Тайна

– Ну, я. Не узнаешь? – пошутил мужчина.

– Да как же не узнать…

– Ты чего такая, сама не своя? – усмехаясь, он неловко отворил калитку и вошел.

– Разыскал, – охнула женщина, еще не до конца веря своим глазам.

– Разыскал, – подтвердил мужчина, широко улыбаясь и по-хозяйски осматривая двор и хату. – Или не рада, что ли, в конце концов?

– Да ты что, рада я тебе, Витенька, рада, – ошалело ответила Анна, как-то криво улыбнулась и всплеснула руками, – я все не могу понять, не привиделось ли мне, не сон ли это…

Усатый Витенька раскрыл широкие объятья и привлек к себе женщину, потом чуть отстранился, цепким взглядом оглядел фигуру Анны и сразу приметил округлившийся живот.

– На сносях?

Анна опустила глаза и кивнула.

– Мое дите? Ну, пойдем в хату, поговорим.

В доме гость сразу заполнил все пространство – голосом, руками, телом и размашистыми движениями, комната сразу как будто стала меньше. Он много говорил и много ел. Казалось, он находился везде одновременно, от него нельзя было укрыться ни в одном уголке сразу ставшего тесным дома. Даже выгоревший, видавший виды вещмешок, который он поставил у ног, издавал резкий неприятный запах.

– Это солярка, – нравоучительно пояснил он Васе, с любопытством приглядывавшемуся к гостю и его поклаже. – Я же говорил, что приеду. Разыщу тебя и приеду. Чего тебе, думаю, с твоим пьяницей вековать? А тут, оказывается, он и бросил тебя, кстати.

Анну едва заметно передернуло от этих слов, но она ничего не ответила.

– Теперь вместе жить будем. Я взял отпуск надолго, – уверенно продолжал Виктор.

Оля стояла у окна и, теребя занавеску, исподлобья наблюдала за гостем.

Анна хлопотала, накрывала на стол и беспрестанно кивала. Видно было, что она робеет перед Виктором и чувствует себя не в своей тарелке.

– Давай теперь с детьми твоими познакомимся. Пускай подойдут поближе…

Анна махнула Оле и Васе рукой, и они нехотя подошли.

– Ну, что, дармоеды? – Виктор цепко оглядывал ребят, жавшихся к подолу матери.

– Идите, здоровайтесь, – она вытолкнула их вперед, – это дядя Виктор, он теперь будет жить с нами. Заместо папки, – желчно добавила она.

– Не хочу его заместо папки! – закричала Оля и шагнула назад.

– А ну-ка рот закрой, молокососка! – прикрикнула на дочь Анна. Оля упрямо взглянула на мать и вдруг столкнула тарелку с супом, из которой ел гость, на пол. Кусочки картошки и лука разлетелись по полу, некоторые оказались у Виктора на лице и одежде.

Вася заплакал, непонимающе переводя взгляд с сестры на мать, сердцем чувствуя беду.

– Так, – тяжело произнес Виктор, – разбаловала ты их. Ну, ничего, я тут порядок наведу.

И, медленно отряхнувшись и очистив рубаху, вышел из избы. Анна с воплями бросилась вслед за ним, успев бросить на дочь взгляд, который не предвещал той ничего хорошего.

Вечером Анна отхлестала дочь по щекам, приговаривая:

– Ишь, разошлась! Да кто ты такая? Это мой дом, приведу, кого хочу, тебя не спрошу. А не нравится, вали-ка к своему бате. Виктор ничем не хуже Ивана, а может, еще лучше. Будешь с ним жить и папкой называть, поняла?

Оля во время экзекуции не проронила ни слова, только изредка смахивала злые слезы. Анна поразилась строптивости такой обычно покладистой дочери, не перечившей ей ни в чем. «Ну, ничего, видать хорошо, что Виктор вовремя появился. Он ей рога-то пообломает. Все же в доме нужен мужчина, чтобы с детьми управляться, а то распустились. Будет их в кулаке держать, ничего…»

Слухи прокатились по деревне быстро, дошли они и до Ивана – он в ту неделю запил совсем по-черному и целыми днями не вставал с кровати.

