Расстрелять перед строем

Расстрелять перед строем
Олег Сергеевич Смыслов

Антология предательства
Новая книга О.С. Смыслова рассказывает о малоизвестных и трагических страницах Великой Отечественной войны – о репрессиях в РККА в военные годы. В центре повествования судьбы генералов и офицеров 1-го Украинского фронта. Автор показывает, как зачастую обстоятельства и незначительные проступки обеспечивали работой военные трибуналы, не знавшие жалости к сослуживцам. Многочисленные документы и свидетельства органично дополняют книгу, формируя образ советских воинов и репрессивных органов СССР в годы войны.

Олег Смыслов

Расстрелять перед строем…

Светлой памяти ветерана Великой

Отечественной войны, офицера пехоты

Александра Захаровича Лебединцева посвящается

От автора

Эта книга никогда не была бы написана, если бы не знакомство с Александром Захаровичем Лебединцевым, председателем Совета ветеранов 38-й стрелковой дивизии и основным автором книги «Отцы-командиры». Состоялось оно в декабре 2005 года, когда Александр Захарович разыскал меня по служебному телефону.

С этого момента все последующие три года до его смерти, как всегда неожиданной, мы часто встречались или же подолгу общались по телефону, когда кто-то из нас был сильно загружен делами.

Александр Захарович был очень активным человеком и ветераном, и собеседником. Его цепкая память сохранила превеликое множество эпизодов той войны. Он мог детально рассказывать о боях и походной жизни бойцов и командиров матушки-пехоты.

Но красной линией в его рассказах очень часто звучала январская трагедия 1944 года, когда его 38-я стрелковая дивизия вместо наступления сначала попала под сильнейший контрудар немцев, а затем оказалась в окружении. Командир дивизии полковник Коротков вскоре был обвинен в измене Родине и расстрелян перед строем.

Александр Захарович часто просил меня когда-нибудь написать об этой истории отдельную книгу, и, прекрасно зная о том, что дело Короткова до сих пор является совершенно секретным, он был убежден, что мне обязательно удастся в ней разобраться.

На каждую встречу ветеран обычно приносил мне редкие книги, статьи, публикации и даже копии документов. Только потом я понял, что все это делалось с одной целью – убедить меня в необходимости заняться этой темой…

И сегодня я выполняю просьбу А.З. Лебединцева.

Глава 1

ГИМО СССР (1960—1970-е годы) и одни мемуары

1

Александр Захарович свою, что называется, дембельскую службу проходил старшим инспектором оперативно-планового отдела Главной инспекции Министерства обороны СССР. Перевелся он туда в 1969 году из Управления боевой подготовки Группы cоветских войск в Германии. Но так как место было не просто «блатное» – Москва, но еще к тому же и ГИМО СССР, то ему не раз приходилось одаривать заграничными подарками своего знакомого из Главного управления кадров. Однако место и должность того стоили.

Кабинет был небольшим: два сдвинутых стола, несколько допотопных телефонов, два мощных стальных сейфа для документов, казенные старенькие шкафы, крашеные стены, на которых в гордом одиночестве возвышались генеральный секретарь ЦК КПСС, министр обороны и карта СССР, самая обыкновенная люстра, паркетный пол, – словом, никаких излишеств. Рассчитан он был на двух офицеров в звании полковника.

До Александра Захаровича в этом казенном «жилище» в установленное служебное время обитал точно такой же старший инспектор, без особой суеты дожидавшийся законной пенсии. Но ему пришлось уволиться несколько раньше запланированного им времени. И вот почему.

В то время Главным инспектором Министерства обороны СССР, а точнее, «вечным Главным инспектором», был Маршал Советского Союза К.С. Москаленко (с 1962 г. по 1983-й). И вот однажды он решил написать свои мемуары. Написано их было уже превеликое множество. Наступил и его черед. А уж рассказать маршалу было что: в Красной Армии он служил с 1920 года, где прошел все ступени, от командира огневого взвода артиллерийской батареи до начальника артиллерии корпуса. В 1940-м стал генералом. В войну командовал последовательно 1-й артиллерийской противотанковой бригадой РГК, стрелковым и артиллерийским корпусами, общевойсковыми армиями. Выслуги, как говорится, «столько не живут», да и в маршальском звании выслуга немалая: на 1970 год пятнадцать календарей стукнуло.

