Разгоряченные Фихтер и Хартвиг немедленно согласились, после чего все три парочки покинули кабинет, подталкивая друг друга и пересмеиваясь, поднялись наверх и, оказавшись в длинном коридоре, куда выходило несколько дверей, разбрелись по комнатам, договорившись через час собраться снова.
Оказавшись в уютном номере, освещенном лишь одним газовым рожком, который был прикрыт красным, венецианского стекла абажуром, лейтенант Фихтер лениво обнял Сильвию и подвел ее к широкой двуспальной кровати.
– Подожди, я разденусь, – томно произнесла она, взявшись за крючки платья.
Но он остановил ее руки:
– Нет необходимости. Взбирайся на постель и становись на четвереньки.
Сильвия усмехнулась. Приподняв, чтобы не измять, платье, она выжидательно обернулась на лейтенанта. Задирая на ней платье и обнажая восхитительные смуглые ягодицы с гладкой атласной кожей, Фихтер ощутил прилив сильного возбуждения. А когда Сильвия, лениво прогнув спину и еще выше подняв зад, покорно склонила голову и убрала свои длинные пышные волосы с затылка, так что теперь они свешивались на постель с левой стороны головы, картина стала еще более соблазнительной. Покорная дама полусвета, готовая удовлетворять самые непристойные желания…
Сначала все шло довольно хорошо – цепко ухватив Сильвию за бедра, лейтенант упоенно нырял в ее жаркие, влажные недра, с силой сотрясая женщину и вырывая у нее томные, профессионально поставленные стоны и вздохи. Но стоило ему попытаться вообразить себе то, о чем он думал накануне этого вечера, как все удовольствие испарилось, а возбуждение спало. У Фихтера имелась достаточно гнусная мысль о том, что, представляя себе на месте Сильвии Эмилию, он сумеет хотя бы отчасти удовлетворить свое самолюбие и успокоиться. Однако все получилось совсем иначе – он вдруг стал сам себе отвратителен! Это же надо быть таким ничтожеством, чтобы, не добившись любимой женщины, воображать себя ее мнимым покорителем, поставив перед собой на четвереньки какую-то шлюху! Мысленно унижая Эмилию, он порочит не ее, а только себя! Что общего прекрасная, гордая и умная женщина имеет с той, которая готова принимать любую позу перед любым мужчиной? Как, черт подери, тяжело сознавать себя неудачником и ничтожеством – и никакой разврат не способен успокоить смятенную совесть! Не на шутку разозлившись на самого себя, лейтенант тяжело вздохнул и замер.
– Ты все? – поинтересовалась Сильвия, поворачивая голову.
– Нет, – глухо ответил он, ложась на постель и закидывая руки за голову, – но это и не важно…
– Почему? Разве я тебе не нравлюсь? – обиженно спросила румынка. – Или делаю что-то не так? Ты скажи…
В ответ лейтенант лишь снова вздохнул.
– Подожди минуту, – пробормотала Сильвия и, шурша платьем, переместилась на постели. – Сейчас ты снова возбудишься…
Она наклонилась над лежащим Фихтером, окутав его душистой волной своих жестких волос, вытянула сочные губы трубочкой и принялась делать то, что на жаргоне офицеров их полка называлось «полировкой ствола».
Какое-то время он прислушивался – то к ее старательному дыханию, то к собственным ощущениям, а затем вдруг усмехнулся и начал цитировать одну из своих любимых элегий Овидия:
Но все лежал я как пень, как статуя, груз бесполезный,
Было бы трудно решить – тело я или же тень?..
– Что?
– Это я не тебе… Можешь продолжать.
А ведь подруга моя и руки ко мне простирала,
И поощряла любовь лаской искусной сама…
Но, увидав, что мой пыл никаким не пробудишь искусством
И что, свой долг позабыв, я лишь слабей становлюсь,
Молвила: «Ты надо мной издеваешься? Против желанья
Кто же велел тебе лезть, дурень, ко мне на постель?»
Профессиональное усердие Сильвии не пропало бы даром, но тут в коридоре раздались тяжелые шаги. Прежде чем лейтенант успел встрепенуться, в дверь постучали, после чего раздался грозный оклик:
– Именем его величества императора Франца Иосифа!
– Да здравствует наш славный император! – приняв это за шутку, отозвался Фихтер, но через мгновение остолбенел. Замерла и Сильвия.
В комнату буквально ворвался полковник Фихтер, за спиной которого стояли два солдата с винтовками.
– Дядя?
– Что ты здесь делаешь, мерзавец?
Пораженный его внезапным появлением, лейтенант вдруг истерично расхохотался:
– Если тебя это интересует, то Сильвия может продемонстрировать…
– Молчать, щенок! – Полковник порывисто прикрыл дверь, выставив обоих солдат в коридоре. – Какой позор! Немедленно выкинь эту девку вон и надень штаны!
– С каких это пор ты вздумал заботиться о моей нравственности при помощи солдат? – изумленно спросил лейтенант, приподнимаясь с постели и с трудом натягивая брюки. – Меня что – арестуют за посещение борделя?
В ответ на это полковник выдал короткую фразу, представлявшую собой одно из самых грубых ругательств немецкого языка:
– Der Teufel soil das buserieren, – и лишь после этого спохватился: – Ты здесь один?
– Нет, где-то рядом резвятся Хартвиг и Шмидт…
– Пойдем, ты отведешь меня к майору Шмидту, – приказал полковник, окидывая грозным взглядом удивленную и испуганно молчавшую Сильвию.
Лейтенант пожал плечами:
– Какого черта он тебе понадобился?
Выйдя в коридор вместе с дядей, Стефан заколебался, забыв, за какой из дверей «резвился» майор Шмидт, а затем решительно постучал в первую попавшуюся.
В комнате послышалась какая-то возня, сопровождаемая визгливым женским хохотом. Через минуту дверь распахнулась, и в дверном проеме возник абсолютно голый корнет Хартвиг.
– Это ты, Стефан? – пьяно улыбаясь, поинтересовался он. – Что еще слу…
Не договорив, он заметил стоявшего за спиной приятеля полковника Фихтера и испуганно отдал честь.
– Здравия желаю, господин полковник!
В ответ послышалось сдавленное рычание.
– Проклятье! И это офицеры австрийской армии! Распустились, сукины дети, устав забыли! Даже с голой задницей отдавать честь старшему по званию надо в головном уборе!
– Одну минуту, господин полковник!
И корнет на мгновение скрылся за дверью. Когда он вновь появился, на нем была форменная фуражка. Отдав честь, Хартвиг поспешно сдернул ее с головы и прикрылся.
– Тьфу! – мрачно наблюдая за его действиями, сплюнул полковник. – Где, черт бы вас всех подрал, майор Шмидт?
– Осмелюсь доложить, – угодливо подсказал корнет, – он в соседнем номере. Сюда, налево.
Полковник подал знак солдатам и, оттеснив плечом Стефана, сам постучал в дверь.
Майор Шмидт был не только полностью одет, но даже держал в руке револьвер.