Доминирующая раса

– Странно.

– Почему?

– Все земные нукты виляют хвостом, когда им что-то нравится. Потому что в питомнике живут… жили собаки. Малыш не виляет.

– Н-да, – задумчиво сказал мастер. – Но почему он не метаморфировал?

Я вздрогнула. Связи между одним и другим не было, но действительно, если он долго бегал один… Малыш припал к земле, глядя на нас. Славный нуктовый мальчик. Одна сплошная загадка.

– Ладно, – решил Дитрих. – Пусть с ним поговорит Нитокрис.

Он встал и обернулся к лесу. И я ощутила телепатический импульс чудовищной силы. По сравнению с ниточкой между мной и Малышом это было как галактическая передача рядом с сигналом браслетника. Аж волосы стали дыбом.

Пришел ответ. Еще мощнее и шире по диапазону. На миг в глазах померкло. Я заморгала. Аджи только-только метаморфировала и не успела выкормить детей. Шайя была всего лишь ребенком. Настоящие, могучие, самовластные матери прайдов, Нитокрис или Мела – они бы точно не стали со мной разговаривать.

Малыш напрягся, принюхался и бросился в лес.

4

Мы шли по берегу моря. Босиком по плотному песку, кромке прибоя. Набегали волны, прохладно бурлили у стоп и отползали. Огромные диковинные раковины лежали в прозрачной воде, в двух шагах от берега. Никогда и нигде уже на Земле не бывать такому. Дитрих взял один перламутровый домик, покинутый моллюском, и приложил к моему уху. Океанское эхо запуталось в завитке. Если я доживу до старости, то в старости буду жить здесь. Кесума трижды права в своем выборе.

Дальше темные валы играли белыми барашками пены и длинными водорослями. Там купались нукты. Оглушительно верещали и выпрыгивали из воды на полметра. Крохи забирались на головы взрослым и валились в воду. Гвалт стоял неописуемый. Смешно. Нет, не так. Радостно. Шайя плавала, как морской дракон – длинная, блестящая. На спине у нее сидело пятеро малюток. Мы поприветствовали друг друга. Ей было хорошо.

– Малыш спит, – сказал, наконец, Дитрих. – Он переволновался. Сначала ты, потом питомник, а Нитокрис была с ним сурова.

– Ой, – только и ответила я.

– Он ее озадачил так же, как и нас, – улыбнулся Дитрих. – Она никак не могла добиться от него ответов. Кончилось тем, что Малыш просто заплакал. И ей ничего не оставалось, как обшарить его память силой.

– Ой. И что?

– Рехнуться можно. Она мне так и сказала. Услышать такое от нукты-матери… – мастер выразительно скосил глаза. – Она не может ни лгать, ни ошибаться. Слушай и задумывайся. Малыш никогда не был в питомнике. Его никогда ничему не учили. У него не было оператора. От вылупления из яйца ему ровно шесть месяцев.

– Что?!

Дитрих кивнул.

– Ты видела шестимесячных. Без хвоста метр. Умишко щенячий. А Малыш неопытный и наивный, но без спора полноценный воин, – мастер помолчал. – В принципе, нукта может очень сильно рвануть в росте. Во время метаморфоза, например. Но интеллект… Они, конечно, не вполне разумные существа, но уже не животные. Одними инстинктами все не решается. Нитокрис не нашла в памяти Малыша ни одного учителя. Он всегда был один.

– А кто же научил его брать языком шоколадку?

– Ты, – весело ответил Дитрих. – Ты и научила. Он просто догадался, чего ты от него хочешь, вот и все. Он всему учился сам.

Я усмехнулась.

– Значит, он гений.

– Возможно, – не стал отпираться Дитрих. – Если они почти разумны, почему бы среди них не рождаться гениям?

– Но почему он не метаморфировал?

– Он чувствовал свою мать.

Я молча смотрела на Дитриха.

– Итию, сестру Шайи.

Вторая девочка. Непонятная победа генетиков, оставшаяся безвестной. Она все-таки дала потомство, но как и где?

– Там, где держали тебя, – просто ответил Дитрих. – Если Малыш ее чувствовал. Видимо, ей было очень плохо. И ее сигнал заставил Малыша расти с предельной скоростью. Механизм защиты. Но как он оказался на свободе? И почему помчался на твой зов? Не могу понять.

– Нужно ее найти.

– Крис и Игорь поехали в поселок нанимать катер.

– Катер?

– Грузовой. Не экранопланом же ехать. Долго, заметно, да и не повезут нас.

– Почему? – я почувствовала себя дурочкой.

– Янина, – сказал Дитрих. – Рядом с городом творится непонятно что. Власти мирволят. У меня чувство, что Террой-без-номера уже правят сепаратисты. Будь это так, первым делом они заявились бы к нам. Но эти странные люди предпочитают мучить Итию. Пойми, мне жалко несчастную девчонку, но гораздо больше меня беспокоит опасность, которую она представляет. Малыш, по крайней мере, уже появился на свет.

– Что ты собираешься делать?

Дитрих усмехнулся.

– Я мастер по работе с биологическим оружием. И хреновый же был бы я мастер, если бы не мог его применить…

Сначала я испугалась. А потом подумала, что терранский питомник представляет собой мощнейшую на планете военную силу. Эндрис наверняка хотел устроиться, как воробей под гнездом орла.

Эндрис. Наци. Он читал мне лекции про естественную ксенофобию, а его приятели упорно пытались разводить нукт. Получить арсенал уникально эффективного живого оружия. Способного убивать людей. Колонии требуют самоопределения, и после уничтожения одиннадцати линкоров, половины всех судов класса «энтерпрайз», требования стали еще громче… Я почувствовала, что паззл начинает складываться. Или мне так кажется?

Социально альтернативные граждане хотят нажиться на торговле оружием?

Или…

Они и развязывают войну? И «социально альтернативные», работавшие на Фронтире и Таинриэ, «сепаратисты» Терры-без-номера, «наци», буянящие на Древней Земле – одна и та же компания?

Я непроизвольно задержала дыхание, осмысливая эту идею, и скоро почувствовала, что мне не хватает кислорода.

– Ну да, – сказал Дитрих несколько удивленно. – По-моему, это с самого начала было ясно.

Я снова почувствовала себя дурочкой.

– Это не вопрос, – продолжал мастер, сощурившись на солнце. – Это просто неважно. Даже если сами исполнители считают себя разными партиями, все равно они работают на одну цель.

– Независимость колоний?