О таком боевом пути писать нужно однозначно и бесповоротно. Но как, если всю жизнь командовал, рос в званиях и должностях, воевал, побеждал, а за партой последний раз сидел в 1939 году, да и то на факультете усовершенствования высшего командного состава Военной академии им. Ф.Э. Дзержинского. До этого в 1928 году на курсах усовершенствования командного состава артиллерии РККА. И самый первый раз в 1922-м на артиллерийском отделении школы червонных старшин. И вот прикинул маршал, что самому никак не написать: нет ни божьего дара, ни времени, ни здоровья, ни сил. Но слышал он, что в таких случаях авторы будущих мемуаров обращаются к талантливым и подготовленным в этом плане людям. Те собирают материал и пишут за авторов однотомные, а если надо, то и многотомные воспоминания. Словом, насколько хватит этого самого материала.

Почти точно также поступил и маршал Москаленко. В один прекрасный или не очень прекрасный день он вызвал к себе старшего инспектора и предложил ему поработать над своими мемуарами. Не молодой уже полковник, прекрасно понимая, что просьба маршала звучит как приказ, а его выполнение связано с титанической и абсолютно не желаемой для него работой, тут же заявил, что собирается уходить в отставку. После недолгого разговора маршал и полковник расставили все точки над «и». Последний увольнялся на пенсию гораздо быстрее, чем этого ему хотелось, а первый попросил подыскать ему более сговорчивого офицера, который мог бы беспрекословно справиться с задачей написания его мемуаров.

Именно таким человеком оказался сосед Александра Захаровича по кабинету. В Главную инспекцию его перевели из Центрального архива Министерства обороны, дали полковника, хороший оклад (что-то в районе командира корпуса), квартиру в Москве. Но самое главное – у него был опыт архивной работы, возможности быстрого поиска документов и, безусловно, желание. Естественно, своими прямыми обязанностями по должности он не занимался. Звали его Иван Дмитриевич. На момент появления Александра Захаровича он уже завершил работу над первой книгой мемуаров маршала и приступил к работе над второй.

2

Официальный автор мемуаров – человек, безусловно, заслуженный, дважды Герой Советского Союза, причем если одну Золотую Звезду он получил в 1943-м, то вторую в 1978-м, к юбилею Вооруженных Сил. Но какая нам разница теперь? Заслуги-то были.

Другое дело – возраст, давно уже как пенсионный. А маршалы, как известно, умирают на службе. Не важно, скучная она или не очень, все же какая-то работа, продлевающая жизнь. Вот и маршал Москаленко каждое утро просыпался в одно и то же время, умывался, неизменно надевал военную форму со всеми атрибутами маршала, завтракал, потом спускался на лифте, выходил на улицу, садился в заднюю дверь черной «Волги» и выезжал прямиком к себе в Главную инспекцию.

Александр Захарович был человеком наблюдательным и не мог не отметить, что маршал ни на одном из партсобраний не выступал, перед инспектированием проводил инструктажи по «шпаргалке», написанной все тем же оперативно-плановым отделом. А особенно старший инспектор любил вспоминать одну из проверок июня 1971 года:

«Министр обороны решил произвести инспектирование НИИ Ракетных войск и ГУКОСа, так как эйфория по поводу нашего первенства в космосе была побита высадкой американцев на Луне и благополучным возвращением их астронавтов на Землю. Я попал в команду генерал-лейтенанта Рыжкова в качестве начальника-штаба группы в НИИ ГУКОСа.