Для Оли с Васей наступили тяжкие времена. Над ними словно заволокло некогда светлое небо, и настал вечный сумрак.

Теперь мать совсем не обращала на них внимания, а попреков от нее стало еще больше – Виктор словно ревновал к любой минутке, потраченной не на него, и придирался к детям по мелочам, все время чего-то требовал и был всем недоволен.

В доме стало неуютно и будто темно. Лишний раз Оля и Вася старались не попадаться отчиму на глаза и шмыгали по дому только по необходимости, словно мышки. Каждая встреча с ним была чревата неприятностями.

Очень скоро стало ясно, что по части увлечения «зеленым змием» Виктор намного перещеголял их отца. К тому же, в отличие от доброго Ивана, он обладал крутым и скверным нравом, особенно буйным и агрессивным становился во хмелю, часто поколачивал и детей, и свою новую сожительницу. Но, глядя на милующихся взрослых, можно было подумать, что женщину все устраивает.

Виктор работал на станции, там и познакомились с Анной. Во время Гражданской войны, по его словам, он воевал, по ранению его комиссовали. Сейчас он взял большой отпуск, который ему полагался за какие-то прошлые заслуги, и решил пожить у Анны.

Однажды Оля подслушала любопытный разговор. Виктора не было дома – уехал в областной центр по своим делам.

Анна сидела на кухне с той самой «счетоводкой» Людкой, своей товаркой и главным доверенным лицом. Когда выпадала свободная минутка, подруги любили расположиться на лавке перед домом и, жмурясь от солнца, пооткровенничать по-бабски, поговорить по душам. Сейчас перед ними стояла бутылка водки, которая существенно способствует подобным беседам. Значительная ее часть уже перекочевала в Людкин желудок. На столе лежали чеснок, огурцы, сало, хлеб.

Анна тоже налила себе стопку и сейчас задумчиво смотрела на нее.

– Да брось, Анька, у тебя ж пузо скоро на лоб полезет, зачем тебе хлестать эту отраву? – прикрикнула Люда, – Урода родишь и всю жизнь будешь за ним горшки выносить? Поберегись лучше.

Но Анна, не обращая внимания на слова подруги, медленно поднесла рюмку ко рту и опустошила.

– Ну, туда ему и дорога, – произнесла она, словно какой-то тост.

– Это ты о Ваньке-то?

– О нем… Ишь, сбежал от меня. Раньше кумекать надо было. Я по полтора месяца в рейсе, что он себе думал? А мне тоже ласки хочется и тепла, – зло выпалила женщина, глаза ее повлажнели, она быстро размазала кулаком по лицу мелкие злые слезы.

Людка понимающе кивнула, тоже глотнула водки, закусила соленым огурцом, кинула ломоть сала на черный хлеб и, с аппетитом жуя, заметила:

– Анька, я что-то только одного не понимаю. Он же пьет не меньше твоего Ивана. А то и побольше. Да и по характеру скверный. Какой смысл шило на мыло менять?

Анна только досадливо махала рукой.

– Я тебе скажу как на духу, – продолжала изрядно захмелевшая Людка, – ты с норовом, но какая-то бесцельная. Сама не знаешь, что тебе от жизни требуется, как былинку ветер качает. Когда тебя в оборот берут, так ты на все согласная становишься. Не любишь ты его, помяни мое слово, не любишь. Чего терпеть? Ты сама решай, с кем жить хочешь.

– Да не примет меня Иван обратно, – хмуро отозвалась после долгого молчания Анна, – и не пойду я к нему, незачем.

– Эк, какая ты гордая!

– А этот! Приперся, ждали его, – с неожиданной ненавистью сказала Анна. – Думает, я ему теперь ноги буду мыть от счастья, что взял меня, разведенную навроде как. Конечно, обстирывай его, обихаживай. Что ему, плохо ли?

– Ох, Анька, сейчас мужиков стоящих нет, – пригорюнилась Людка.