Красотки кабаре

– А у него были основания платить ей тем же?

– Не знаю… вероятно.

Комиссар курил, краем глаза посматривал на фрейлейн Лукач, которая, отвернувшись к трюмо, начала припудриваться, и обдумывал следующий вопрос.

– Кстати, ваш русский знакомый господин Вульф однажды упомянул о письме, которое вы получили от вашей подруги накануне ее убийства.

Эмилия оторвалась от своего занятия и полезла в ридикюль, лежавший на туалетном столике.

– Пожалуйста, вот оно.

Комиссар, снова привстав с кресла, жадно схватил письмо и немедленно углубился в чтение. Впрочем, там было всего несколько строк, написанных небрежным, торопливым почерком:

«Милая Эмилия! Я оказалась в очень неприятной и запутанной ситуации, когда мне может срочно понадобиться твоя помощь. Достаточно сказать, что моей жизни угрожает опасность. Все подробности при встрече. Умоляю, приезжай не позднее завтрашнего дня в Кальтенбрюндльберг, и постарайся сделать это до полудня. Гостиница называется „Майстринг“. Целую, твоя Берта».

– А конверт? – поинтересовался Вондрачек, внимательно прочитав письмо два раза подряд.

– Конверт? – удивилась Эмилия. – Зачем вам конверт? Кажется, я его выбросила. Впрочем… – Она снова углубилась в ридикюль и через несколько секунд издала радостное восклицание: – А, вот же он!

Получив конверт в руки и внимательно исследовав почтовые штемпели, комиссар понял, что ко всем прежним загадкам добавилась еще одна. Письмо было отправлено за день до убийства, но не из Кальтенбрюндльберга, а из венского района Фаворитен. Это было весьма странно, ибо комиссар уже знал, что Берта Тымковец сняла номер в гостинице «Майстринг» за два дня до того, как подруга обнаружила ее исчезновение. Если бы не это обстоятельство, то логично было бы предположить следующее: фрейлейн Тымковец угрожает опасность, она срочно покидает ту квартиру, которую снимала на окраине Вены у фрау Попелеску, после чего скрывается в Кальтенбрюндльберге и уже оттуда посылает письмо своей подруге, прося ее немедленно приехать. Однако если она сама была в Вене и опустила письмо в почтовый ящик района Фаворитен, то почему не заехала к подруге, которая жила неподалеку? Что же получается – прожив пять дней в Кальтенбрюндльберге, исчезнувшая фрейлейн Тымковец пишет отчаянное письмо о помощи и едет в Вену, чтобы отправить его оттуда? Кстати, интересно бы узнать – какой помощи она ожидала от своей подруги?

– Вы задумались, комиссар? – Эмилия, отвернувшись от зеркала, внимательно смотрела на Вондрачека. – Вам что-то дало это письмо?

– Скажите, фрейлейн, – задумчиво начал Вонд-рачек, – вам известен круг знакомств вашей подруги? Я имею в виду – любовники, поклонники, другие подруги, родственники?

– Любовников она от меня скрывала, – сразу же ответила Эмилия, – и именно поэтому сняла комнату у мадам Попелеску, хотя первое время после приезда в Вену мы жили вместе… Других подруг у нее не водилось, а что касается родственников, то у Берты имелся лишь дядя – владелец хутора под Дебреценом. Но я даже не знаю, жив он или уже умер.

– Но неужели вы никогда и нигде не были вместе? – продолжал допытываться Вондрачек. – Неужели она ни о ком не рассказывала? Возможно, вы куда-нибудь заезжали, с кем-то встречались… Да вот, кстати, в том же районе Фаворитен?

Эмилия наморщила лоб.

– Постойте, я не очень уверена… улица Грабен расположена в этом районе?

– Да, – мгновенно насторожился комиссар. – И что дальше?

– Однажды мы катались по городу в открытой коляске, и вдруг Берта заявила мне, что у нее есть срочное дело. Я удивилась, тем более что мы собирались вместе поужинать, начала расспрашивать, но она как-то сразу заторопилась и принялась подгонять кучера. Мы остановились на улице Грабен напротив одного красивого особняка… Кажется, он был белого… нет, светло-желтого цвета. Берта простилась, вышла из коляски и сразу же забежала в подъезд.

– Вы сможете его показать?

– Да, пожалуй, смогу. Но неужели это так важно?

– Не знаю, – честно признался комиссар. – Но я просто обязан проверить все возможные варианты, чтобы узнать, кто же убил вашу подругу.

– В таком случае мы можем отправиться прямо сейчас, – предложила Эмилия, – я все равно уже собиралась ехать домой, и это как раз по пути…

Встав и предложив ей руку, комиссар невольно усмехнулся и даже мысленно подкрутил несуществующие усы. Он понимал, что фрейлейн Лукач опасается новых атак со стороны лейтенанта, который может устроить засаду где-нибудь у подъезда, для чего и решила взять комиссара в качестве надежного прикрытия.

Однако Фихтера и след простыл. Рука об руку они проследовали по коридорам театра, вышли с черного хода и очутились на улице. Комиссар подозвал фиакр, галантно помог своей спутнице подняться в карету, после чего приказал кучеру ехать на улицу Грабен.

