Дикий Порт

– Я уже снималась, – парировала Лилен. – Я знаю, как это легко.

Мастер покачал головой, глядя на нее пристально.

– Речь не о том.

…последний конкурс, выигранный Майком – вместе с Лили Марлен. Первое место заняли их «Кошки и колесница». «Дистиллированный миф», по отзывам критиков.

Лилен, конечно, видела другие работы с конкурса: те, что рекомендовал Майк. Сам он отсмотрел всё.

Четвертое место. «Вся красота мира».

Дерьмецо был фильм. Пошлому названию соответствовал вполне. Старая как мир и до тошноты политкорректная идея: показать красоту разумной жизни. Всерьез заинтересовать она могла только вчерашнего клипмейкера, коим режиссер и являлся. Подбиралась красота, естественно, под человеческое восприятие, об этом творец додумался предупредить сразу. Отдельные трактовки могли показаться инопланетным расам оскорбительными, но цель ставилась конкретная – снизить уровень ксенофобии в обществе Homo sapiens.

Красоту клипмейкер понимал исключительно двояко: либо как сентиментальную умильность, либо как сексуальную привлекательность, отчего фильм попахивал ксенофилией. Прилизанные пейзажи материнских планет чужих, природа и города; инопланетянам в объективе пришлось походить либо на людей, либо на земных животных; от всех рас по одному ракурсу, одному движению, строго отобранному. Чувствовалась рука мастера рекламы: карамель, патока, мармеладный гламур. Нежная женщина анкайи, космическая бездна в огромных глазах лаэкно, танцующие цаосц. Чийенки – тут удачно обошлись кадрами хроники. Одобрения заслуживал, пожалуй, момент с нкхва – купающиеся дети. Несмотря на малоприятную внешность нкхва, отрывок вызывал симпатию.

Главным эффектом предполагалось другое.

Режиссер «Всей красоты» понимал, что нового слова в искусстве ему не сказать. Поэтому решил выехать за счет шока. Ужасов и трэша он по душевной несклонности снимать не стал, тем более что шокировать этим еще век назад было трудно.

После нкхва появлялась молодая человеческая женщина. Известное лицо – Эдлина Реймар, символ-модель, призрачной, потусторонней какой-то внешности шатенка. Всю красоту человеческой расы она сыграла отменно.

Протяженность фильма строго ограничена условиями конкурса. Идут последние минуты.

Солнце.

Скалы. Руины – невесть где, на Земле, скорее всего… В ярком, слепящем солнечном свете – скрадываются очертания, меняются оттенки – стоит молодой мужчина. Кадр: плечо и локоть, мощный трицепс, часть торса. Кадр: волосы – густые, до середины спины – летят по ветру, типичный рекламный ракурс… Кадр: сзади, с отдаления, фигура целиком. Широкоплечий, узкобедрый, длинные ноги, гибкий треугольный торс, – красавец медленно поворачивает голову и вот-вот зрителю откроется лицо… миг затемнения.

Вблизи. Не лицо – часть лица, в профиль: висок, лоб, бровь. Ресницы опущены. Это человек. Только что была женская красота, а теперь мужская.

…камера отлетает, словно в испуге, свет меркнет, позволяя различить детали; мужчина раскидывает руки, резко выгибается назад. Плещет грива, видна грудь, лишенная сосков, с чужим расположением мускулов…

The end.

Никаких стандартных ракурсов, кадров-ассоциаций, привычных с детства: ни оскала, ни вылетающих из пальцев когтей, ни классической позы – на корточках, с метательными ножами.

Всего лишь часть красоты мира.

Крик поднялся страшный.

Правду сказать, даже сам этот козырный прием был обкатан рекламщиками лет пять назад. Тогда вышел ролик, в котором две горничные, зажав зубами булавки, помогали европейской аристократке девятнадцатого века облачаться в церемониальное платье. Лица дамы камера не показывала. Золоченый подол, обнаженные плечи (сзади и чуть сверху), жемчужные нити в кудрях, край ожерелья – алмазный блик… Когда горничные заканчивали и поднимались с колен – дама оборачивалась.

