Дикий Порт

Все это Лилен старательно вспоминала, пока плела венок и смеялась нуктам. Родителям она ничего не сказала, а запуганный Майк клялся молчать как рыба – впереди у Лилен мрачнела переэкзаменовка по истории.

…Нет бы достался вопрос про Рии-Лараат. Про Терру-без-номера, настолько похожую на Древнюю Землю, что колония казалась придуманной нарочно; впрочем, для Лилен скорее Земля походила на близняшку-Терру, потому что на Терре она родилась.

Теперь-то она все выучила. Пришлось. От истории воротило с души. Только бы злобная тетка Эрдманн забыла, чем грозилась в гневе: кроме билета подробно спрашивать о начале Первой космической. Оно мало того что грустно и учить противно – о поражениях, уничтоженных колониях, потерянных крейсерах, жертвах – так еще запутаться легче легкого: с тех пор поменялись названия половины планет. Какой смысл в факте, что Терра-4 была когда-то Кей-Эль-Джей-три цифры?

Никакого.

Берег был пуст, и только вдали, среди белых барашков, наметанный глаз Лилен различал гладкие черные головы.

Ее отец был мастером по работе с биологическими вооружениями. Здесь, в терранском нуктовом питомнике, Лилен провела детство.

Малыш, мамино табельное оружие, долго служил ей живой игрушкой.

…Самки нукт, самовластные матери прайдов, пускали ее в гнезда, принимая как свою дочь. Лилен умела разговаривать с нуктами так же хорошо, как с людьми – и куда уж лучше, чем с нкхва или лаэкно; боевые псевдоящеры катали ее от края к краю залива, на берегу которого раскинулся питомник, не боялись уронить, гигантским прыжком вылетая из воды на скалы мыса Копья, втаскивали на вершины огромных деревьев Терры, чтобы она могла полюбоваться видом на океан. В диком южном лесу Лилен чувствовала себя дома.

Она все детство была уверена, что станет экстрим-оператором.

Некстати вспомнилось о Майке Макферсоне, которому Лилен так удачно навешала на уши лапши. Макферсон, счастливый обладатель любительской студии, делал в ней «живые» короткометражки, последний писк моды среди креативного сетевого сообщества. Само по себе это не подвигло бы Лилен на труд искусительницы, но, выражаясь языком старого блоггера qwerty_№_n54, который читал им культурологию, на челе Макферсона запечатлело поцелуй небо.

Выражаясь языком другого профессора, Майк действительно мог кино.

Призовые места на конкурсах, рукопожатия великих на конвентах, несмолкающие восторг и ругань Сети. Несколько мелких киностудий уже приглашали его на работу. Доучивался Майк по инерции, ожидая предложения от серьезных людей.

Сокурсницей завладел азарт.

Азарт охватил и самого Макферсона – в первую минуту. До того он больше внимания уделял работе, чем девушкам, но не был наивен и хорошо понимал, чем вызван интерес первой красавицы университета. Майка сразила внешность, но не так, как это случается с обычными парнями.

Он хотел снимать Лилен в кино.

Лилен ответила на его чувства.

Только азарт и нежелание бросать начатое удержали ее, когда на съемках Макферсон зверел, превращаясь из лопоухого, чуть приторможенного зайки в свирепого плантатора. Только так и никак иначе, сорок раз посмотреть вниз, повернуть голову и поднять взгляд. «Тридцать минут всего в фильме! – орал Майк. – Одна трехсотая всего фильма, а ты говоришь – сойдет?!»

Отфыркиваясь и украдкой смахивая злые слезинки, Лилен делала, что велено. И снова делала. И снова, с ненавистью глядя, как Майк, поджав губы, меняет настройки и ругается с осветителем. Выходя из себя, Макферсон становился похож на очень тощего нэцкэ. На хворого эльфа. Болотного духа с камерой.

На что-то не совсем человеческое; и сквозь злость Лилен травинкой пробивалось восхищение.

Макферсон, в свою очередь, обнаружил к полному удовольствию, что златокудрая Фрейя играет заметно лучше рисованной куклы, и, затратив определенные усилия, от нее можно добиться недурного результата.

