляешь, к нам тут пополнение прибыло, – однажды стал выкладывать Семен свои новости. – Молодая деваха по имени Галина. Очень даже симпатичная. В моторах разбирается, как бог. Но какая-то молчаливая, даже странно. Необычное качество для женщин. Только зыркает своими огромными серыми глазищами. А ресницы – отпад. Черные, длиннющие, пушистые. Не красится! Мы ее все пытались разговорить, откуда у нее такой опыт. Все-таки призналась однажды, когда мы после работы пивка хлебнули, что работала помощником механика на корабле, мореходку закончила. Поплавала несколько лет, замуж вышла. Муж с ней плавал. Потом их корабль списали, на берегу работу не нашли. Муж пошел продавцом в частный магазин, загулял с хозяйкой, Галя как узнала, сразу его и выгнала. Помыкалась с дочкой, пыталась торговать на рынке, не получилось. Пришла к нам. Ее приятель пристроил, он друг нашего хозяина. Так что она теперь счастлива, любимым делом занимается. Такая девка классная! Фигурка точеная, рост – метр семьдесят пять.

– Ты поосторожнее с этими девушками из автосервиса, – предупредил его опытный брат. – Знаешь, сколько заразы в Москве теперь ходит?

– Советуешь к тебе на анализ привести? – Семен в своей обычной манере грубовато шутил, не выбирая выражений.

– Если собираешься с ней закрутить, не мешало бы, – Александр отнесся к словам брата вполне серьезно.

– Да я бы женился, – вдруг неожиданно заявил Семен.

– Сема, да ты что? – воскликнула в испуге мама, прислушивающаяся к разговору сыновей. – Ты же ее совсем не знаешь. К тому же у нее дочка. Еще неизвестно, что это за ребенок.

– Известно. Неважный ребенок, деньги у матери ворует, шляется целыми днями по дворам, покуривает, с плохой компанией связалась. Она же без пригляда. У отца новая любовь, мать на работе целыми днями. Некому дитем заниматься.

– Ужас-то какой! Сколько же ей лет? И сколько лет твоей Галине?!

– Девочке семь, а Галине двадцать девять. Но по виду двадцать пять.

– И думать даже не смей! Девочке всего семь лет и уже такая оторва! Такой груз на себя взваливать!

– Ма, пошутил я, не пугайся так. Не хочу я жениться. Кстати, Галина свою дочку в интернат определяет, чтобы та под присмотром была. А то совсем девчонка от рук отобьется.

– Да куда уж дальше, если она в семь и курит, и ворует. Что в мире творится… – вздохнула мама не то с сочувствием, не то с облегчением, радуясь тому, что заявление о женитьбе было всего лишь очередной шуткой. А то с него станет, с его, как он говорит, закидонами!

– А говоришь, девушка неразговорчивая. Ты уже успел все выведать о ее личной жизни и даже знаешь, что ждет ее дочурку в ближайшем будущем, я имею в виду интернат, – продолжил разговор Саша.