Несмотря на поздний вечер, фрейлейн Лукач смогла узнать тот подъезд даже в свете уличных фонарей.

– Вы уверены? – на всякий случай поинтересовался комиссар и, получив утвердительный ответ, вылез из фиакра. – В таком случае благодарю вас, фрейлейн. – Он поцеловал руку в тонкой лайковой перчатке. – И счастливого пути!

Подъехав к своему дому и увидев одинокий мужской силуэт, который метнулся навстречу фиакру, Эмилия с досадой закусила нижнюю губу, решив, что неугомонный лейтенант продолжает свое преследование. Но как только незнакомец попал в свет фонаря, висевшего на боку фиакра, она сразу узнала Сергея Вульфа. Ее русский поклонник был явно взволнован – недаром же его глаза светились таким странным блеском, но что это было – вожделение, страсть, надежда?

Вульф открыл дверцу кареты, вежливо поздоровался и предложил Эмилии руку.

– Как я рад, что вы одна! – не удержавшись, заметил он.

– Почему?

– У меня к вам очень серьезный разговор.

Эмилия слабо улыбнулась и, опираясь на его руку, вышла из фиакра.

– Ну что ж, в таком случае пройдемте ко мне, хотя должна вас предупредить, что я устала после спектакля и, кроме того, у меня сегодня уже было два серьезных разговора…

– Я не знал, – растерянно пробормотал Сергей. – Тогда, может быть…

– Нет, нет, не будем откладывать. Идемте.

Пока Вульф расплачивался с кучером, Эмилия нажала кнопку дверного звонка. Горничная, дожидавшаяся своей хозяйки, открыла почти сразу. Актриса сама проводила своего гостя в гостиную, после чего приказала горничной удалиться и закрыть за собой дверь.

Вульф был сосредоточен на своих мыслях, а потому рассеян и неловок – споткнувшись на абсолютно ровном ковре, он едва не опрокинул огромную севрскую вазу, наполненную цветами. «Недавний подарок от директора „Иоганн Штраус-театра“ на память об успешном дебюте», – со смехом пояснила Эмилия.

Она устало раскинулась на софе, указав Вульфу кресло напротив.

– Садитесь и постарайтесь расслабиться. Сегодня вы просто неузнаваемы.

– Это потому, что именно сегодня должна решиться моя судьба, – глядя в сторону, глухо произнес Вульф и тут же мысленно выругал себя за пошлую фразу.

– Каким же образом?

Вульфу было неясно – догадывается ли она о цели его визита или задает этот вопрос из вечной женской привычки прикидываться, когда это удобно, ничего не понимающей. В любом случае, она предоставляла ему возможность высказаться – а это и было сейчас самым главным. Он мельком взглянул на Эмилию – такую красивую в этом декольтированном вечернем платье! – смущенно потер рукой лоб и начал говорить:

– Я хочу предложить вам… То есть нет, не так, я хочу сделать вам предложение. Я люблю вас, Эмилия, и мечтаю увидеть вас своей женой. Вы знаете, я не очень богат, но там, в России, я бы смог обеспечить вам достойную жизнь. Впрочем, наверное, я говорю что-то не то… вы знамениты на всю Вену, прекрасны и талантливы, а я… Не знаю, может быть, вам нравится этот лейтенант… Конечно, он красивее меня, но… Впрочем, опять что-то не то. Эмилия!

Только теперь он осмелился поднять на нее глаза и, завороженный выражением ее лица, уже не стал отводить их в сторону. Она сидела в такой позе… Вульф вдруг подумал, что, наверное, в такой же позе сидела Клеопатра, выслушивая признания своих знаменитых поклонников. Черт, как жаль, что он не Цезарь и не Марк Антоний и не может предложить любимой женщине стать царицей покоренного им мира! Как жаль, что он всего лишь скромный литератор и сын небогатого русского помещика! Никогда прежде его не волновали проблемы власти и славы, богатства и могущества; напротив, он искренне верил, что его литературно-философские изыскания гораздо выше всех этих «тщетных и суетных» дел. И вот теперь, поставив свое счастье в зависимость от решения этой чудной женщины, Вульф вдруг понял, насколько же мало он может бросить к ее восхитительным ногам.

Изящная маленькая ножка, закинутая на другую, игриво покачивалась в воздухе, а Вульф, затаивший дыхание перед этим упруго-рельефным чудом, жадными глазами следил за восхитительным маятником. Между черной лакированной туфелькой и пышным подолом темно-бордового платья виднелась узкая полоска белого чулка – и ему вдруг страстно захотелось упасть на колени и прижаться к нему губами, и захотелось с такой неистовой силой, что он задрожал.

Но стоило ему увидеть глаза Эмилии, как он мгновенно понял, что она угадала его желание. Угадала – и, устало улыбнувшись, покачала головой.

– Не стоит, Серж.

К чему относилось это «не стоит»? Только лишь к желанию целовать ее ножки или к его предложению выйти за него замуж и уехать в Россию? Он не знал этого, но уныло поник головой.

– Я не готова принять ваше предложение, – после небольшой паузы заговорила Эмилия. – Не спрашивайте меня почему и не огорчайтесь! Вы все равно сейчас не поймете моих чувств и моего нынешнего положения…