На заслушивание доклада начальника института – генерал-лейтенанта, доктора наук и лауреата Ленинской премии – прибыл Москаленко. Он сразу задал вопрос, почему мы не смогли не только опередить американцев, но еще и не готовы к этому. Начальник очень невнятно обещал ускорить, но маршал махнул рукой и удалился. Когда мы остались наедине, я спросил: Так почему же она не стреляла? – Знать, не заряжена была, – ответил он, закуривая и волнуясь. Успокоившись, он указал на рядом сидевшего генерал-майора, тоже доктора наук, лауреата Госпремии, и сказал: «Это мой заместитель по науке, он вместе со мною являлся основателем и руководителем этого НИИ. Защищался, стал генералом. В НИИ только две генеральские должности. Но Главкому РВСН маршалу Н.И.Крылову захотелось своего сына, полковника автомобильных войск сделать генералом. Добился введения в этом институте никому не нужного заместителя начальника по общим вопросам в генеральском звании. А так как по штатному расписанию им полагалось только два генерала, то должность заместителя по науке свели до полковничьей, утешая первого, что он ничего не теряет ни по должности, ни в окладе. Так и сделали.

Отставание он объяснил тем, что больше половины научных работников из 200 по штату совершенно не способны к научной работе и попали в институт таким же путем, как маршальский сын. Многие даже на папиных служебных лимузинах приезжают на службу, на которой только и способны на “подай-принеси”, да во время обеденного перерыва забивать мяч. Отдачу дают только капитаны и майоры. Одному капитану по значимости кандидатскую диссертацию засчитали как докторскую. Если бы моя власть, я бы оставил только одну четверть, повысил им зарплату, и наука двинулась бы вперед.

Маршал Москаленко, выслушав наш доклад, приказал непременно отметить этот факт в акте. Но когда начали составлять представление министру обороны, то он исключил соответствующую фразу, заявив: “Что ж, если отец – маршал, так его сыну и генералом не быть?” О научных сотрудниках и комментировать не стал, посчитал это излишним. Кстати, именно во время нашей проверки нас разбудили на рассвете и пригласили в ЦУП для демонстрации возвращения на землю троих космонавтов. Сначала прекратилась с ними радиосвязь. Объяснили, что спускаемый аппарат зашел за “шарик”, потом высказали версию, что сгорели антенны в плотных слоях атмосферы, и предложили идти “досыпать”. После завтрака, уже на проходной, узнали о трагической судьбе троих космонавтов из-за разгерметизации люка спускаемого аппарата».

3

В 1995 году генерал-лейтенант В.Н. Котов опубликовал свои мемуары «Память и боль: Невостребованные откровения офицера Генерального штаба». В этих «Невостребованных откровениях» он вспоминает о многочисленных встречах с видными военачальниками. Одним из них оказался и Маршал Советского Союза К.С. Москаленко:

«В салоне самолета генерал армии С.М. Штеменко, начальник Главного штаба ОВС. В полете он обязательно беседовал по душам. Сергей Матвеевич первым делом справился о делах Генштаба, где он долгое время работал на различных должностях, в том числе в годы Великой Отечественной. Как бы мимоходом спросил о том, посмотрели ли мы те документы, которые подготовлены нашим членом Военного совета ОВС маршалом Кириллом Семеновичем Москаленко, точнее, Главной инспекцией Министерства обороны, генеральным инспектором которой он считался, одновременно исполняя обязанности заместителя министра обороны.

Москаленко – известный военачальник Великой Отечественной войны. Правда, воинские звание маршала было присвоено ему в последнее время как-то неожиданно и загадочно для многих. Знаток военного дела и войсковой службы. При инспектировании частей был всегда строг и придирчив. Однако и у него были свои особенности».