Анкайи. Три пары ключичных выступов в декольте старинного человеческого платья. И слоган: «Выйди на новый уровень!» – ролик рекламировал следующее поколение процессоров. После выходили и другие клипы в том же духе.

Но здесь дела обстояли серьезней.

Намного.

Великая война закончилась, по документам, лишь вместе с тотальным истреблением противника. Сама материнская планета расы, Ррит Кадара, была уничтожена: распалась на части под огнем обезумевших от ненависти землян. Знаменитые кадры этого пира гибели видел каждый.

Среди сотен номерных планет затерялся промышленный мир AMR-88/2. Чуть позже, став популярным среди экстремалов-туристов, он получил имя.

Фронтир.

На Фронтире добывали нектар местных цветов, который использовался в косметологии, фармацевтике и парфюмерии. Очень ценное вещество. Кемайл.

Недолгое противостояние с анкайи, подарившее человечеству лучшую, самую прекрасную из колоний Ареала, не удостоилось названия Второй космической войны.

Во Вторую космическую люди снова сражались с ррит.

– Об этом? – переспросила Лилен и пожала плечами. – Ну и что? Их и во второй раз всех не перебили. И Кадара цела. Каждый пень знает. При чем тут я и Майк?

– Ты действительно не понимаешь? – настороженно спросил отец. В глазах его промелькнуло сначала недоверие, потом сомнение в умственных способностях дочери, и Лилен разозлилась. – На Терре-без-номера нет серьезной киностудии.

Лилен шумно выдохнула.

– Папа, – сказала она. – Не говори загадками. Я тебя прошу.

Дитрих удрученно отвел взгляд. На скулах проступили желваки; Лилен почти испугалась, увидев, как отец стягивает с запястий браслеты. Самый плохой знак из всех.

– Марлен, – ровно сказал он. – Я понимаю, что для юной девушки противоестественно интересоваться политикой. И все-таки немного следует. Как взрослому человеку.

– Я всегда читаю новости. Когда проверяю почту.

– Ты читаешь заголовки, – уточнил отец.

Лилен дернула углом рта, но возражать не взялась.

– Ты представляешь себе, что сейчас происходит?

– Пап, я отвечу, когда пойму, о чем ты.

– Отлично, вот тебе конкретный вопрос: куда и зачем улетел Игорь?

– На Урал, – машинально ответила Лилен. – По делам, – и замолчала надолго. – Хорошо, – наконец, созналась она. – Не знаю и не представляю.

– Отлично, – сказал Дитрих, хотя по его лицу легко читалось, что «отлично» здесь совсем не значит «хорошо». – Тогда тебе придется просто поверить. Поверишь папе, Марлен?

Лилен с шумом выдохнула. Янина засмеялась, негромко и ласково.

– Кофе будете?

Муж и дочь одновременно кивнули, неотрывно глядя друг на друга одинаковыми глазами.

Лилен смотрела. Растрепанное живое солнце небрежно стекало на плечи; облегающие джинсы и короткий топ подчеркивали фигуру. В карих глазах вспыхивали золотые искры: теплый камень авантюрин. Дитрих Вольф, мастер по работе с биологическим оружием, подумал, что мало кто умеет так смотреть. Странноватое, хотя и привычное чувство: подняты другие, бесплотные веки, смотрит она не столько хрусталиком, роговицей, нервом, сколько собой, всей, от макушки до пальцев ног, и внимательный взгляд похож на обволакивающее облако.

Так смотрят женщины нукт.

Они сели пить кофе и сжевали по два крекера, прежде чем Дитрих заговорил. Лилен успела настроиться на отцовскую волну, и могла читать то, что было под словами.