Он доснял «Кошек и колесницу», смонтировал, обработал – и влюбился в Лили Марлен.

«Тебя даже подрисовывать не нужно, – говорил Майк, глядя на нее своими унылыми северными глазами. – Ну, почти. Иногда. Только когда этот урод напортачил со светом. В жизни бы не поверил».

Так он признавался в любви.

Лилен была Фрейей. Майк вне съемочной площадки не тянул даже на нибелунга. Одно недоразумение. Лилен вполне устраивали деловые отношения, которые были раньше, ей нравилось заниматься интересным, нравился собственный успех, возможности, которые открывал перед ней Макферсон. Не то чтобы Лилен страстно желала быть актрисой, жизни без этого не видела. Она просто не хотела быть социальным психологом. Очень не хотела, и оттого не могла послать Майка на все десять сторон света, включая зенит и надир.

Работа с наушной лапшой, к несчастью, зашла чересчур далеко. Майк навязался лететь вместе с Лилен на Землю-2, впаривая ей что-то о фауне, натурных съемках и новых впечатлениях, а по прилету заявил, что хочет познакомиться с ее родителями.

Лилен пришла в ужас. В особенности от того, что родителям Макферсон мог очень даже понравиться. Хорошо воспитанный, умный, перспективный.

«Настоящий мужчина – тот, кто способен ухаживать за экстрим-оператором под ревнивым взглядом живого оружия», – думалось с неприязнью.

Так говорила мама.

Но Лилен не была экстрим-оператором.

Напугать жениха личным оружием не могла, а нукты, вежливо попрошенные отцом, близко к поселку не подходили. Потешались, ехидные твари. Женщины еще и понимали соль ситуации, парни веселились просто за компанию. Лилен представила, как мама поит Майка чаем, улыбаясь краешками губ, а папа расспрашивает про конъюнктуру, последние тенденции в искусстве и творческие планы.

Тьфу.

…Нет, чаем не поит. Хотя бы.

Ассистент главного мастера терранского питомника, старший преподаватель Академии Джеймсона, бывший экстрим-оператор Янина Вольф шла по берегу, сопровождаемая вечным эскортом. Неугомонный Малыш тоже внял просьбе и оставил на время даму сердца, удалившись в джунгли. Он честно старался не показываться на глаза, но тосковал так, что даже Лилен это чувствовала. Малыша было жалко. Зачем его мучают?

Все из-за Майка, чтоб ему пусто было.

Сейчас Малыш излучал безоглядное счастье. Прямо светился им, как лампочка. Хорошая снова рядом! что еще нужно?..

Янина остановилась и огляделась. Она беззвучно разговаривала с Малышом: тот, зловредный, наверняка докладывал ей о местонахождении беглой дочери.

– Мам! – окликнула Лилен, наклонившись с ветки сквозь цветочное облако. – Мам, я здесь!

Та всплеснула руками, подняла голову.

– И как ты там оказалась?

– Влезла, – хихикая, сказала Лилен.

– Сама?

– Это ты привыкла, что тебя всюду подсаживают! – обиженно сказала дочь, повисая вниз головой на одних коленях. – А я бедная, несчастная. Никого у меня нету.

Янина рассмеялась, свистнула по-разбойничьи и упала, словно подкошенная, на антрацитово-черную спину меж плечевых лезвий. Пару секунд спустя она сидела рядом с Лилен. Под тяжестью Малыша ветка жалобно скрипнула, но устояла.

– Что ты вытворяешь?

– Что?

– Привезла молодого человека знакомиться, а сама…

– Я привезла?! – взвилась Лилен. – Он в меня вцепился, как клещ! Я даже не собиралась с ним встречаться!

– Ничего себе.

На узком загорелом лице Янины Вольф не дрогнула ни одна черта; давняя привычка. Она родилась без мимических мышц, сделали их ей поздно. Порой привычка создавала значительные неудобства для окружающих. Например, для дочери. Непонятно, что думает мать: то ли посмеивается, то ли сердится…

– Вы столько сделали вместе.