«На Военном совете в Будапеште обсуждение и принятие решения по вопросу о разведке прошли гладко, если не считать того, что маршал Москаленко то порывался несколько раз взять на себя обязанность прочесть текст, то передавал его разведчику, генерал-лейтенанту Ткаченко. А все дело было, как выяснилось, в мелком тщеславии. Очередность выступления, как и размещение делегаций за столом заседания, осуществлялась в алфавитном порядке – болгарская Народная армия, венгерская Народная армия, национальная народная армия ГДР, Войско Польское, румынская Народная армия, Вооруженные Силы Советского Союза и чехословацкая Народная армия. Замыкал весь этот строй штаб ОВС. Ранг выступающего от нашей делегации определялся так: если выступали от других армий заместители министров или начальники генеральных (главных) штабов, то Москаленко считал своей обязанностью докладывать на Совете, если выступали рангом ниже, то от нашей делегации выходил на трибуну равный по должности.

Но так как на этот раз ораторы выступали вразброс, словно карты в колоде, то Кирилл Семенович то “подгребал под себя” материалы, собираясь выступить, то отодвигал их к Ткаченко, давая понять, что тот должен пойти с текстом на трибуну. Наконец слово предоставили главе румынской делегации, генерал-полковнику Николеску. Тогда маршал Москаленко, выхватив текст, направился к трибуне, встретившись добрым взглядом с главой румынской делегации: знаем-де, кому и в каком ранге произносить речь.

Но не успел он прочитать последнее слово на высокой ноте, как Якубовский объявил выступающего от чехословацкой армии в звании… генерал-майор. Кирилл Семенович, как-то осуждающе глянул на Главкома, сошел с подставки трибуны, пользуясь ею из-за малого роста. Самолюбие его было уязвлено…

А к вечеру обширный номер маршала Москаленко превратился в буквальном смысле слова в базар. Военторг Южной группы войск был, что называется, поставлен на ноги, предлагая свои дары высокому гостю…»

«Приземистый ухоженный особняк, с небольшим двориком и скудной зеленью, встретил нас радостно. Взятый из моих рук портфель не оставил сомнений в том, что мне здесь следовало поселиться. Через прихожую, обширный холл меня провели в небольшой кабинет с широким письменным столом и шкафами, заполненными книгами на венгерском языке. Есть ли у меня к нему вопросы, спросил сопровождавший венгр на ломаном русском языке. И, как бы извиняясь, офицер-переводчик сообщил, косясь на другую половину этого обширного коттеджа:

– Здесь будет располагаться также маршал Москаленко. Питаться будете с ним вместе.

Особняк предназначался для главы советской делегации. Но вот почему и меня сюда вселили, было загадкой для всех, кроме меня…

Осмотрел апартаменты, вероятно, не очень состоятельного бывшего венгерского хозяина. Подкатила “Волга”. Из передней двери выскочил полковник, услужливо открывая заднюю дверь, откуда вышел маршал Москаленко. Подойдя к нему, я доложил обстановку. Он снисходительно выслушал, дав понять, что все кончено и мне надлежит оставить его в покое.

– Можете отправляться в гостиницу. До встречи на Военном совете, – сказал он и протянул свою руку.

– Товарищ маршал, но меня разместили здесь. Мне некуда ехать. Так распорядились устроители.

– Как так? – удивленно спросил он, смерив меня злым взглядом. Так и ушел он молча к себе, ничего не сказав, вроде бы униженный и оскорбленный тем, что к нему подселили какого-то генерал-лейтенанта, от чего страдало его величие полководца.

Думая, как мне быть в этой дружеской стране в такой обстановке, пошел на свою половину. Услышав звон посуды, легкие вкрадчивые шаги обслуживающего персонала и какие-то команды полковника Д., поспешил помыть руки, чтобы не опоздать к обеду. Но что-то щемило на душе. Не к добру было молчание маршала при встрече. Но все равно надо обедать. Однако на обед меня не пригласили. Значит, о том было указание Москаленко. Унизительно и оскорбительно было наблюдать проявление столь мелкого самолюбия главы делегации. Трапеза между тем закончилась. И он ушел к себе, так как наступило время “адмиральского” часа. И только после этого раздался стук в дверь. Венгр приглашал в столовую. Отказаться было неудобно.